Как на смену семейным фотоархивам пришли цифровые носители
В начале мая знакомое семейство пережило информационный коллапс. Оставленный на хозяйстве сын-подросток, не пожелавший ехать с предками на дачные шашлыки, запорол фамильный компьютер. Все попытки спасти железного друга ни к чему не привели, и тогда — по совету приятеля — было принято кардинальное решение: отформатировать жесткий диск. Логика была проста: у родителей там все равно ничего ценного нет, игрухи и программы переустановить — дело нескольких часов, так что по возвращении с дачи никто перемен и не заметит. Итогом инициативы стала потеря фотоархива за восемь с чем-то лет.
— И ведь как чувствовала, Кать, — убивалась потом мама незадачливого хакера. — Еще месяц назад запланировала на 9-е разбор этих дебрей. Что-то постирать, что-то продублировать… Столько лет все собиралась упорядочить, и вот тебе пожалуйста! А там ведь и 1-й класс его был, и выпускной в началке, и как мы по Европе на великах, и у Санта-Клауса в Лапландии, и родители наши, еще живые…
Ну что тут скажешь? Кроме слов сочувствия и сакраментально-бухгалтерского «Не кладите яйца в одну корзину»?
— Предпочитаю хранить фото в электронном виде, — согласился с очевидным айтишник, руководитель проектов компании InformUnity Ларион Лушников. — Иногда, конечно, хочется полистать бумажный альбом, есть в этом своя прелесть, но за 15 лет совместной жизни, несмотря на это желание, мы с женой так и не напечатали ни одной фотографии. Для нас пока идеальный вариант — это многоуровневое хранение. Например, идентичные копии на двух жестких дисках плюс облако. Для особых параноиков дополнительно к ЖД можно посоветовать облачное хранилище. Есть несколько известных сервисов, которые бесплатно предоставляют внушительный объем для хранения любых файлов. Они используют крупные, а порой и собственные дата-центры, в которых предусмотрено многократное резервирование на случай выхода из строя части системы. Единственными минусами «облака» являются необходимость доступа к интернету и все еще недостаточные меры по сохранению конфиденциальности. Но использовать облака в качестве единственного места хранения я бы все же не стал. Во-первых, иногда требуется посмотреть фотографии там, где нет интернета. Во-вторых, в облаках тоже бывает потеря данных.
Ускользающая красота
Пропадают — не то слово. Причем не только данные, но и сами носители. Еще вчера флоппи-диски казались верхом технического прогресса, а сегодня уже скучают на задворках истории — в одной компании с дагерротипами и «музыкой на ребрах». Еще вчера флешка на 32 мегабайта считалась дорогущим шиком, а сегодня мало в чьем арсенале не найдется терабайтный ЖД. Скорость, с которой обновляются цифровые носители, вызывает острую необходимость постоянно перезаписывать на новинки все самое ценное и дорогое. Потому что кто не успел, тот опоздал: компьютеров, которые бы читали дискеты, уже днем с огнем не сыскать, да и продвинутые когда-то СD-дисководы постепенно становятся архаикой.
Современные технологии поменяли и само наше отношение к фотопроцессу. Цифровая эпоха снабдила нас уникальной возможностью снимать всегда и везде. Но она же, эпоха, делает истории миллионов и миллионов семей все более бесплотными. Ни тебе уютных плюшевых альбомов с шершавыми страницами в прорезях (чтобы вынуть быстро снимок и в сотый раз прочитать на обороте что-то трогательное или смешное, выведенное до слез любимым почерком). Ни пачек открыток с поздравлениями от дальней, но все еще близкой, родни. Ни черных пластиковых (как вариант — «желтоголовых» алюминиевых) пенальчиков с отснятой кем-то когда-то пленкой. Кануло в Лету и любимое таинство детства, известное многим: сидеть с отцом голова к голове в ванной комнате и смотреть не дыша как в неверном красном свете проступает на бумаге прожитая совсем недавно жизнь. И сушить потом эту бумагу на стекле кухонной двери (веревка с прищепками — табу, все свернется в трубочку!), и собирать поутру с пола облетевшие за ночь снимки, и отлеплять (опять не дыша и высунув от усердия язык) те, что летать отказались… Увы, семейные фотоархивы теперь чаще измеряются виртуальными гигабайтами. Причем открытыми зачастую всем и каждому.
Эта открытость, утверждают психологи, — не только дань изменившимся технологиям:
— Наше общество тоже стало чуть другим, — объяснил «ВМ» профессор МРСЭИ, психолог Дмитрий Смыслов. — Мы стали более демонстративными, придя к обществу рыночного типа, а задача членов этого общества продать себя подороже. Если человек демонстрирует в онлайне, где он бывает, какую машину водит, у кого одевается и т.д. — это в некотором смысле повышает его цену и, естественно, работает на его пиар. И еще один момент. Если раньше — в силу размеренности жизни — фамильные фотоальбомы как бы скрепляли родственников в одном, закрытом для чужаков, пространстве, то сейчас в нашу внутреннюю историю оказывается вхож любой серфер из соцсети. Не удивительно, что человек все больше склонен казаться, а не быть.
Все большую виртуальность личных архивов не сильно приветствуют и историки, заботящиеся о коллегах из будущего. Ведь материальность для них — это хлеб, азарт и пища для ума.
— Для нас имеет огромное значение, на бумаге снимок или в электронном виде, — объяснил «ВМ» Евгений Пчелов, доцент историко-архивного института РГГУ. — Потому что если вы работаете с источником, для вас важны все стороны этого источника, в том числе материал, на котором он сделан. Я не так давно занимался актом об отречении Николая II. Он, естественно, публиковался в сети, но исследователю крайне важно держать документ в руках. Я разглядывал его в архиве на просвет под разными углами, чтобы увидеть, были ли там какие-то скрытые правки, смотрел на размер и качество бумаги, чтобы сравнить с той, что использовалась в тот момент в ставке, выяснял, как и на какой машинке печатали текст — многие ведь ставят под сомнение подлинность этого акта…
В общем, надо, надо что-то оставить и потомкам, и археологам будущего. Не удивительно, что самым надежным хранителем информации историк по-прежнему считает бумагу:
— Конечно, оцифровка нужна, но она не должна отменять традиционные хранилища (к чему уже периодически призывают то там, то здесь). Вот был прекрасный проект Гугл-книги по оцифровке и выкладке в общий доступ содержимого крупнейших библиотек. И где он сейчас? Авторы и издатели подняли волну протеста, и все схлопнулось. Или вспомните ноу-хау советского времени — микрофильмирование архивных документов. Ну и кому нужны теперь эти полуслепые пленки? А ведь на их создание были потрачены колоссальные усилия! Так же и с личными нашими фотографиями. Нужно обязательно хотя бы самые ценные из них переносить на бумагу. Вот есть, например, инстаграм — настоящая хроника жизни! Но — бесплотная и сиюминутная. Люди чувствовали это. В итоге появился сервис по оформлению всей этой ускользающей красоты во вполне материальные альбомы. Поэтому говорить о гибели книги или «физической» фотографии, думаю, преждевременно.
Ручная работа
А никакой погибели, оказывается, и нет.
Аналоговая фотография сейчас переживает если не второе рождение, то довольно мощный всплеск интереса со стороны профессионалов и любителей. По сути, со времени окончательной и бесповоротной (как тогда казалось) смерти пленки, пришедшейся на начало 2000-х годов, когда изготовители хором и в розницу объявляли о закрытии аналоговых производств, прошло чуть больше 10 лет. Десятилетия хватило, чтобы люди затосковали по теплой, ламповой фотографии и принялись ее возрождать. Спрос рождает предложение: вот уже мировые фотоконцерны заявляют о возрождении производств, обратном перепрофилировании фабрик и разработке новых материалов. Причина — неуемный рост продаж аналоговых девайсов и комплектующих.
Новую волну интереса к пленке (а счет энтузиастов идет уже на миллионы) объясняют по-разному. Кто-то говорит о ветреной моде, кто-то — о магии сюрприза (ведь, в отличие от «цифры», пленочного результата надо еще дождаться). А кому-то не хватает жизни, глубины и волшебной тональности...
— Пиксель — это цифра. Голая, плоская и унифицированная, — рассказывает замечательный московский фотограф Наталья Львова, трепетно хранящая верность «аналогу» все годы. — Пленка — дело ручное и… живое, что ли. Все эти зерна бромистого серебра в желатине, из которых состоит пленочная фотоэмульсия, — они же на поверку совершенно разные: кривенькие, кособокие, несовершенные, застывшие как придется. В итоге после щелчка затвора цифровой кадр всегда получается плоским, а пленочный — более глубоким, объемным, дышащим и более искренним, что ли. Пленочный цвет более мягкий и плавный, цифровой — яркий, с резкими переходами. Нюансов и отличий масса. Но главное — «аналог» очень сильно мобилизует. Ведь количество кадров строго лимитировано. Это заставляет фотографа подходить к съемке крайне ответственно, вдумываться в каждый кадр, видеть и чувствовать ситуацию. В общем, всегда быть здесь и сейчас. Впрочем, в итоге все так или иначе сводится к мастерству и зоркости конкретного человека, какой бы техникой он ни снимал. Как говорили мои пожилые друзья-фоторепортеры, «Беседовать на темы искусства в фотографии неприлично. Картинка или есть, или ее нет».
ИСТОКИ
Первые фотоальбомы возникли раньше, чем сама фотография — в 1598 году. Поначалу в них вклеивали вырезки, гравюры, литографии и памятные вещи, а потом уже и снимки. В 1854 году была запатентована визитная фотокарточка. Такие карточки дарили друг другу, посылали по почте, хранили как сентиментальное воспоминание о человеке. Для их собирания издавались книги со страницами, на которых были слоты или прорези для фиксации изображения. В 1872 году небезызвестный американский писатель Марк Твен запатентовал свой «самостоятельно наполняемый» альбом, неотъемлемой частью которого были полоски клея на страницах для закрепления на них фотографий и памятных мелочей. К 1901 году было уже более 57 разновидностей этих альбомов, что принесло писателю более 50 000 долларов — больше, чем сумма, вырученная им за все его книги вместе взятые.
КСТАТИ
Самыми «живучими» считаются фотоальбомы классического образца — с картонными бескислотными (с нейтральным pH) страницами, каждая из которых проложена листом кальки. Снимки в таком альбоме крепятся при помощи самоклеящихся уголков и крайне редко выцветают.
ФАКТ
Писатель Льюис Кэрролл (автор «Алисы в Стране чудес» и «Алисы в Зазеркалье»), по утверждению его биографа Джона Падни, был признан лучшим фотографом XIX века, снимавшим детей. Выдержка в 15–20 минут, которую допускала фототехника того времени, осложняла процесс такой съемки. Кэрролл занимался фотоделом более 20 лет, став выдающимся фотографом и привнеся в портретную фотографию естественность, непринужденность и бытовые сюжеты.
ЦИФРА
2 минуты нужно сейчас человечеству, чтобы сделать больше фотографий, чем отщелкали земляне за весь XIX век.