Стрелявший по Кремлю
От первого залпа тяжелой артиллерии, произведенного со Швивой горки — это там сейчас сталинская высотка на Котельнической, — на Спасской башне разлетелись куранты.
Мелодия «Боже, царя храни», которая должна была прозвучать с наступлением очередного часа, захлебнулась и замолкла навеки. Москва словно потеряла дар речи. Юнкера, сидевшие в Кремле, были оглушены и растеряны вместе со всем городом. Не успел рассеяться первый дым, как новые залпы гаубиц, нацеленных из Замоскворечья, взорвали стены Николаевского дворца и Успенского собора, оставляя страшные раны на теле древнего города. Кажется, именно с этой минуты исход русской революции был предрешен.
Пушки три дня палили по Кремлю и центральным районам города — к 15 ноября 1917 года (2 ноября по старому стилю) бои в Москве были закончены. Гражданская война вступила в права вместе с залпами тяжелых орудий, растерзавших Кремль. Отряды юнкеров, кадетов и студентов — та самая сила, что противостояла солдатам и рабочим, — покинули крепость.
Звездочет-подпольщик
Идея подвергнуть пушечному обстрелу Кремль принадлежала... заведующему кафедрой астрономии Московского университета Павлу Карловичу Штернбергу. Штернберг изучал движение земных полюсов, одним из первых применил фотографию для точных измерений в астрономии, его вклад в науку неоспорим.
Но, несмотря на высокое признание его научных заслуг, выходец из Орловской губернии, потомок немецкого купца Штернберг с 1905 года вел «подрывную деятельность», а в 1908-м стал «гласным», то есть депут а т о м п о большевистскому списку в Московской городской думе. В 1914 году он был избран на кафедру профессора-астронома Московского университета, став директором крупнейшей на тот момент российской обсерватории. При этом целью своей жизни он видел осуществление переворота в России.
В Обсерватории МГУ на Пресне он хранил целый арсенал, а под видом гравиметрических измерений проводил на улицах Москвы съемку расположения полиции и государственных учреждений.
В пресненском филиале Музея истории Москвы, деревянном домике, где располагался Военно-революционный комитет, хранятся «часы Штернберга» с вмонтированной в них фотокамерой, и карта.
«У Павла Карловича «на случай восстания» были карты с мостами, виадуками, скрытыми подходами к железнодорожному полотну на ближних подступах к городу.
Из числа рабочих еще в августе сформировали подрывные группы», — с восторгом пишет Павел Чернов в своей повести о Штернберге «Земля и звезды», вышедшей в серии «Пламенные революционеры».
Охранка долго охотилась за хитрым и изворотливым астрономом. Обыски не давали никаких результатов аж с 1906 года. И вот в апреле 1913 года в деле появляется женщина. Слежка устанавливает связь Штернберга с партийной активисткой Варварой Николаевной Яковлевой. Дочь богатого купца Яковлева в 19 лет с головой ушла в революционную деятельность. Они познакомились со Штернбергом на Высших женских курсах, где он читал лекции по астрономии. Позже она станет его женой. В советской историографии нет никаких упоминаний о первой семье «пламенного революционера», увлекшегося большевичкой и бросившего жену с четырьмя детьми.
За подрывную деятельность Яковлева была выслана в Нарымский край (ныне Томская область. — «ВМ»), но бежала оттуда и вовсю занималась организацией подполья в Москве. В 1929 году Яковлева возглавит Наркомат финансов, в 1937-м она будет репрессирована и расстреляна в 1941-м в Орле, на родине своего мужа. Он об этом не узнает. В 1919 году член Реввоенсовета Восточного фронта Штернберг простудится при форсировании Иртыша и скончается от пневмонии 1 февраля 1920 года.
Прямой наводкой
В 1917 году неутомимый астроном-подпольщик оказался в гуще революционных событий. В решающие дни октябрьского восстания он был назначен начальником штаба Замоскворецкого военнореволюционного комитета.
«Темные, тесные, до бесконечности грязные комнаты трактира на Калужской площади — вот где помещался штаб пролетарской революции», — вспоминает тогдашний глава Моссовета Лео нид Каменев в своей энциклопедии «Красная Москва 1917–1920». Его романтизированное описание «героя революции» Штернберга рисует человека, спавшего по несколько минут в день, не перестающего отдавать указания, посылать лазутчиков, налаживать полевой телефон, вести переговоры с казаками, которые подходили к Калужской заставе «с неясными намерениями».
Будучи математиком, Штернберг оказался незаменимым в деле изучения оружия — ведь пролетариат и понятия не имел, как обращаться с французскими пушками, попавшими в их руки. А изучив их устройство, Штернберг руководил установкой орудий.
Далеко не все большевики были согласны с идеей обстрела Кремля. Член Пресненского ВРК Меркулов писал в мемуарах: «Я помню, как в штаб Пресни пришли солдаты тяжелой мортирной артиллерии, что стояла на Шелепихе, и просили разрешения пустить два-три снаряда в Александровское военное училище (оно располагалось на улице Знаменке — «ВМ»). Мы запретили, потому что рядом находился Кремль и снаряды могли повредить его». Однако назначенный в конце октября 1917-го главой Пресненского ВРК Штернберг воспользовался правом принятия решений. 30 октября был отдан приказ о подготовке тяжелой артиллерии. «Большевики Мастерских тяжелой осадной артиллерии (Мастяжарт) сформировали несколько батарей. Одна из них вела огонь с Воробьевых гор. Орудия другой были установлены около Большого театра для обстрела гостиницы «Метрополь».
Еще две шестидюймовки заняли позицию на Швивой горке», — свидетельствует Николай Туляков в книге «Борьба за Кремль».
На Швивой горке были установлены две 48-линейные (122-миллиметровых) полевые гаубицы образца 1909 года. Из ВРК на набережную у Крымского моста — два французских осадных 155-миллиметровых орудия. «Наводить орудия «на глазок» взялись профессор астрономии П. К. Штернберг, инженер Гопиус и бородатый бригадир-наводчик из Бутиковских казарм», — пишет в своих воспоминаниях начальник Красной гвардии Замоскворечья Владимир Файдыш.
Бронетрамвай
Успех революции во многом обеспечен неуемной энергией таких деятелей, как Штернберг. В ночь перед восстанием, 26 октября, в штабе в гостинице «Дрезден» собрались те, кому было поручено не пропустить к Москве эшелоны с подмогой. Штернберг взял на себя обеспечение оружием рабочих районов. Арсенал в Кремле — 70 тысяч винтовок — уже был взят. Отсюда, из «Дрездена», Штернберг руководил формированием летучих отрядов. Он почти не спал и не снимал свою кожанку. В этом сумасшедшем азарте был придуман деревянный бронетрамвай: листового железа не хватало, и вагон трамвая обшили досками в два слоя, засыпав полости песком. На борту надпись: «Постою за правду до последнева!» По предложению Штернберга внутри установили вращающееся колесо, укрепив на нем пулемет. Прорываться к Кремлю было решено любой ценой.
Святыня на святыню
Противники окопались на территории двух московских святынь: красные во главе со Штернбергом — за оградой церкви Никиты мученика на Швивой горке, откуда открывался панорамный вид на Кремль, а белые под командованием Рябцева — под стенами Чудова монастыря, в малом Николаевском дворце.
«Артиллеристы были восхищены выбором позиции, — вспоминал большевик Туляков. — Действительно, Кремль виден был как на ладони. Мы знали, что в малом Николаевском дворце, рядом с Чудовым монастырем, помещался полковник Рябцев со своим штабом. Далее были хорошо видны Спасские ворота и башня с часами, купол здания окружного суда, Василий Блаженный, — словом, в любую точку можно было класть снаряды (...)» Палили без разбора не только по Кремлю. Константин Паустовский, живший у Никитских ворот, описал один из эпизодов этого беспорядочного обстрела жилых кварталов из пулемета, установленного у памятника Пушкину. «Так начался в Москве октябрьский бой, или, как тогда говорили, «октябрьский переворот».
Он длился несколько дней. В ответ на пулеметный огонь разгорелась винтовочная пальба. Пуля чмокнула в стену и прострелила портрет Чехова (...) в грудь и прорвала белый пикейный жилет», — пишет он в очерке «Синие факелы». Вместе с жильцами он несколько дней сидел в осажденном доме и видел, как вокруг горели и рушились дома. По свидетельствам москвичей, огромные дыры в стенах домов много лет напоминали о тех страшных днях.
Осколком снаряда, выпущенного с колокольни Зачатьевского монастыря, в своей квартире впервые за всю свою военную карьеру был ранен легендарный генерал Брусилов... Осколок раздробил ему ногу.
«Когда я приехал на батарею, с тем чтобы приступить к обстрелу Кремля, то увидел, что вся батарея пьяна и что нужно ее сменить», — пишет Туляков, нисколько не смущаясь тем обстоятельством, что вошедшие во вкус пьяные солдаты «били по буржуям» даже после того, как юнкера покинули Кремль.
А вот еще факт, о котором в советские годы не распространялись: Штернберг, каким бы гениальным математиком ни был, один управиться со всеми этими пушками не мог. Помощники быстро нашлись: наводили орудия на Кремль немецкие офицеры из числа военнопленных! И это в разгар Первой мировой войны...
Сила оружия оказалась на стороне большевиков. Защитники Кремля артиллерии не имели, за исключением нескольких 57-миллиметровых окопных минометов ФР. За дальнобойность, не превышавшую 350 метров, красногвардейцы презрительно называли их плевалками и не опасались их огня.
■ В советской истории Штернберг остался и астрономом, и революционером. Его имя до сих пор носит Государственный астрономический институт (ГАИШ), расположенный на Воробьевых горах. А в фойе этого дворца науки образца 1950-х годов, где время, будто в насмешку над всеми попытками познать его суть, словно остановилось, по-прежнему висит полотно «Штернберг руководит обстрелом Кремля» художников Дмитриевского и Евстигнеева.
ФАКТ
29 ноября 1917 года Епископ Нестор Камчатский отправился в качестве санитара на улицы Москвы. 11 декабря была опубликована составленная им печальная летопись многочисленных разрушений Кремля. Сокрушаясь о том, что впервые в истории России Кремль был зверски изуродован — и не внешним врагом, а русским же народом, он сообщает о разрушениях в Успенском соборе, Чудовом монастыре, повреждениях башен Кремля и всех святынь и построек цитадели.
Подписывайтесь на канал "Вечерней Москвы" в Telegram!