Юрий Чернов: Меня путали со Смоктуновским и часто принимали за Золотухина
24 апреля народный артист России Юрий Чернов отмечает 70-летний юбилей. Зрители запомнили этого нестандартного и яркого артиста практически с первых его ролей. Он сыграл в таких знаковых фильмах, как «Доживем до понедельника» и «Совсем пропащий», в «Ловушке для полтергейста» и «Королях российского сыска», «По Таганке ходят танки» и «Из жизни начальника уголовного розыска», сказках «Там, на неведомых дорожках...» и «Приключения Электроника», «Слава» (о Вячеславе Фетисове), «Бабий бунт, или Война в Новоселково». А сейчас он заканчивает сниматься в картине «Ганза. Путь навстречу». Еще Юрий Чернов закончил цирковое училище, и это обстоятельство наложило свой отпечаток на всю его жизнь.
— Юрий Николаевич, вы в Москве проживаете в очень интересном месте…
— Я родился в Самаре, но в столице живу более полувека, и мне тут всегда везло на интересные места. Мы с семьей сначала жили напротив «Петровки, 38», теперь живем напротив Бутырской тюрьмы, а где окажемся завтра — одному Богу известно. Но конкретно сейчас я обитаю на даче: мне тут представители одной популярной телепередачи сделали шикарный ремонт, но только в части квартиры. Теперь мои близкие — жена Валентина и дети-художники — пытаются в подарок к юбилею сделать соответствующий ремонт в остальной ее части. Но уже своими силами. Так что я в перерывах между репетициями и спектаклями в театре «Школа современной пьесы» на даче слежу за вылезающими из земли тюльпанами и флоксами и за тем, как появляются почки на розовых кустах.
— Со стороны вы выглядите примерным семьянином.
— Мне очень важно, чтобы в доме царили доверие и взаимопонимание. Моих детей помогали воспитывать бабушка и дедушка, они водили их в школу, в детский сад. Их дед — мой свекр, например, вставал и собственноручно готовил по утрам моему сыну Максиму кашу. Он был учителем русского и литературы. А бабушка была врачом.
А моя собственная семья, как и многие другие в СССР, сначала жила в бараках в Самаре. Бараки слагали опыт жизни: все знали друг друга, общались легко и весело. А потом мы переехали. Я, кстати, несколько раз приезжал в места, связанные со своим детством, видел эти самые бараки, но мне почему-то казалось, что последующим поколениям детей в них было совсем не так интересно, как раньше было интересно нам.
— Судя по всему, вы были заводным и неуемным подростком?
— Абсолютно неуемным. И все время общался с ребятами из разных компаний. Мы обожали «Битлов» и «Ролинг Стоунз». Меня даже прозвали за эту любовь во дворе «ролингом». Мой фанатизм в отношении этих групп появлялся неожиданным образом: я красил волосы в разные цвета.
— А как к этим художественным изыскам относились ваши родители и учителя?
— Однажды, проснувшись, я увидел, что отец склонился и с испугом разглядывает мою голову: «Сын, что это такое?!» Мои волосы были изумительного красного цвета.
— И вы пошли перекрашиваться?
— Да, в другой цвет. Цвет моих волос вообще постоянно менялся в диапазоне от красного до зеленого.
— А с вашими детьми подобное потом не происходило?
— Как-то я взял с собой дочь Ярославу на съемки фильма «Игра» Бориса Галкина. Она там должна была играть мою дочь — девочку-азербайджанку, для чего ее выкрасили в черный цвет. Мы вернулись домой, и с порога я услышал истошный крик жены: супруга решила, что я — разгильдяй-отец — в аэропорту перепутал собственного ребенка и привез домой чужого! «Ты кого привез?!» — кричала жена.
— Мне кажется, что задатки клоуна (вы ведь, кажется, закончили цирковое училище) в вас проявлялись еще в детстве?
— Ну, по крайней мере, для меня было очень органичным то, что я поступил на отделение эстрады и клоунады. Но ведь цирк при кажущейся легкости, требует невероятной работоспособности. В цирке, в отличие от театра (а мой путь на сцене начинался с Театра Миниатюр), нельзя спрятаться ни за кого: если булава при жонглировании падает, то это видят все.
— А вот интересно, как складывались ваши отношения с костюмом в те годы?
— Я вшивал клинья в брюки, которые мне покупала мама. И… приделывал лампочки, чтобы мигали при ходьбе. Мои одноклассникам все это очень нравилось, и они просили сшить то же самое и им.
Думаю, что тяга к оформительству во мне в чем-то — наследственная. Мой отец был художником-оформителем на авиационном заводе «Прогресс». Он каждое лето ездил в лагерь «Орленок» и брал меня с собой. Мы там с ребятами лазили по чужим садам, хотя мама фруктов привозила вдоволь. Но нас, мальчишек, манило само ощущение тайны и опасности. Вот там, в «Орленке», я и стал известным артистом. К нам приехали телевизионщики снимать передачу о юбилее лагеря. На вечере меня попросили вести концерт самодеятельности, который шел в прямом эфире. Напряжение было страшное, я перезабывал все фамилии. Но вежливо извинился в камеру, сбегал за кулисы, узнал имена выступающих, вернулся и объявил их. Моя находчивость очень понравилась режиссеру. Он объяснил, что в этом интуитивном поступке чувствовалось чутье и понимание того, чем я занимался — ощущение будущей профессии.
Это ведь с годами человек привыкает, обживает сцену, осваивает профессию. Но поначалу очень ценится находчивость, которая многое артисту заменяет.
— Говорят, что у актеров есть персональный набор кошмарных снов. Вы никогда не боялись театральной сцены?
— Раньше очень боялся и думал, как бы побыстрее оттарабанить текст и убежать. А сейчас получаешь такое удовольствие! Это блаженство, когда сидят зрители, ты вышел, они на тебя смотрят. И ты можешь «закинуть крючок» и «вести» их за своим персонажем. Как на рыбной ловле. Рыба пытается сорваться с крючка, уйти вниз, ты ее немножко вроде бы и отпускаешь, а сам подтягиваешь аккуратненько к себе. Она вниз, а ты ее тянешь! И вот так же ощущают себя артисты на сцене.
— Общение с кем из больших актеров, с которыми довелось работать, запало вам в душу?
— Ой, их было так много, я такой счастливый! Это были Николай Крючков, Леонид Броневой, Любовь Соколова, Ия Савина, Любовь Полищук, Роман Карцев… Я, например, снимался с великим Георгием Милляром! Мне запало в сердце и общение с Вячеславом Тихоновым в «Доживем до понедельника». Тихонов уже был известен, я помню, с каким восхищением мы — ребята, участники фильма, на него смотрели. Он уже снялся в фильмах «Дело было в Пенькове» и «Мичман Панин» — фильмах, на которых мы выросли. Он обучал нас своим примером. Это был мастер-класс прямо на площадке.
— Юрий Николаевич, многие комедийные артисты жалуются, что их постоянно путают с кем-то. Вас путали?
— Однажды в транспорте я услышал спор по поводу своей персоны и испытал гордость от того, что вот мол, меня теперь узнают. А потом ко мне подошли спросили: «Это же вы играли в «Берегись автомобиля»?» Я расхохотался, но мне это сравнение было лестно — меня спутали с самим Смоктуновским! Часто меня принимали за Валерия Золотухина и назвали «Бумбарашем». Но большинство, конечно, узнавало сразу. Дело ведь не в известности. Точнее не только в этом. Для актера самое важное — быть востребованным, заниматься любимым делом. Когда поступаешь в театральный институт, то меньше всего думаешь о том, будешь ли знаменит. Мне просто нравится выходить на сцену каждый вечер. Я посвятил театру всю свою жизнь, это огромное счастье, и никаким другим делом я бы сегодня не хотел заниматься.
— В кино и на сцене вы изрядно помотались по эпохам, примеряя, то костюм бомжа, то шляпу и шпагу. В театре Сатиры, где последние годы успешно работали, у вас было шесть ролей. Но сегодня вы снова — на сцене родной «Школы современной пьесы», где, как я слышала, исполняете роль Толстого в премьерном спектакле «На Трубе»?
— Это очень интересный спектакль. Зрителей делят на группы по 25 человек, мы — артисты водим их по театру, рассказывая истории удивительного здания на Трубной площади. А здесь есть что вспомнить, так как в этих стенах встречались Шаляпин и Чехов, здесь был Горький, Станиславский со своей труппой приходил отмечать премьеру спектакля «На дне», отмечали тут и «Татьянин день» профессора университета. В этом здании был ресторан, первым хозяином которого был знаменитый Оливье, отсюда и название нашего любимого салата — оно вышло из стен здания этого театра.
Мы в первом отделении рассказываем обо всем этом. А во втором действии на каждой площадке семь пар героев — Чеховых и Толстых — играют свою тему. Одна пара раскрывает тему любви, другая разговаривает о политике, третья рассуждает о жизни и смерти, а наша пара с актером Александром Овчинников спорит о еде. Чехов восхищается вкусом жаренного цыпленка, рыбки и грибочков, а Толстой, которого играю я, говорит: «Как можно надеяться, что на земле воцарится мир и процветание, если наши тела являются живыми могилами, в которых погребены убитые животные?» Мой герой на завтрак есть только овсяную кашу, а на обед — картофельный супчик.
— Вы ведь еще и играете в тандеме с замечательными Ольгой Волковой и Ольгой Хохловой?
— Это веселый антрепризный спектакль «Жених из шкафа». Но, как любую комедию, ее лучше увидеть. А еще я играю в другом антрепризном спектакле с той же обожаемой мною Ольгой Волковой, Юлией Куварзиной, Александром Волковым спектакль «Любовь и голуби». Играю ту роль, которую в фильме замечательно делает Сергей Юрский. Ну и с нетерпением жду новых ролей на сцене моего любимого театра «Школа современной пьесы».