Маргулис рассказал, как купил инструмент, на котором не умеет играть, и ел лягушек
На днях состоялись очередные съемки авторской телепередачи «Квартирник у Маргулиса», которую ведет певец, гитарист, автор песен, Заслуженный артист РФ Евгений Маргулис. Известный музыкант за чашкой крепкого шотландского чая из самовара ответил на вопросы корреспондента «Вечерней Москвы» и рассказал о своей жизни и творчестве.
— Ваш отец — инженер, мама — учительница. Почему вы стали музыкантом?
— Наверное, повезло. В какой-то момент своей юношеской жизни я понял, что музыка доставляет мне большее удовольствие, чем любая другая работа. Родители хотели, чтобы я стал врачом. Учился, но медицина постепенно отошла на второй план. Стал прогуливать, а потом понял, что хочу стать музыкантом. И по мере возможностей становился им. Думаю, у меня получилось.
— В детстве вы учились играть на скрипке, и однажды ваша бабушка ее отняла и выбросила в окно...
— Да, она любила музыку и ее раздражали звуки, которые я извлекал из инструмента.Так как мой музыкальный вкус были нулевым, звуки у меня получались совершенно омерзительными. Мы жили в одной маленькой комнате, из всех зол бабушка выбрала самое большое — скрипку. И выбросила ее.
— Чем занимается ваш брат Марк?
— К музыке он не имеет никакого отношения. Он серьезный инженер, связист, хороший мастер своего дела. В свое время он собирал усилители. В детстве научил меня собирать детекторный приемник. Ему связь нравилась больше, чем музыка.
— Вы один в семье – музыкант?
— У меня есть сестра, Зинаида, она преподаватель музыки. Два урода в нашем большом семействе. Она очень музыкальна, и я ее очень люблю.
— Что вас подтолкнуло уйти из медицины?
— Мы были то ли в Фрязево, то ли в Мытищах. Всю ночь гуляли — сильно. Утром я приехал в роддом на тяжелые роды. И меня «накрыло» после выпитого — грохнулся в обморок. Не потому, что я такого не видел — я в морге работал, пугать меня нечем, меня просто вырубило. И я после этого решил: «Пойду-ка я в рок-н-ролл!», нельзя совмещать гулянки и медицину.
— Вы одно время работали санитаром. У вас есть произведения на «медицинскую» тему?
— Я запирался в медицинской раздевалке 67 больницы. У меня там была бас-гитара, все свободное время сидел там и пытался научиться играть. Мне Хотелось играть так, как это делал Пол Маккартни. Не знаю, так ли, но научился. Медицине у меня «посвящений» нет. Что можно на эту тему сказать? «Лучше быть здоровым, но богатым, чем бедным и больным». Может быть, напишу что-нибудь в следующей жизни. Есть у меня «Доктор Свет» — песня, посвященная Леше Свету, главврачу Первой Градской, который частенько приходит к нам. У нас много общих друзей. Почему бы не написать про него: «Доктор, доктор, я больной на голову. Доктор, доктор, ты больной на голову…». Тем более, он здорово помогает при нештатных ситуациях. Главное, чтобы он был и ему можно было бы позвонить.
— Родители переживали, когда вы бросили мединститут?
— Мы же все продукты советского времени. Семейных устоев никто не отменял: вначале получи высшее образование, а потом хоть в дворники! В принципе, это правильно. Хотя, половина моих друзей получили дипломы, а после того, как советская власть закончилась, стали независимо от — теми, кем хотелось: художниками, музыкантами. И зарабатывают этим деньги.
— Вы работали в разных группах, меняли коллективы…
— В 1979 году я ушел из «Машины времени», мне она надоела. Мы сделали «Воскресение», просуществовали не долго, потому что я снова и в последний раз восстановился в институте, но опять долго этого не вынес. Мне больше нравится ездить на гастроли. Это был редкий момент в жизни, когда я неожиданно подумал, что надо бы остепениться, жениться, успокоить родственников. Я не сделал ни того ни другого — вернулся в музыку.
— В какой группе вы стали играть?
— Это была группа «Аракс». Первая профессиональная история, конец 1979 года. До 1982 года я там бесчинствовал. Потом «Аракс» запретили, я стал бесхозен. Группу запретили из-за меня. Меня обвинили в антисоветской пропаганде. Из-за некоторых разногласий с Комитетом госбезопасности я полтора года не мог устроиться на работу.
— И все-таки устроились наконец...Куда?
— Меня подобрал Юра Антонов, я играл у него. Очень ему благодарен. Антонов пошел работать в чечено-ингушскую филармонию для получения звания. Это ему посоветовал Кобзон. Я сказал Антонову: «Куда ты меня возьмешь?! Я подчеркнут красным карандашом после «Аракса»!» А он ответил: «В Чечено-Ингушетии не знают, что такое «красная строка», и тебя не знают тоже. Будут представлять просто «бас-гитаристом».
— Получилось?
— На меня, действительно, никто не обращал внимания. Мы объездили всю Чечню, причем много раз. Публика принимала очень хорошо. Ну, а через полтора года случилась «перестройка».
— А потом?
— В 1990 году «Машине времени» исполнился 21 год, у них исчез пианист, Саша Зайцев, меня позвали сыграть старое на юбилейных концертах. Я не играл с ними 11 лет. Делать было нечего, я вернулся, поиграли какое-то время. Потом это дело мне опять наскучило.
— Ваша история про «запрет» и «ссылку» напомнила мне автобиографический рассказ Михаила Шуфутинского. Плюс любовь к джазу…
— Естественно, мы пересекались. Мы познакомились, когда он был в Америке, мы приехали туда на гастроли. Он пел в своем ресторане «Атаман» в Лос-Анджелесе.
— В трудные времена был соблазн уехать из страны?
— С одной стороны, мы там не нужны никому как музыканты. С другой стороны, я занял позицию Ходжи Насреддина. У него спросили, может ли он научить осла говорить? Ходжа согласился, взял себе осла и деньги, и сказал: «За несколько лет кто-нибудь сдохнет — ишак, падишах или я сам!» Где родился – там и пригодился! Теперь выступать можно.
— Вы – Заслуженный артист Российской Федерации!
— Каюсь!
— Могли такое представить себе в юности?
— Все меняется. Главное, чтобы музыканта любил народ. А звание… Я об этом не задумывался.
— «Квартирник» 2015 – 2017 года отличается от того, который вы ведете сейчас?
— Конечно! Локации разные, места теперь больше, мы можем позволить себе другую музыку. В маленьком помещении кроме «акустики» ничего играть было нельзя. Народу приходит больше, растет известность, мы страдаем — приходится отчасти скрываться. Мне здесь нравится!
— Ваша жена, Анна — психотерапевт. Она помогает вам, друзьям в психологическом плане?
— Она проводит беседы с женами «братьев по оружию». Перестала заниматься психологией, ей нравится керамика, скульптура, она отливает толстых симпатичных теток в бронзе. Получается увесисто и красиво. Но советом всегда старается помочь. Говорит дельные вещи.
— А сын чем занимается?
— Даниил родился математиком, им, судя по всему, и останется.
— С 2001 года вы стали писать тексты к песням. Говорят, «от хорошей жизни стихов не пишут». Что случилось?
— Я всегда делал песни для себя. Но когда вокруг настоящие «киты», типа Леши Романова, Сани Васильева или Гребенщикова, писать ничего не хочется. Вокруг столпы рок-н-рольного искусства. И вдруг решил: «Почему бы и нет? Пишу-то для себя!» В «Машине» я тексты свои не показывал. На свое сорокалетие записал первый альбом со своими текстами. Поначалу давал их редактировать друзьям, и понял — у нас абсолютно разные идеи. Я решил: «Пропади все пропадом! Я буду писать сам! Это только мои тексты. Мировоззрение и идеи!»
— В школе стихи писали в тетрадку?
— Нет. Только иногда нецензурные четверостишия. Делаю это с удовольствием иногда и сегодня. В основном, посвящения друзьям на дни рождения. Там иногда бывают связующие звенья между хорошими словами, а так я мат не употребляю.
— Вы пели арию Ирода? Как входили в роль?
— Было такое дело! В начале девяностых выпустили русскую версию рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда». Я исполнил эту арию. Мне нравится эта опера. Работа была исключительной по звуку, текст хорошо перевели и адаптировали.
— На каких вы играете инструментах?
— На всех струнных, кроме скрипки. Здесь важно, как их настроишь. Если настроить как гитару, любой инструмент кажется родным. У меня большая коллекция этнических инструментов.Умею играть на всех, кроме индийского ситара. Там очень сложная история, это старинный щипковый инструмент, нечто отдельное.
— Какой самый необычный инструмент есть в вашей коллекции?
— Все этнические инструменты немного странные. Я притащил года три назад старинный индийский инструмент сарод. Как его настроить, не знает никто. У него стоят металлические струны из проволоки. Ему сто лет. Он валялся в антикварной испанской лавке, стоил страшных денег. Я сказал продавцу, что кроме меня его никто не купит... Люблю Испанию, часто там бываю. Я приезжал, заходил в лавку, он там лежал. Это продолжалось года четыре. В последний раз лавочник увидел меня, подошел, дал инструмент и сказал: «Ты был прав, это штука никому не нужна! Ты умеешь на ней играть?». Я ответил: «Конечно, нет!». Он сказал, что я сумасшедший, и отдал инструмент за копейки.
— Кроме инструментов вы собираете фигурки лягушек...
— Было... Мне такое количество всякой ерунды надарили, что я перестал. Не нужно, а выбросить жалко. Поэтому и стал собирать редкие инструменты, хоть какая-то ценность.
— Как-то вы создали группу «Шанхай», потом написали «Шанхай-блюз». У вас что-то связано с Шанхаем?
— Никакой связи! Просто придумывали названия, оказалось, что все те, что нравятся, уже разобраны. Витька Рыбаков, наш приятель, предложил «Шанхай». Потому что клево, и больше таких групп нет.
— А в Китае вы бывали?
— Много раз!
— Лягушек там ели?
— Конечно! Лапки. Попробовал ради интереса. Я всегда пробую национальную пищу в тех местах, куда забросила судьба. Жаб не пробовал. Но китайскую водку с крысиными эмбрионами пил. Со змеями пробовали многие туристы, это не в счет. А на крысенышах — круто! Она молочного цвета, вид мерзкий и плавает всякое… На вкус весьма странно, как и весь китайский алкоголь. Там всегда — то змея, то крысиный хвост.
— Почему друзья называют вас Гулей?
— Макар придумал, от фамилии.
— Как вы отдыхаете?
— Проводить время надо с близкими друзьями, к которым музыка не имеет никакого отношения! Отдыхаю я лениво. Еду в какую-то страну, смотрю достопримечательности, пью местные напитки и ем блюда, получаю удовольствие. Вчера вернулся из Испании. Провел там десять восхитительных дней. Приехали друзья, оторвались по полной.
— У вас есть дома животные?
— Собака, которую мы делим с сыном. Она по очереди то у нас живет, то у него, когда уезжаем. Очень смешная, породы пти-брабансон по кличке Дружок.
— Чем вы порадуете поклонников своего творчества?
— В начале года я выпустил свой новый альбом. Винил вышел месяц назад. Что-нибудь еще сделаю, пока не думал. Нельзя каждые полгода выпускать по альбому. Может быть — клипы. Делаю одну работу, но пока озвучивать какую не буду. Пусть станет сюрпризом.
— Готовите дома?
— Нет, конечно! Для чего я женился?!
— Что такое счастье?
— Получать удовольствие от того, что ты делаешь, и от людей, с которыми ты общаешься.
Читайте также: Михаил Шуфутинский: Мы вместе с Пугачевой прогуливали философию и политэкономию