Михаил Горевой: Мечтаю о роли комических старух, на молодух меня уже не возьмут

Новый сезон сериала «Екатерина» стартовал на канале «Россия». Роль начальника тайной канцелярии сыграл Михаил Горевой. Корреспондент «Вечерки» встретился с актером, в послужном списке которого больше ста ролей — в России и за границей.

— Михаил Витальевич, в «Екатерине» вы играете начальника Тайной канцелярии Шешковского. Что знали о вашем герое до съемок?

— Это уже третий сезон «Екатерины», я участвовал и во втором. Играю я человека реального, человека героического — государственника, о котором складывали легенды. Его уважали, ценили, любили и ненавидели. Он был, с одной стороны, жесткий, но в то же время глубоко переживающий. По крайней мере мне бы хотелось воплотить такого персонажа. Он был умен, образован. В молодости он был учителем танцев, а потом его называли «домашним палачом Екатерины». И в этом сезоне будут очень яркие эпизоды, выражающие именно эту сторону моего героя.

— Такого человека трудно представить иначе, чем «доктора Зло». Вы нашли какие-то правильные мотивации вашего героя?

— Он предан своей императрице и восхищается ею. Вы представьте себе, какой это мощнейший человек. К одному из наших великих либералов, которого арестовали, приехал на допрос не сам Шешковский, а лишь человек от него. И этот великий, могучий человек упал в обморок, узнав, что приехал человек от Шешковского (это исторический факт, речь идет об Александре Радищеве, авторе «Путешествия из Петербурга в Москву» — прим. «ВМ»).

Так вот представьте себе — кого мог бояться Шешковский? Только свою императрицу. Он в нее и влюблен, и боится. Я с наслаждением работал над этим образом. И очень ждал третий сезон. Потому что тема его очень актуальная — самозванцы. Этот период истории очень сочный. Каждый день появлялись самозванцы, их были сотни! Мне было невероятно интересно работать, потому, что рядом были блестящие партнеры, и великолепный режиссер Дима Иосифов (широкому зрителю известен как исполнитель роли Буратина в известном советском фильме 1975 года — прим. «ВМ») и замечательнейший наш оператор Максим Шинкоренко. Я поработал с кайфом в настоящем кино.

— Любой исторический фильм обречен на критику со стороны знатоков истории...

— История — неточная наука. В угоду разным интересам ее крутят и переворачивают, как блин. Это во-первых. Во-вторых, это художественный фильм. И правда у нас тоже художественная. И кровь ненастоящая, а клюквенный морс. И когда артисты умирают в спектакле, то потом в финале они встают и кланяются.

— Если правды нет, то стоит по сериалу «Екатерина» познавать историю?

— Конечно. Потому что этот сериал делают люди, которые в десятки, а то и в сотни раз компетентнее зрителя.

— А вы как зритель какие фильмы предпочитаете смотреть?

— Последнее сильное впечатление — это «Джокер». Это блестящее кино по всем параметрам: по сценарию, по изображению, по актерской игре. Там заложены кинематографические бомбы. Они настолько меня заинтриговали, запутали, что я буду дожидаться, когда смогу дома посмотреть фильм в оригинале, останавливаясь на языке. Подробно пересматривая и пытаясь свести концы с концами. Одно я могу сказать точно: они разработали технологию, по которой можно манипулировать вниманием. А завладеть вниманием — это одна из важнейших тем нашей профессии, кино.

Тридцать лет тому назад человек был гораздо медленнее, и для того, чтобы завладеть его вниманием, у нас было минуты три. Сейчас посчитали — восемь секунд. Если я за восемь секунд не завладею вниманием зрителя — все, я его потерял. Данный фильм снабжен новыми технологиями, которые заставляют человека любознательного, любопытного, пытливого пересматривать его. Это значит — я купил второй билет. А это уже серьезно. Деньги там являются действительно чем-то божественным. Как и у нас сейчас становятся наивысшей ценностью, к несчастью.

— У вас такой диапазон ролей: от Бондианы до сериала «Ефросинья». Вам все интересно или вы относитесь к этому просто, как к работе?

— Не «или», а «и». Я пожил четыре года в Америке. И это были очень активные годы. Мне было 27 лет. Ко мне прилип язык, я выучил его со страху. Но заодно я разобрался в укладе жизни. Мало знать язык, надо понимать, как люди коммуницируют друг с другом, их отношения к деньгам, к женщинам, ко всему. Полное погружение. Мне посчастливилось много работать там — и официантом, и строителем, и сиделкой с придурком сидел. Мне нужно было кормить маленького сына. И вместе с языком в меня впиталось, как татуировка, как соль в кожу рыбака, отношение к работе. Оно там невероятно правильное. Работа для них ценность, за нее держатся. Если ты скажешь: «Вы, чо? Хотите, чтобы я за эти бабки напрягался?!» — они даже не поймут эту конструкцию. Когда я снимался в «Джеймсе Бонде», был случай. У меня были высокие сапоги на шнуровке, и вдруг один шнурок развязался. Я нагнулся, чтобы зашнуровать… Через секунду ко мне на коленках по паркету проскользнула девочка-костюмер и стала завязывать. Я даже испугался, говорю: «Я и сам могу, я не беременный». Она отвечает: «Нет, это моя работа. Не отбирайте мою работу».

— Вы часто играете злодеев…

— По этому поводу у меня нет никаких комплексов. Злодеев играть интереснее во много раз, я спец по злодеям. Так чего расстраиваться? У меня есть какие-то комические роли… Вот героев-любовников нет. За все мои 35 лет в кино всего полторы постельные сцены. Сейчас уже и не возьмусь. А мечтаю я о роли комических старух, на молодух-то меня уже не возьмут. В этом смысле завидую Олегу Табакову, завидую Мишке Ефремову...

— В молодости вы много работали с большими голливудскими артистами, а потом с нашими звездами. Что чувствовали, как их понимали?

— Первое мое большое кино было все-таки в Англии. Хотя Холли Берри и Мадонна — американки, а Пирс Броснан — англичанин. Потом я работал с Джеки Чаном... Их объединяет общее — состояние личной свободы. Вот у нас такого нет. У нас, с моей точки зрения, самый свободный, как актер, и для меня самый лучший актер из живущих ныне с нами — это Сергей Михайлович Колтаков. Граф Панин из «Екатерины». Вот человек, обладающий внутренней свободой, такой, которая дает ему возможность дотянуться до абсолютно высших творческих рубежей. И даже он говорит: «Я не могу быть таким, как они». У нас другое воспитание, мы в другие детские садики ходили. У нас пофигизм с одной стороны, а с другой, мы истоптаны нашей историей. То, что наша страна пережила в прошлом веке, не сравнится ни с чем. Нет ничего страшнее той гражданской войны, братоубийственной войны. Нельзя забывать о человеке, о личности, о человеческом достоинстве. Сейчас в ХХI веке живем, а ведем себя порой чудовищно...

Даже кино у нас делается чаще вопреки. Вопреки отсутствию денег, с плохими обедами и так далее. Для нас каждая смена как Сталинградская битва. На Западе люди делают свою работу вдохновенно, радостно. А мы сражаемся, бьемся с драконом, которого сами же и породили.

— В интернете зрители вас даже сравнивают с Джеком Николсоном. Как вам такое?

— Счастье невероятное, господи ты боже мой! Это очень просветленный актер. Горжусь таким сравнением, если правда так говорят. Спасибо большое, слышу об этом в первый раз, но это крайне приятно. Это великий артист! Если внимательно присмотреться, Джек Николсон в принципе, играет одну и ту же роль обаятельного, невероятно мощного, харизматичного, но такого не сказать, что мерзавца, но неоднозначного персонажа. Это к разговору об амплуа. Например, Аль Пачино тоже играет все время одну и ту же роль. Но как играет! Лучше его нет никого на этом поле...

Читайте также: Дмитрий Певцов: То, что появляется сейчас на сцене, — это издевательство над зрителем