Мой мистер мопс. История любви Уинстона Черчилля

57 лет счастья подарила судьба Уинстону Черчиллю и его жене Клементине. Его характер считали несносным, но более счастливого брака и представить себе было невозможно.

Теперь, когда ушли даже слуги, она могла стать собой. Жизнь теперь не имела смысла. Рухнув на диван, она не плакала — выла от боли. Как же вырвать это сердце, зачем оно так болит! Зачем ты умер?!..

Уинни был рядом почти 60 лет. Ей говорили, что он ужасен. Она знала это сама: он курил, как паровоз, ругался, обожал игорные дома, был циничен, пил... Но для нее не было никого лучше ее несносного «мистера Мопса».

Что-то точно должно быть. Какие-то таблетки, может, от сердца, проглотив которые, ты уже не проснешься завтра утром. Тогда не надо будет видеть мир без него... Она выбрасывала из трюмо бумаги, ища заветный пузырек. Нашла что-то подходящее, но крышечка не открывалась. Слезы лились из глаз безостановочно. Белосерый лист бумаги, кружась, выпорхнул последним. Даже сквозь пелену слез Клементина увидела, что он исписан рукой мужа. Отложив пузырек, прочла: «Никогда не сдавайтесь — никогда, никогда, никогда, никогда, ни в большом, ни в малом, ни в крупном, ни в мелком, никогда не сдавайтесь…»

Она вспомнила: он писал это, когда Британию бомбили фашисты, но Клементина будто услышала его голос и даже уловила знакомый запах: причудливый коктейль из ароматов туалетной воды, дыма сигар и армянского коньяка.

— Уинни, ты помогаешь и сейчас, — выдохнул она. — Хорошо, я буду жить. Надо привести в порядок бумаги.

Красавица леди Бланш не отличалась строгостью нрава. 1 апреля 1885 года в гостиной дома номер 75 на Гровенор-стрит схватки у нее стали такими сильными, что дочку она родила прямо тут. Официально отцом Клементины был Генри Монтагю Хозьер, но к моменту развода родителей выяснилось, что на отцовство претендовали еще как минимум два светских льва — капитан Джордж Миддлтон и сын известного дипломата Бертрам Митфорд. Разводясь, Хозьер отрекся от детей, рожденных в браке с леди Бланш, что изрядно подкосило ее материальное положение. Не отчаиваясь, она выучила французский, начала давать уроки. Тоску она развеивала изредка в обществе подруги — Дженни Рэндольф Черчилль.

Дженни Черчилль мало говорила с подругой о делах домашних. Муж ее был помешан на политике, а Дженни развлекалась как могла, перепоручив воспитание сыновей нянькам. Как-то Элизабет Энн, няня Уинни, обнаружила не теле юного лорда жуткие кровоподтеки. Оказалось, что в школе Сент-Джозеф порка считалась нормой. Ну а поскольку Уинстон вел себя ужасно, розги свистели над его спиной чуть ли не ежедневно.

Дженни опечалилась и перевела сына в школу сестер Томпсон, по случаю заглянув в лист успеваемости сына. Тринадцатый из тринадцати учеников! Ее Уинни! Позже Уинстон Черчилль, представитель рода Мальборо, отправился в Итон. Армейский класс научил его порядку, но не изменил характера: самоуверенный, жесткий, порой молчаливый, он не располагал к себе. Несколько пообтесала его работа военным корреспондентом на Кубе и особенно в Индии. Там у Черчилля случилась и первая любовь. Однако капризная Памела Плауден дала ему от ворот поворот.

В частности потому, что ухаживать за девушками юный лорд не умел. Его статьи были блистательны, изобиловали тонкими замечаниями, но когда дело касалось женского пола, он превращался в тупого медведя с замашками увальня. После истории с Памелой жениться он вообще раздумал и по возвращении в Лондон легко избрался в Палату общин: материалы Черчилля сделали его очень популярным.

Он с головой ушел в политику, и Дженни переживала: с таким характером оставишь меня без внуков! Он молчал.

На бал в Крю-хаусе мать заставила его ехать силой.

— Ненавижу танцевать! — орал Черчилль. — Это занятие для дураков.

Не хотела отправляться на бал и Клементина Хозьер. Но поехали оба. Он по разил ее красотой и глубиной умных глаз, но все же, скорее, не понравился: за вечер не сказал ни слова, не ангажировал на танец, да и вообще демонстрировал равнодушие.

За четыре года, прошедшие с того бала, Клементина Хозьер отвергла три помолвки, введя родных в ступор: партии ей предлагались хорошие. Но она ждала «принца».

Черчилль же делал карьеру, бестолково заводил какие-то мелкие интрижки, которые не заканчивались ничем, кроме ощущения, что брак — штука не для него. Когда секретарь Эдди Марш настоятельно рекомендовал ему посетить званый обед, он по привычке начал «пылить», но потом согласился — от скуки. Да и Эдди никогда не давал ненужных советов. Обед устраивала тетка Клементины; девушка тоже до последнего упиралась, не желая проводить время в тоске, к тому же и платья приличного для такого случая у нее не было, но в последний момент она согласилась. Их посадили напротив друг друга.

Пересилив себя, он начал разговор и был сражен образованностью и глубиной собеседницы. О чем бы ни заходила речь, Клементина Хозьер легко поддерживала разговор. Очарованный девушкой Черчилль в конце вечера решился на немыслимый для него шаг: предложил ей приехать в гости в родовое имение, Бленхеймский дворец, где будет и герцог Мальборо. Она согласилась — легко, без кривляний.

Какое же это было счастье — общение с ней! Они бесконечно гуляли, разговаривая обо всем, даже о ерунде, что вообще-то было для Черчилля несвойственно. Но приближался момент отъезда, а Клементина так и не дождалась нужных слов. А за день до отъезда Черчилль пропал…

…Клементина читала книгу в беседке. За два часа она не осилила и страницу, лихорадочно соображая, как выйти из щекотливого положения «без потерь». «Неужели все оказалось обманом? — грустила она. — Мне казалось, что я правда нравлюсь ему…» Сама-то она была влюблена всерьез!

Обнаружив девушку в одиночестве, герцог Мальборо выяснил, что Уинстон бесследно исчез, посоветовал Клемми взять на прогулку зонт и раскланялся. Девушка была просто растерзана. Однако Мальборо знал, что делал. Пройдя в дальнюю часть дома, он попытался открыть дверь старой гостиной и, не удивившись, что она заперта изнутри, строго позвал племянника.

— Уинстон! Клянусь дьяволом, я знаю, что ты там.

Открыв дверь, Черчилль снова уселся на диван.

— Идиот. Ты просто идиот, мой мальчик. Проводи глазами ее экипаж, и ты увидишь, как в нем уезжает от тебя твоя судьба. Немедленно сделай то, что должен, или будешь страдать всю жизнь!

— Я не могу, дядя…

— Иди, мерзавец! — разъярился Мальборо. — Ты был в плену, не боишься публичных выступлений, а теперь хочешь лишиться своей судьбы из-за трусости? Да она выйдет замуж завтра же!

Черчилль догнал Клементину у грота. Первые капли дождя — тяжелые, будто из свинца, упали на землю, а через минуту начался ливень. Он увлек ее в грот, набрал воздуха в легкие и даже прикрыл глаза от ужаса:

— Я вас люблю! Вы же будете моей женой?

Она кивнула — просто и искренне.

— Я постараюсь тебе никогда не мешать, Уинни, — шепнула она. — Никогда. Но что бы ни случилось, я всегда буду рядом. Когда нужно.

Свадьбу назначили на сентябрь. Свет был взбудоражен. О характере Черчилля ходило много разговоров, и кое-кто даже делал ставки, что брак не просуществует и года. Они очень ошиблись.

За день до свадьбы Клементина набросала для себя свод правил, которых намеревалась придерживаться. Что она знала о будущем муже? Первое и главное — что он не ангел. И она приняла это как данность.

... Я никогда не буду пытаться сделать мужа лучше. Не буду навязывать ему своего мнения, но отказываться от своих мыслей и чувств тоже не буду. Я никогда не предам его, но не предам и себя, ибо я тоже человек, не изменю ему ни в мыслях, ни физически, потому что не смогу после этого смотреть ему в глаза. Я не буду досаждать ему сверхопекой, но буду рядом. Я буду его любить таким, какой он есть, потому что он — лучший в мире, по крайней мере для меня. Я всегда буду относиться к нему так, как отношусь сейчас, поскольку иначе все это потеряет смысл.

Что обещал себе Черчилль накануне свадьбы — не знает никто. Но спустя много лет он напишет: «Я женился в сентябре 1908 года. И с тех пор жил счастливо…»

Клементина исполняла свой завет, не отклоняясь ни на шаг. Даже спальни у них были разные — он ложился поздно, позже нее вставал, она же была жаворонком. Пока он воспитывал нацию, она воспитывала детей, радуясь тому, что он иногда играет с ними. Она ни разу не проявила ни единой бестактности на людях, но когда в 1940-х годах у Уинстона Черчилля начало «сносить крышу» от его безграничных возможностей на посту премьер-министра, Клемми написала ему жесткое письмо, начав с сентенции: «Ты просто невозможен!» Он мигом пришел в себя, посмотрев, по совету Клементины, на свое поведение со стороны. Она знала, какой он — настоящий. Знала с 1921 года, когда умерла их маленькая дочка, и он плакал, как ребенок, погрузившись в бесконечную депрессию. Тогда Клементина пришла к нему сама. А через какое-то время сообщила, что снова беременна, и увидела, как он возвращается к жизни. А еще она не подозревала его в изменах, а он о них и не помышлял, зная, что никто не будет любить его так, как его Клемми.

Ссорились ли они? Да, иногда, мягко… Она никогда не навязывала ему своего мнения. Но когда Клементина поняла, что муж поддерживает идеи холодной войны, она задумчиво обронила:

— Скажи, Уинни, а ты правда думаешь, что Советский Союз, переживший в войну такой ад, может задумываться о новой войне?

Черчилль посмеивался и даже говорил советскому послу Ивану Майскому:

— Жена-то моя как советизировалась! Только и говорит, что о советском Красном Кресте и о Красной армии. Изберите ее куда-нибудь, что ли...

Клементина просто куда тоньше прочувствовала, чем была война для нашего народа. Настолько тонко, что основала Фонд помощи советской России и даже 9 Мая встречала в Москве…

Известие о принятой отставке Черчилль принял достойно, но, конечно, переживал... Клемми зашла в его кабинет. Черчилль был нетрезв, на столе, засыпанном пеплом, блестели золотистые кружки от бокала с коньяком. Он дремал с непотушенной сигарой в руке; Клемми затушила ее и присела рядом.

— Уинни, ты веришь мне? Поверь, все это к лучшему. И ты — лучший. Мы все любим тебя — и я, и дети. Просто будь теперь с нами. Мы так долго делили тебя с Англией.

Он потянулся к ней, улыбнувшись, обнял.

— Я не грущу, Клемми. Просто… Как же быстро все уходит. Да, я теперь с вами. И знаешь, милая, за все эти годы я много раз ловил себя на мысли, что слишком сильно люблю тебя, так сильно, что, кажется, больше любить невозможно.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

…После попытки возвращения в политику в 1951 году (ему было уже 76!) Черчилль спустя год пережил инсульт, еще через год за следующим инсультом последовал частичный паралич. Но полностью на отдых он ушел только в апреле 1955-го.

— Я никогда не была так счастлива, — сказала Клементина.

24 января 1965 года Уинстона «достал» еще один инсульт. Ему было 90 лет. Для Клементины его похороны прошли как в тумане: королева, 112 государств прислали своих представителей на траурную церемонию, которая транслировалась по всему миру.

Пережив после смерти мужа абсолютное отчаяние, она осталась жить благодаря его письму. И сделала все, что нужно: привела в порядок бумаги, опубликовала то, что можно, оставила все распоряжения…

12 декабря 1977 года Клементины Черчилль не стало. Она отправилась к небесам, на поиски своего Уинни. Ей было 92 года. Кроме массы званий, она с гордостью подчеркивала, что является кавалером ордена Трудового Красного Знамени, врученного ей в СССР.

Читайте также: Василий Кандинский — мастер абстракции в личной жизни