Сквозь страх и слезы. Как московские школьники помогали Родине бороться с фашизмом

Ветераны Великой Отечественной войны делятся с «Вечерней Москвой» воспоминаниями о себе, своих семьях и родственниках, о Москве военных лет в рамках рубрики «75 лет Победы».

Корреспонденты «ВМ» узнали у очевидцев тех страшных событий, как жили москвичи, оставшиеся в тылу в военные годы, и как за Родину сражались их родные, чтобы еще раз вспомнить, какой ценой великому советскому народу досталась Победа.

Двадцать восемь автоматов

Юрию Андреевичу Семичковскому было 14 лет, когда началась война. После постановления Иосифа Сталина от 27 июня 1941 года о привлечении подростков-школьников на московские предприятия для замены ушедших на фронт юный Юра стал помощником слесаря на Московском заводе № 828 — до войны это был Завод счетно-аналитических машин, который затем перепрофилировали в Завод минометного вооружения, выпускавший пистолеты-пулеметы Шпагина (ППШ).

— Работали почти по 12 часов в день, без выходных. Мы, дети, из-за небольшого роста стояли на подставках. В смену делали 28 пистолетов-пулеметов, — вспоминает Юрий Андреевич. — Но нам еще в школе давали уроки слесарного дела, поэтому, можно сказать, мы уже были готовы к такой работе.

30 сентября 1941-го началась Московская стратегическая оборонительная операция — первый этап Битвы за Москву. Появилась угроза захвата и уничтожения столичных предприятий, и Юру вместе с другими ребятами отправили рыть окопы в Волоколамск. Никто из детей даже не спрашивал, куда и зачем их везут.

— Привезли — копайте. Это продолжалось всего два дня, — рассказывает ветеран. — Потом заводы прекратили минировать, и нас вернули на предприятие. А 5 декабря наши войска перешли в контрнаступление, и вот, считайте, мы уже участники обороны Москвы.

Когда начались бомбежки на подступах к Москве, Юрий вместе с друзьями лазал по крышам и гасил зажигательные бомбы.

— Мы принесли с собой эти вот зажигалки, стали их пилить и втихую подожгли. Как они вспыхнули! — восклицает Юрий Андреевич.

Юрий Андреевич вспоминает — во время войны Москва погрузилась во тьму: фонари по вечерам больше не горели, как и свет в окнах домов, а стекла заклеивали бумагой и старыми газетами — привлекать внимание было опасно. Еще в городе установили комендантский час.

— За горящий свет и штрафовали, и по стеклам били, — продолжает Юрий Семичковский. — В квартирах было холодно, еды не хватало. От холода мы спасались газом — грели камешки и клали их в постель. Помню, как приходил с работы, а кровать теплая, потому что отец только что ушел на работу. Это было приятное ощущение. Конечно, страшно, но из-за того, что я работал по 12 часов в сутки, думать о том, как я себя чувствовал, не хватало времени. Мы вкалывали. Только вечером идешь с работы и видишь, как все горит от налетов фашистов…

А в апреле 1942 года детей, работавших на заводе, отвезли в места, где шли ожесточенные бои за Москву, — чтобы посмотрели, увидели, как все было.

— Снег еще не растаял тогда. Идем мы вдоль деревьев и видим — разбитые танки, сожженные дома, трупы... Словами не описать, какой это кошмар! — делится Юрий Андреевич. Во время разговора возникают затяжные паузы. По сей день о своей жизни в тот страшный период ветеран говорит с трудом.

В 1944 году 17-летнего Юру забрали в армию согласно постановлению Сталина о призыве на службу несовершеннолетних, которое касалось юношей моложе призывного возраста на 1–2 года. Семичковского распределили во вторую учебную бригаду гвардейских минометных войск. Службу он проходил в Австрии, Венгрии и Чехословакии, будучи в Центральной группе оккупационных войск.

— Тогда в армии служили по семь лет. Поэтому для всех война закончилась в 1945-м, а для меня — только в 1951 году, когда мне уже было 24 года, — завершает свой рассказ Юрий Андреевич.

Так и получилось, что москвич отдал самой кровопролитной войне почти все свои молодые годы. На вопрос, сколько ему сейчас лет, ветеран обычно отвечает 86 Хотя в паспорте совсем другая цифра — 93 года.

— А то время, что я в армии провел, — разве это жизнь? — отмечает он.

Снаряд пролетел мимо

Большинство мужчин во время Великой Отечественной столицу покинули — ушли на фронт. В тылу остались сильные, храбрые и терпеливые — такими их сделала война — женщины.

Ветеран Надежда Пекарева-Поводатор помнит — страшная война подкралась для нее, как и для всего советского народа, незаметно.

В конце июня 1941-го девочка Надя окончила 6-й класс и уехала вместе с мамой в село Мостцы Владимирской области.

— Когда объявили, что началась война, я сразу решила — поеду к папе в Москву, — вспоминает о своих переживаниях Надежда Пекарева-Поводатор. — Но еще по приезде в село я сильно заболела и смогла вернуться в столицу только в 1943 году. До этого времени я училась в сельской школе.

Москвичка помнит, как попадала под бомбардировки.

— Однажды, когда мы с ребятами шли по полю, нас начали бомбить фашисты. Но их летчик ни в одного из нас, детей, не попал. Не знаю, может, нарочно. Но страх после того случая остался у меня до сих пор.

В шестнадцать лет девушка все же поехала помогать отцу в Москву и устроилась на Завод имели Лихачева, который в то время носил имя Иосифа Сталина.

— Мой папа с 1929 года работал там. В годы войны он служил своей стране тем, что занимался сборкой машин. На фронт его не призвали тогда — повезло. Но работал он день и ночь. А я занималась деталями для военных машин. Все, что я получала, сразу отдавала отцу, и уже он распоряжался деньгами. Часть отправлял маме, а с остальным посылал меня в магазин, — рассказывает Надежда Ивановна.

В Москве была нехватка продовольствия, но на заводе за хорошую работу сотрудникам полагалось дополнительное питание. Еще семья покупала обрезки — голье, так можно было приготовить суп.

— О конфетах или мандаринах даже не думали. Эта роскошь уже после войны пошла. Хлеб и водичка, ее даже бульоном не назовешь, — вот все наше питание, — делится Надежда Пекарева-Поводатор.

В то время как Надежда Ивановна с отцом трудились на заводе, на фронт ушли три ее брата: Александр, Алексей и Николай. Проводить последнего на войну москвичке не удалось, оставалось только ждать. Но случиться их встрече суждено не было — с войны Николай не вернулся. Два других брата женщины прошли все ужасы войны и вернулись живыми, но глухими, искалеченными.

— В саму войну только Лешу удалось увидеть два раза. Он приезжал на переформирование на станцию Сортировочная. Солдаты выглядели жутко — истощенные, несчастные люди. Помню, мне тогда было так стыдно за то, что угостить, накормить брата было нечем, — с сожалением вспоминает Надежда. — Эти моменты сильно врезались в мою память, как и День Победы. Тогда все кричали, обнимались, целовались. Я почувствовала настоящее счастье и облегчение, что все закончилось. Отмучились, одним словом.

Надежду вселяли письма отца

Ира Демина войну встретила 15-летней девчонкой. Успешно окончив 8-й класс, она собиралась уезжать к родственникам в Вологодскую область — лето обещало быть веселым.

— Помню, я была у подружки в гостях, и мы слушали радио. И тут Левитан объявил о начале войны. В этот же день папе пришла повестка на фронт! Вместе с этой бумажкой я побежала к нему на работу — он строил тогда Останкинский мясокомбинат. Мы опомниться не успели, как на следующий день в восемь часов утра его уже отправили на войну, — вспоминает Ира Демина.

Отца москвички — Филиппа Заморышева 1900 года рождения — увезли под Сталинград строить переправы. Мужчина прошел всю войну. Победу встретил в Венгрии.

— Папа даже письма нам писал, хоть и редко. Каждое его слово — как маленькая надежда на то, что все будет хорошо, — рассказывает Демина. — Я тоже помогала стране как могла. Через месяц, как папа ушел на фронт, нас с одноклассниками увезли под Истру — рыть окопы. Но были мы там недолго. Через два дня нас отправили обратно, когда одну девочку чуть снарядом не разорвало. Еще мы дежурили на крышах и помогали в госпитале. Правда, я была маленькая, худенькая, поэтому переносить больных поручали другим девчонкам, покрупнее. А мне оставалось читать раненым письма от родных. Я разговаривала с ними обо всем на свете, пыталась отвлечь от страшной боли, которую они испытывали.

В ноябре 1941 года в столице началась эвакуация жителей, и девушку отправили в Вологодскую область.

— Там я доучивалась в школе и параллельно работала в колхозе. С дедушкой мы возили зерно на станцию по ночам. Он был неграмотным, поэтому заполнять отчеты и расписываться в сметах приходилось мне, — вспоминает Ира Филипповна.

После окончания десятого класса она вернулась в Москву и подала документы в один из московских институтов. Но дома ее ждал сюрприз.

— Зайдя в нашу квартиру, я обнаружила, что ее уже заняли солдаты. В ней теперь располагался командный пункт зенитчиков. Я сначала очень испугалась, но ребята были хорошие, порядочные. Они освободили мне одну комнату, и так до конца войны я и жила вместе с ними, — вспоминает Демина. — Когда уже объявили о взятии Берлина, ко мне подошел командир и попросил о помощи — салютовать на вышке мясокомбината. Девочка, которая должна была это делать, заболела.

Ракетницу юная Ира тогда в руках держала впервые.

— Но меня переполняли невероятные чувства от такой ответственности! — вспоминает она. — А через полтора месяца после объявления победы вернулся и папа. Встречали мы его большой сковородкой жареной картошки и мясными обрезками. Слезы счастья лились рекой.

РЕПЛИКА

Сидели тихо, затаив дыхание

Олег Ларин, ветеран Великой Отечественной войны:

— Наверное, не нужно и говорить, насколько военное время было страшным. Но мы все равно старались быть оптимистами. Как помню: никто тогда не ругался, все были отзывчивыми, помогали друзьям и соседям. Если кто-то терял карточку на хлеб, а он тогда был безумно дорогим — 300 руб лей за буханку, — всегда делились талонами, потому что беда была общая.

По городу старались передвигаться как можно меньше. Когда темнело, свет включать было запрещено. Поэтому и спать ложились пораньше — в полной темноте делами не займешься. Позже, когда начались налеты на Москву, мы прятались в подвале нашего дома. Дома были новые, подвалы — огромные. Их оборудовали для убежища, там мы и пережидали бомбежки. Сидели в подвале, правда, не очень долго — длительных налетов на столицу не было, самолеты быстро разгоняли. Но хорошо помню, как сидели в полной тишине и темноте, затаив дыхание.

А вот днем мы, дети, иногда даже играли, веселились. Я даже умудрился понастоящему влюбиться, когда был в пятом классе, а она — в четвертом. Тогда развлечений было не очень много. Мальчики занимались футболом, девочки ходили на балет. И чтобы ей понравиться, я пошел за ней в танцевальный класс. Но, конечно, затея эта успехом не увенчалась, и она со мной совсем перестала общаться. Так и закончилась моя первая любовь. Но вот дворовый футбол! Его мы очень любили.

Резиновых мячей не было, их шили из тряпок. Это позже отец привез кожаный мяч, который был единственным в нашем дворе. Еще помню, как мы бегали босиком по Москве, около Кремля. А потом возвращаешься в свой двор, и мама зовет к столу. Ноги ополоснешь под колонкой на улице, и вперед! Так и провели мы наше детство, именно такой — очень разной — я и помню столицу военных лет.

ФАКТ

Проект «Живая память», посвященный Великой Отечественной войне, запустился на mos.ru. На интерактивной карте показаны улицы, бульвары, проспекты и площади, которым дали название в честь участников войны — летчиков и танкистов, маршалов и красноармейцев, партизан и снайперов. Всего в столице 164 такие улицы. На карте видны не только те, что всем знакомы, к примеру, бульвар Маршала Рокоссовского, но и малоизвестные — скажем, улица Петра Романова, названная в память о летчике, который погиб в небе над Берлином.

Читайте также: Жители Москвы увидят онлайн-трансляцию парада Победы в вагонах метро