«Я был хулиганом»: Сергей Юшкевич – о том, что называется жизнью

Сергей Юшкевич отметил 55-летие. Предлагаем вниманию читателей «Вечерней Москвы» беседу с актером, который за 20 лет работы в кино сыграл полторы сотни ролей.

Что такое известность, Сергей Юшкевич узнал в конце 90-х, снявшись в фильме Валерия Тодоровского «Страна глухих». Затем была главная роль в картине «Тоталитарный роман» Вячеслава Сорокина, и, как говорится, пошло-поехало. Но беседовали мы с Сергеем не о его работах в кино и театре, а о том, что называется жизнью.

— Сергей, вы родились в Черновцах. А учились в русскоязычной школе?

— Начинал учиться в русской, да, но потом отношения не заладились, и после восьмого класса меня попросили школу покинуть: я был хулиганом.

— А как хулиганили-то? Чтобы школу сменить, это ж надо было отличиться!

— Я из тех, кто спорит — с режиссерами, с художественными руководителями. Я человек, который говорит правду. Поэтому доставалось и классному руководителю, и учителям. А однажды еще и директора школы с ног сбил, не нарочно. На перемене гонял и опрокинул его на спину случайно. Ну, такой был шебутной, здоровый, озорной советский парень.

— Такая склонность к хулиганству была связана с отсутствием отца? Приструнить-то вас некому было.

— Нет, я думаю, причина — в моем темпераменте.

— Вы с отцом познакомились только в 43 года. Действительно не испытываете негативных чувств к человеку, который в свое время ушел из семьи?

— Честно вам скажу, это заслуга папы, потому что он меня при первой нашей встрече просто... опрокинул своим поведением, тактичностью, глубиной человеческой. И необыкновенным уважением к моей маме.

— Которую он оставил с трехмесячным ребенком?

— Он объяснил почему. Я ему задавал самые суровые вопросы, и он на них крайне деликатно отвечал. При этом от мамы я и по сей день слышу только самое плохое про отца. Говорю: «Мама, уже столько времени прошло! Он же тебя не насиловал, ей-богу! Ну хоть какой-то период в ваших отношениях наверняка был светлым». Но женская обида не проходит. Я понимаю, маме было очень сложно тогда — остаться одной, матерью-одиночкой.

Хотя алименты папа платил. Ну, они были нерегулярно, мама жаловалась на это. Но, насколько я помню, он что-то присылал. Он художник-фрилансер, часто был без работы, поэтому, видимо, и алименты приходили нерегулярно.

— А в СССР разве были художники-фрилансеры? Я думал, они все в каких-то союзах состояли.

— Отец часто менял места работы: где нужен был, там и работал. Необходимость в нем заканчивалась, он переходил в другое место. Часто без работы оказывался. Но, я вам скажу, у меня мама — не сахар. Она замечательная и потрясающая. Но после встречи с отцом я ей сказал: «Вот отец ушел, когда мне было три месяца, так скажу тебе честно, мама, я бы от тебя ушел раньше». Мама знает, как я ее люблю. Но она правда человек непростой. Мы все, конечно, непростые. Но мама у нас… сложнее.

— Дети обычно задают вопросы: «Где папа? Какой он был?»

— Конечно, я тоже задавал. Мама камня на камне от отца не оставляла, вспоминая о нем. Был долгий период в моей жизни, когда я относился к отцу с презрением. И вот однажды на спектакль с моим участием пришел человек с большим букетом цветов, в который была вложена открытка от отца, он оставил все свои контакты на случай, если я готов с ним познакомиться. И я с радостью это сделал. С радостью. Хотя дико волновался. Мы с ним общались часа четыре…

И называл я его по имени-отчеству: Иван Михалыч. Слово «папа» не звучало, хотя произнести его я мечтал всю свою жизнь. Особенно в подростковом возрасте мне так хотелось кого-то назвать папой. Я чувствовал себя... инвалидом: у всех есть и мама, и папа, а тут…

И я отлично помню, как, прощаясь, сказал отцу: «Ну все, Иван Михалыч, я поехал домой…» Вызвал такси, сел в машину и вдруг понял, что это тот самый случай, когда я хочу произнести слово «папа». Я вышел из такси и говорю: «Дай я тебя обниму, папа!» Вот и все…

— Вы в себе когда-то ощущали тягу к ремеслу художника?

— Нет, рисовал я всегда плохо, как курица лапой, тут я не в отца пошел. Зато мы с ним похожи в мироощущении, у нас одинаковые точки зрения на очень многие вещи. Внешне мы тоже похожи, да и творческая жилка, которая начала проявляться у меня классе в четвертом или пятом, тоже, видимо, от него передалась.

— С чего все началось, помните?

— С того момента, когда я пришел в Театр юного черновчанина во Дворце пионеров. Руководила им Мила Игоревна Штейнберг. Потрясающий, уникальный человек, которая влюбила нас всех в театр и друг в друга. А привели меня туда, чтобы спасти от плохой компании.

— Что за компания?

— Были у нас в городе общаги пэтэушные, в них жили ребята, приехавшие из сел. И мы, когда их встречали, дрались страшно… Ну, по недоумию. И кто-то маме посоветовал отвести меня к Миле Игоревне: «Он будет у тебя читать книги, стихи, прозу, участвовать в спектаклях и обязательно влюбится там в какую-нибудь очаровательную девочку». А самые прекрасные девочки были именно там. И ребята были потрясающие, которым хотелось соответствовать, только уже не в плане хорошего хука, а удивить каким-нибудь стихотворением, чем-нибудь прочитанным… То есть я свернул на совершенно другую тропу.

— Вы когда сказали про селян, я вспомнил, что сами вы в Москве ходили в лимитчиках. Вы устроились…

— В «Метрострой», да. Это была уже третья попытка поступить в вуз… После двух неудачных попыток я понял, что мне нужно «напитаться» Москвой. Тем, что происходит в театре, узнать людей, город, его жизнь, его культуру. А для этого нужно было здесь остаться. Ну, а так как мы совсем никакого достатка люди, это значит, мне нужно было устроиться лимитчиком. Тебе дают общежитие, ты работаешь, и в свободное от работы время есть возможность ходить по театрам. Я смотрел и дипломные спектакли, и по театрам, по музеям ходил… В общем, развивался и готовился к поступлению.

— А много ли среди таких, как вы, лимитчиков, было людей, которые тянулись к богеме, но вынуждены были в силу обстоятельств переждать какое-то время?

— Ну, я-то приехал целенаправленно, именно поступать. То есть «Метрострой» у меня был, так сказать, возможностью зацепиться за Москву и найти себе какую-то жилплощадь. А большинство ребят просто приезжали на тяжелую работу, я не думаю, что у них были какие-то амбиции, скажем, поступить в МГУ. Может быть, у кого-то и были, но я таких не встречал. Те, кто меня окружал, все за чем пришли, с тем и ушли. Причем много было ребят с плохим прошлым, уголовным. То есть где-нибудь у себя, допустим, в Омске, он начудил и приехал в Москву, где было проще потеряться. Помню такой случай. К тому времени я уже месяца три-четыре жил в одной из комнат трехкомнатной квартиры в Новокосине. И вот заехал в общежитие парень из Казахстана. Ну, по лицу сразу было понятно, кто это, суровый такой паренек, в общем. И понравилась ему именно моя комната, и он мне говорит: «Ну это же моя комната? Скажи — твоя!» Я говорю: «Да, твоя!» А сам быстро к коменданту, все рассказал. В общем, какую-то работу с ним провели… Но «Метрострой» у меня уже после армии был, и, мне кажется, она мне как раз помогла там выжить психологически.

— В армии была дедовщина?

— Не могу сказать, что очень суровая, но с ножом я бросался однажды на сослуживца из Узбекистана. Он оскорбил мою маму. Я ему порезал ватник. А парню из Молдавии набил лицо, но это ближе к концу службы уже. Он, на год меня младше, был командиром взвода. Ко мне приехала мама. Меня отпустили, но он был не в курсе.

Помню, мы разгружали какой-то грузовик, а мама ждала на проходной. Я побежал в душ, он заходит в душевую и говорит: «Я тебя не отпускал!» Отвечаю: «Ну, Петя, ну мама же там! Она издалека…» Когда он в третий раз сказал: «Я тебя не отпускал!» — я «вырубил» его.

За это мне светил штрафбат. Но надо отдать должное Пете, когда все дошло до командира полка, он при нем и при маме сказал: «Сережа был прав». И я ему за это очень благодарен. Подобное у меня случалось потом и в театре, и на съемочной площадке, и еще где-то: ты пытаешься объяснить, а человек не понимает, начинает хамить или угрожать тебе. В общем, спусковой крючок у меня слабый.

— Вы никогда не жалели о выборе пути?

— Нет. Даже в самые трудные моменты. Вот 90-е для театра были очень сложные. Многие ушли из профессии. Я первые шесть лет после театрального училища работал в Театре Маяковского, пошел туда за своим педагогом, замечательным русским актером Николаем Николаевичем Волковым.

Там были очень маленькие зарплаты. Как сейчас помню окошко кассы, где нам выдавали деньги. Получив то немногое, что мне полагалось, я тут же раздавал деньги всем, кто стоял в очереди, — долги. Оставлял немного на сигареты, даже на метро не хватало, ходил пешком, 43 минуты от Павелецкой до театра. Но при этом то, что происходило на сцене, меня очень привлекало. Я потому, собственно, и выбрал этот путь, и добился того, о чем мечтал.

Я ж в Москву приехал не для того, чтобы компьютерами или холодильниками торговать или строительным бизнесом заниматься… А когда я попал в «Современник», тут уже золотая пора наступила, и в плане работы, и гастролей, и материального благополучия. Там все отличалось от других театров. Поэтому все вернулось сторицей.

— По сравнению с советским периодом сильно изменились темп работы, нагрузка на съемках, репетициях?

— Темпы увеличились, по крайней мере в кино точно. Ну, 12-часовой рабочий день, например, — это же, так сказать, аномалия. Люди порой прилагают максимум усилий для того, чтобы выжить на съемочной площадке. Знаю случай, когда на одной картине потрясающий оператор заснул и не проснулся. Остановилось сердце. Смены были дико тяжелые. Кто-то скажет: «Может, дело в возрасте или была предрасположенность…» Но я уверен, что спровоцировали случившееся эти жуткие смены.

— Вам приходилось соглашаться на работу исключительно из-за денег?

— Да, было, и неоднократно. У меня семья, жена, двое детей. Я — единственный, кто приносит деньги в дом. И да, я за них ответственен, они должны жить так, как я считаю нужным.

ДОСЬЕ

Сергей Иванович Юшкевич родился в городе Черновцы (Украинская ССР) 9 июля 1967 года. После окончания школы в 1984 году отправился в Москву, где в 1989 году с третьей попытки поступил в Высшее театральное училище имени Б. В. Щукина. В 1993 году был принят в труппу Театра имени Владимира Маяковского. С 1999 года и по настоящее время служит в труппе театра «Современник». В фильмографии актера около 150 ролей, в том числе в таких проектах, как «Страна глухих», «Тоталитарный роман», «Тихий Дон», «Серебряный самурай», «Кавалеры морской звезды», «Крик совы», «Угрюм-река», и многие другие. Женат, воспитывает двух дочерей.