Богатые тоже платят

Воспитанный человек — а Борис, несомненно, именно таков — никогда не назовет себя богатым. Можно ведь употребить более сдержанные обозначения — допустим, небедный, или обеспеченный, или благополучный. Сказал так — и никто не в обиде. А Борис еще и пошутит в придачу: мне любые щи густые и любой жемчуг крупный. Но нам с вами, говоря о герое рассказа, нет нужды применять эвфемизмы, мы скажем напрямик: денег у Бориса много, а много — это когда хватает. Конечно, углеводороды с алюминием будут пофасонистее, но и галерейный бизнес способен доставить его владельцу осязаемый профит.

Прежде Борис поработал в нескольких музеях живописи, заведовал кафедрой в Строгановке, служил в Департаменте культуры, пока не создал частную картинную галерею. Она неплохо, хоть и не без перебоев, кормила и его самого, и двух партнеров, которых он выбрал по принципу: лучше дружба, основанная на бизнесе, чем бизнес, основанный на дружбе.

Борис вообще был человеком расчетливым. Богатые всегда расчетливы. Хотя расчетливые не всегда богаты, но это замечание не в тему.

Что касается отношений с противоположным полом, к которому художественную натуру Бориса всегда влекло, то и в эту чувственную сферу проникла калькуляция. Каждая конкретная женщина, считал Борис, имеет свою цену. Ради тех, кого действительно любил, он готов был на крупные расходы. Таких женщин в его жизни было четыре, меньше всего досталось первой, из далекой юности, — тогда у него ничего не было, хотя он отдал бы за нее жизнь. Трем другим повезло больше: он с радостью наряжал их, кормил в хороших ресторанах, возил в красивые места, двум купил машины, одной — квартиру. Сейчас об этом немного жалел.

У прочих его амуров были четкие градации: дама для души, дама для тела, дама для дружбы, дама для связей, дама для представительства, была даже дама для жалоб на жизнь и вымещения плохого настроения. У каждой категории имелся ориентировочный бюджет, планируемый в зависимости от текущих возможностей Бориса и необходимости той или иной партнерши на данный момент. Иногда он объединял функции подруг; к примеру, «тело» могло использоваться как «представительство», а «дружба» как «связи». Но двойной оплаты им за совмещение не полагалось, максимальный коэффициент был 1,5.

Правда, иногда сбивало с толку то, что та или иная женщина в сознании Бориса периодически перемещается по различным категориям. Но, с другой стороны, это создавало щекотливую интригу. Именно так вышло и на этот раз.

Светская дама Авдотья, его коллега-галеристка, увлеклась актуальной темой третьего пола. Поясним на всякий случай, что речь идет о людях, не причисляющих себя ни к мужчине, ни к женщине. Так вот, Авдотья устроила эпатажную фотовыставку под сакральным названием «Третьим будешь?» Сначала Борис не хотел туда идти, опасаясь быть причисленным к небинарному гендеру, но уклониться от приглашения значило нанести обиду той, чья злопамятная натура была известна всей тусовке.

Вкусив триумфа, Авдотья переместила нескольких гостей за накрытую поляну. Мужскую часть представляли Борис и юный Авдотьин натурщик, женщин было трое, и они тут же затрещали меж собой о сокровенном. Дамы были одного поля ягодками. Борис знал этот типаж: пожив с завидными московскими мужичками и произведя от них потомство, они были оставлены как законными, так и гражданскими мужьями. Но этим трем подфартило: их бывшие оказались чадолюбивыми парнями и исправно перечисляли средства, которых хватало на содержание и детей, и мамаш.

Беседа дам протекала по извилистому руслу. — А твой все еще с этой из «Сатирикона»? — Вспомнила вчерашний день, у него целый год тренерша по пилатесу, уже залетела, зараза. — Так меняй скорее хату, пока он не зажал. А то сгинешь в своей трешке в «Алых парусах». — Да нет, он дочку любит. Обещал, что скоро на Остоженку переедем, там все-таки почти триста метров, хоть что-то. — А я в центр не хочу, прошу своего, чтобы взял для нас дом на Новой Риге. Цены упали, а нам больше пятисот метров не надо, я бы тогда маму из Пензы выписала, все лучше, чем прислугу нанимать.

Борис подслушивал их щебет и восхищался: вот ведь повезло чувихам! А те, краем глаза уловив его интерес, поддали жару. Лексусу уже три года, пора менять. По Америке надо сына прокатить, он давно на Аллею звезд просится. Да и самой пора переодеться, а то меня на авеню Монтень уже в лицо не вспомнят.

Ансамбль звучал несколько пошло, но забавно. Борис сосредоточился на одной из дам — той, что собралась из «Алых парусов» на Остоженку, что-то в ней было. И веселая идея пришла в голову. Он достал из кармана конверт, который собирался завезти сыну, заказавшему тур в Мексику. Когда Остоженка пошла попудрить носик, незаметно для остальных передал ей конверт. Она открыла его в туалетной кабинке. Пять тысяч евро новыми пятисотками. Вернувшись, шепнула: «Мило. Кстати, меня Кира зовут, если вы забыли». Эту ночь они провели вместе. Следующую тоже. И следующую. Так и стали встречаться.

Ночевали они только у него, и рано утром Кира уезжала. Хотя водить дочь в школу ей не было необходимости — бывший муж, которого она называла спонсором, причем с почтительной интонацией, обеспечивал их и няней-домработницей, и шофером. Знакомить нового друга с дочерью Кира не спешила, в гости не звала. Борис, который сам привык держать дам на дистанции и пресекать попытки совместного ведения хозяйства, слегка недоумевал.

Всезнающая Авдотья разъяснила ситуацию. Кирин бывший при разъезде подтвердил готовность оказывать финансовую поддержку, однако при условии, что в оставленной им квартире ноги мужской не будет. Иначе перекроет кислород. То же самое в случае замужества или гражданского брака. А спать и гулять можешь с кем угодно, сказал он на дорожку, не парит.

Борис задумался. В другой ситуации он бы порадовался: классная барышня — и никаких обязательств. Но Кира сумела вызвать в нем забытые вибрации. Подобного уже давно не случалось; он даже завел моду цитировать классика: «Влюбился бы — да что ж в истопленной печи дров искать».

В последние годы Борис редко и трудно загорался, быстро остывал, а поддерживать романчики и интрижки в охлажденном виде считал делом скучным и обременительным. К тому же он стал подозревать, что необязательные связи как будто высасывают из него вещество любви, предназначенное для еще не встреченной им женщины. Но появилась Кира — и, к удивлению печника, в печи затрещали дрова.

Прошло полгода, и вдруг ситуация поменялась. Кира пригласила его домой и познакомила с дочерью. Предложила остаться ночевать. Он подумал и отказался. Как скажешь, спокойно среагировала она, может быть, в другой раз. Знак был подан, Борису было приятно, но опыт подсказывал: торопиться не следует.

Змея-подружка, лицемерно стыдясь, что выдает чужую тайну, внесла ясность. Кирин экс-муж, сказала Авдотья, осенью отправляет дочь в Англию и полностью оплачивает ее учебу и проживание. На вопрос, что он планирует насчет обещанной квартиры на Остоженке, а также содержания бывшей супруги, сделал большие глаза: у тебя же есть постоянный кавалер, человек небедный, вот пусть и берет на себя расходы. Ты ведь знаешь, у меня сын родился, да и в бизнесе дела идут плохо. Но дочь будет в полном порядке, не волнуйся.

Борис задумался. Умом он вполне понимал свою подругу. Если бы наблюдал такую дамскую игру на чужой территории, посчитал бы ее разумной и целесообразной. Но сейчас играли с ним. Или, точнее, против него, и это в корне меняло оценку. Как же поступить? Бросить Киру и начать поиск очередной пассии? Знакомиться, ухаживать, расспрашивать ее о ней, через силу изображая глубокий интерес к внутреннему миру кандидатки, плести всякую муть о себе, строить отношения, подчинять ее своим порядкам, учитывать ее привычки... Неинтересно, муторно, да и попросту лень.

Тогда стоит ли расставаться с той, у кого уже выявлено столько достоинств? Хороша визуально и тактильно. Умна, образованна, прозорлива. Может дать дельный совет, но только если спросят. Знает, когда сменить пластинку. Умеет тонко подыграть ему — и наедине, и в обществе. Нравится всем его приятелям и даже некоторым их женам. Словом, женщина, которую лестно и приятно осязать рядом с собой.

Борис любил найти точное обозначение предметам и явлениям, и в случае с Кирой он его тоже нашел: она ему подходит. Именно подходит, очень правильное слово. И, в конце концов, ничего плохого она пока еще не совершила, просто человек ищет для себя выгоду. Но, быть может, в итоге выгода будет обоюдной? Во всяком случае, ничего менять не надо, решил Борис, просто буду начеку.

Было нетрудно заметить, что поведение Киры изменилось. Она по-прежнему была тактична, но при этом Борис кожей чувствовал, что он попадает в ее цепкие лапки. Когда ему звонили, она тут же начинала заниматься своими делами — дескать, не думай, что я контролирую. То же самое было с эсэмэсками и электронными письмами. Она демонстрировала ему, что не посягает на его личное пространство, но тем самым только усиливала подозрения. Выходя, Борис оставлял на столе телефон и включенный компьютер, показывая ей, что ему скрывать нечего, но при этом запоминал, как лежат гаджеты. Возвращаясь, видел их ровно на том же месте, но это почему-то укрепляло догадку, что она все проверяет, только очень аккуратно.

Кира ничего не говорила насчет планов бывшего мужа, а если и упоминала его в разговоре, то с каким-то новым, слегка брезгливым окрасом. Борис это зафиксировал. Ему казалось, что он прекрасно понимает и может предугадывать ее ходы. Это относилось, например, к деньгам. В начале их отношений она вела себя подчеркнуто самостоятельно, ничего не просила, ни на что не намекала, и даже когда на шопинге он собирался что-нибудь ей купить, предварительно спрашивала стоимость и, случалось, говорила: да они с ума сошли, пойдем отсюда. Борис это ценил. Теперь же недреманным оком он заметил перемену. Она, конечно, не вела себя, как телка из «СохоРумс»: кончились деньги на мобильном, и бензина на донышке, и маме нужно вставить зубы... До такого, разумеется, не доходило, но он уловил тенденцию: она постепенно приучала его платить за все.

Раньше всякие дамские штучки она покупала сама, теперь же, если он забегал в универмаг за гелем для бритья, она непременно отправлялась следом («мне тоже нужно посмотреть пару мелочей») и через час выносила пакеты, полные совсем не дешевых товаров совсем не первой необходимости. Расплачивался, естественно, он — заодно с гелем для бритья.

Борис понимал природную склонность женщины к распоряжению средствами мужчины, он готов был с этим мириться, но при одном условии: дама не должна борзеть. Если сам захочу, куплю тебе шубу, но ты не смей просить ничего дороже халата. Только так. Умные женщины с этим молчаливо соглашались, и в итоге им доставалось больше. Особы с загребущими ручонками были без промедления отправлены на поиск счастья в иные палестины. Борис отказывался понимать, почему он против своей воли должен отдавать другому человеку принадлежащие ему деньги. Он часто вспоминал историю с приятелем, весьма состоятельным человеком, который несколько лет встречался с некрасивой и неумной женщиной. На вопрос, что он в ней нашел, ответил: «Единственно то, что она не берет у меня денег». Это немало, согласился Борис.

Однажды он решил протестировать подругу с помощью проверенной методики. Стал каждый день рассказывать, что с деньгами все хуже, век потребления крякнулся, картины не покупают или требуют сумасшедших скидок. Она сочувственно кивала: действительно, сейчас всем нелегко, вот и спонсор говорит, что на грани банкротства. Ну, ничего, ты же умница, что-нибудь для нас придумаешь. Это «для нас» ему сильно не понравилось. А когда он спросил, не хочет ли она подыскать себе работу, в ответном взгляде прочел: «У тебя что, кукуха поехала?!»

В конце концов он по своему обыкновению начал подбирать слово, которым определялось ее поведение. И подобрал: разводка. Мягкая, внешне деликатная, с поцелуйчиками, но от этого даже более противная. Борис органически не выносил, когда его используют, и в нем начала подниматься темная вода. Раздражение нарастало, он стал придираться по мелочам, грубить; понимал, что перебарщивает, но ничего не мог поделать — его несло.

Кира, конечно, уловила перемену, перестала заговаривать о совместном будущем и все чаще уходила ночевать к себе домой, ссылаясь на его храп, который раньше легко переносила. Оба понимали, что дело идет к финалу, но Кира, как и положено девушке, знающей себе цену, предпочла бы сыграть на опережение. А он, собственно, и не возражал.

Именно так все и завершилось. Авдотья с лицемерным сочувствием сообщила ему, что Кира приходила на выставку с солидным господином и изображала пылкие чувства. Борис день погрустил, день повыпивал, на третий день выгреб из печки золу былых чувств и переиначил бизнес-формулу: лучше любовь, основанная на расчете, чем расчет, основанный на любви.

Звучало убедительно. Хотя и смахивало на эпитафию.