Генеральный конструктор здоровья в космосе. К 100-летию со дня рождения Владимира Яздовского
…Королев назначил ему встречу у метро «Динамо», рядом с секретным институтом авиационной медицины. Туда военврача перевели прямо из штурмовой авиадивизии. «Уговоры» на скамейке продолжались минут десять; несколько дней на раздумье – и звонок: «Едем к министру обороны». После напутствия маршала Василевского – визит к президенту Академии наук СССР Вавилову. Только тогда подполковник осознал, КАКУЮ государственную величину обретает новое направление науки, какие полномочия даны – и каковы перспективы. Правда, тогда, в 1948 году, мало кто задумывался о полетах вне Земли.
Между тем Владимир Яздовский, пройдя войну полковым, потом дивизионным врачом (Южный фронт, Украина, Прибалтика, Прикарпатье), уже был готов к новому. Рожденный 24 июня 1913 года в Ашхабаде под знаком Близнецов, может, именно поэтому он имел разносторонние интересы. Учился на инженера, занимался мелиорацией, получил диплом врача в Ташкентском мединституте. Будучи студентом-отличником, написал кандидатскую – по нейрохирургии. Параллельно окончил консерваторию!
Да и в авиачастях не только лечил, резал, зашивал, но и пытался докопаться до деталей, как сказали бы сейчас, эргономики летчика, его состояний в полете – и методов совершенствования безопасности полетов. Способности медика-инженера были замечены в КБ Туполева, и сам Андрей Николаевич подсказал своему ученику кандидата на руководство новым направлением.
Академики одобрили подполковника как равного
Уникальный случай – изложенную 36-летним кандидатом наук методологию и программу исследований по космической биологии и медицине утверждают в… 1949 году! И кто! Руководство двух академий – общей и медицинской! «Подбирайте людей, заказывайте аппаратуру. Средствами обеспечим», – благословил С. И.Вавилов.
… Начинал он не с нуля, хотя поначалу был только письменный стол. Все наработки авиационной медицины (барокамеры, катапульты, ударные перегрузки) вошли в арсенал средств новой лаборатории. Решено было начать с исследований животных в ходе суборбитальных ракетных пусков, затем на искусственных спутниках Земли. Это прописано через 4 года после опустошительной войны.
Скафандры для первых испытуемых шил по ночам А.Серяпин, немало приборов и датчиков сделал Б.Блинов. Одолели и проблемы герметичности кабины, регенерации воздуха, питания, установки кинотехники. Высотные (на 110 километров) пуски в 1951 г. показали: собаки хорошо переносят все факторы полета, а гибель нескольких была следствием технических недоработок в ракетах. Сталинский стипендиат стал лауреатом Сталинской премии; первого «высотника» забрал себе академик А.Благонравов, кстати, наставивший Яздовского на обобщение данных в виде докторского исследования: «Другие по мелочам пишут, а у вас – мировое открытие. Ну-ка, за дело».
В книге «На тропах Вселенной» Яздовский сдержанно пишет о сложностях того времени – в политике, науке, о непонимании. А ведь конец 40-х – начало 50-х годов был периодом гонений на генетику и биологию, иных репрессий, недоверия новому со стороны ряда физиологов – и маршалов (ибо программа не связана с оборонными задачами). Кое-кто считал «собачьи пуски» пустой тратой времени.
И все-таки… Пятиместная лаборатория превратилась в целое направление. Рос коллектив из числа коллег, смежников, молодых учеников, это был целый букет звучных, ярких имен: Ада Котовская, Николай Гуровский, Иван Касьян, Абрам Генин, Олег Газенко, Армен Гюрджиан, Игорь Балаховский, Иван Брянов, Виталий Волович, Вячеслав Мясников, Евгений Юганов…
С 1948 по 1961 год полетные эксперименты (на высоты в несколько сотен километров) были проведены на 42 собаках и на огромном количестве других биообъектов. Знаменитые Лайка, Белка и Стрелка – провозвестники эры Живого в околоземном Космосе.
Все это позволило проследить, что и как влияет на живой организм, оценить возможность космического полета человека, безопасности на борту и после приземления. Оттачивалась и программа набора, общефизической и специальной подготовки и обучения космонавтов, которым Яздовский прочитал первую лекцию. Он по праву вошел в Совет Главных конструкторов как ответственный за медико-биологическое обеспечение подготовки полетов наших космонавтов. 17 лет работы в институте у «Динамо» – самая плодотворная пора жизни и научной деятельности доктора медицины, прошедшего путь от младшего научного сотрудника до замначальника НИИИАКМ по науке.
Но… Межведомственные ли трения, или непонимание командованием, зачем военный институт продолжает космическое направление; трагедия накануне полета Гагарина – гибель В.Бондаренко на испытаниях в барокамере, или честность и принципиальность полковника, зависть ли, «затирание» одними и выпячивание других… В общем, не стал Яздовский генералом. Избранный в Международную академию астронавтики, не вошел в Академию наук – хотя основал безусловно пионерное направление в науке, добился результативности мировой и создал целую школу.
В 1969 году, после трехлетней «переходной» работы в Институте медико-биологических проблем (кстати, родившемся как продолжение «динамовского»), Владимир Иванович ушел в НИИ «Биотехника». Там плотно занимался вопросами создания искусственной биосферы, жизненно важной для экипажей космических кораблей и станций, подводных лодок. Начинал внедрение схем искусственного круговорота химических элементов и соединений, замкнутых экологических систем.
Так что нынешние экипажи МКС пользуются и плодами работ юбиляра – от сменного белья и исследований по плесени и бактериям до программ послеполетной реабилитации, от создания оранжерей до решения проблем шума и вибрации.
Многочисленные коллеги, ученики и друзья высоко ценили исключительные человеческие качества Владимира Ивановича – энергию, удивительную работоспособность, инициативу, принципиальность, верность слову и делу.
На юбилейном заседании его коллеги предлагали поставить в Петровском парке памятник. На скамейке сидят двое. Они вместе обеспечили прорыв человека в космос и полноценную его работоспособность вне Земли… А впереди –Лайка, Гагарин с друзьями, МКС, Луна и Марс…