Александр Лазарев: Счастье, что я попал в «Ленком»

Александр Лазарев-младший, представитель славной артистической династии. Его дед был кинорежиссером, делавшим первые советские стереофильмы. Например, картину «Счастливый рейс, или Машина 22–12», где Михаил Жаров распевает: «Еду, еду я по свету у прохожих на виду». А бабушка работала звукооператором. Брат отца Юрий был артистом Театра Акимова, а мамин брат Николай — оператором, снявшим «Покровские ворота» и «Обыкновенное чудо». Родители — Светлана Немоляева и Александр Лазарев — всю жизнь проработали на сцене Театра им. Маяковского. Теперь там работает, и весьма успешно, дочь Александра Полина.

— Александр, вы выросли за кулисами Театра им. Вл. Маяковского. Помните ли момент, когда впервые увидели родителей на сцене?

— Это случилось лет в восемь. Они играли спектакль, меня дома оставить было не с кем. Вот и взяли с собой на «Таланты и поклонники». А чтобы не сбежал из зала со скучной для восьмилетнего ребенка пьесы Островского, меня посадили в центре первого ряда директорской ложи: выйти нельзя, сзади — люди. И вот идет спектакль, родители — на сцене, а у меня ощущение, что от скуки вокруг даже цвета пропали. В итоге я от тоски и безысходности заплакал. Потом, конечно, появилось другое восприятие. Когда уже захотел стать артистом, то, стоя за кулисами, мог бесконечно смотреть, как отец и мать работают в спектакле «Бег». Я смотрел постановку несчетное количество раз, был ею просто заворожен.

— Ваш отец, с которым мне доводилось общаться, рассказывал, что у вас была нянька, буквально одержимая театром.

— Была такая. Замечательная Ольга Фоминична обожала театр и моих родителей. Будучи непоседливым, я доставлял ей массу хлопот, и она им говорила: «Сашенька, Светочка, если бы не вы, я с вашим мальчиком и дня не сидела бы».

— Вы впервые в 12 лет вышли на сцену. Боялись?

— Поначалу — нет. Вплоть до одного случая. Мне очень нравилось играть в спектакле «Леди Макбет Мценского уезда» Федю Лямина. Ввели меня накануне гастролей в Чехословакию. Это был невероятный подарок в те годы — выехать за границу. Конечно, мы все отрепетировали. Я и с Андреем Александровичем Гончаровым успел поработать, он даже мне сделал замечание. Помню, приглаживал волосы, а режиссер сказал: «Ну, ты, надеюсь, на сцене во время спектакля причесываться не будешь?» Совершенно счастливый, я отправился с родителями в Братиславу. Мне так все нравилось, я был веселый и радостный. Улыбался до ушей, легко шел по спектаклю. А папа меня все время осаживал: «Заканчивай улыбаться, думай о своей роли». Но я «растекался» — оттого, что играл за границей, что все так ярко, так хорошо идет.

И вот на следующий спектакль я вышел не вовремя: мы с главным героем никоим образом не должны были друг друга видеть. В итоге я смешался, перепутал реплики, и, кое-как доиграв, убежал в гостиницу. Зарылся в подушки от стыда. А потом услышал по коридору тяжелую поступь Командора, вошел отец и спросил: «Ну что, доулыбался, сынок?»

— А мама что сказала?

— Она тактично промолчала. С тех пор перед каждым спектаклем я очень волнуюсь.

— В Маяковке был прекрасный бутафорский цех. Вы в него захаживали?

— А как же! Учась в школе напротив, я пользовался добрым отношением вахтерши и заведующего реквизиторским цехом, таскал туда еще и одноклассников. Мы разыгрывали баталии — в латах, шлемах, с автоматами на шее.

— Евгений Леонов писал сыну: «Я знаю твою болезнь, ты — сын известного артиста». В какое время ярлык «сын известных артистов» вам помогал и когда мешал?

— Всегда помогал подсознательно. Мешал в институте. Там народ был не очень добрый: «С такой-то фамилией он поступил, конечно же, по блату». Приходилось доказывать. И пока не доказал ролями, борьба с фамилией существовала. Даже снимаясь с ними в одном фильме, взял псевдоним «Трубецкой». Мне казалось, что двоих Александров Лазаревых на одну картину многовато.

— Какими ваши родители были партнерами на съемочной площадке?

— Великолепными. Проще, чем с папой и мамой, мне не было ни с кем. Это всегда была поддержка и горящие глаза! Да и сейчас замечания мамины бывают очень точные, правильные и по делу. А еще они мною постоянно восхищались. А это очень важно, когда артиста хвалят, потому что у него тогда крылья расправляются и, как Марк Анатольевич Захаров говорит, «актерский организм начинает дарить неожиданные подарки».

— А правда, что когда вы пришли в «Ленком» устраиваться, Марк Захаров даже не знал о вашей принадлежности к знаменитой династии?

— Было такое. Уже после показа, когда меня решили взять, он спросил, имею ли я какое-то отношения к чете артиста Лазарева? И был удивлен, узнав, что я — его сын.

— Что вы за эти годы можете назвать своей однозначной удачей в театре?

— Участие в спектакле «Безумный день, или Женитьба Фигаро» и роль графа Альмавивы. А также работу в «Королевских играх» в роли Генриха VIII. Но стартовой площадкой для меня стал «Ромул Великий» Петра Штейна, где Марк Анатольевич меня и заметил. В тот момент как раз случилось распределение ролей в «Гамлете» Глеба Панфилова, где у нас играло старшее поколение — Олег Янковский, Александр Абдулов, Александр Збруев, Инна Чурикова. Они решили этот спектакль передать молодежи. И, посмотрев накануне «Ромула Великого», Захаров сказал: «Давайте, и Лазарева тоже возьмите». Виктор Раков играл Лаэрта за Абдулова, Дмитрий Певцов — Гамлета за Янковского, а я, посколькуеще был человеком под сомнением, получил роль Клавдия на двоих с Андреем Соколовым. В «Гамлете» я тоже смог доказать свою актерскую состоятельность, после чего сразу получил роль в «Женитьбе Фигаро».

1 апреля 1986 года. Народные артисты Светлана Немоляева и Александр Лазарев с сыном Сашей / Фото: Юрий Иванов/РИА Новости

— Сей блистательный спектакль идет в «Ленкоме» вот уже 24 года, за это время случилось немало курьезов на сцене. Я, например, была на спектакле, когда дверь в спальню графини рухнула раньше, чем ваш герой успел ее взорвать. Но вы тогда очень изящно выкрутились...

— Это вы еще не были на премьере «Фигаро», когда у меня лопнули на сцене штаны! На первых спектаклях идет притирка, в том числе и к костюмам. У штанов не оказалось подкладки, а без нее нельзя — очень много активных движений. И в конце первого акта случился сей конфуз: штаны графа Альмавивы лопнули от пояса и до пояса. А мне впереди надо было танцевать. Я от неожиданности застыл у задника, словно статуя, и оттуда начал подавать реплики. У Саши Захаровой — графини — глаза округлились, как блюдца: она не понимала, что я делаю, все ее мизансцены были сломаны. Марк Анатольевич, тоже ничего не понимая, в волнении прибежал из зала за кулисы: «Он что — ногу сломал?!»

В какой-то момент мне все-таки удалось передать за кулисы, что «графу неловко светить нижним бельем», и Дмитрий Певцов — Фигаро — ловко вынес мне сюртук, которым я повязался, как пляжным полотенцем, закончив в таком странном виде первый акт. А с дверью в спальню графини, которую я взрывал, было несколько смешных историй. Хрупкая дверь из мелких деталей должна разваливаться, когда ее за веревку дергают из-за кулис. Но то ли Андрей Леонов, игравший Керубино, в тот вечер сильно хлопнул ею, то ли кто-то дернул веревку не вовремя, но дверь обрушилась прямо передо мной. Я обыграл, что, мол, очень опасаюсь того, кто находится за ней, и, как гранату, забросил туда подожженную бомбу. Народ за кулисами очень веселился.

— Марк Захаров утверждает, что в вашем театре артистам вообще не чужд веселый садизм. Как такое переживается за кулисами?

— С большим энтузиазмом! Поскольку наступает очень живой момент. Все собираются, смотрят, как бедняга будет выкручиваться.

— А как вы добиваетесь того, чтобы эта живая нота сохранялась на сцене из спектакля в спектакль?

— Это, наверное, и есть настоящий театр, который мы любим за ежесекундность. 24 года играть «Фигаро» сложно, и, конечно, были разные периоды. Сначала играли от души. Потом стали подуставать, и появились отдельные проходные спектакли. Было и такое, что просто несли отсебятину, веселя сами себя и оркестр, как могли. Но опыт показал, что выход тут один: чтобы не сойти с ума, надо играть честно, тогда спектакль тебя забирает целиком. А «Женитьба Фигаро» имеет право на длинную-длинную творческую жизнь, поскольку и пьеса — великая, и постановка — прекрасная.

— Вы наверняка видели эту вещь в Театре сатиры, где играли великолепные Андрей Миронов, Александр Ширвиндт, Вера Васильева?

— Конечно. Но наши спектакли очень разные, хотя оба — очень удачные. Нас некогда даже пугали, что «Ленком» будут сравнивать с «Сатирой», но мы все же на это пошли. Мне очень нравится то, что делал Александр Ширвиндт, и Марк Анатольевич поначалу даже немножко направлял меня в эту же сторону. Но моя индивидуальность все же со временем победила.

— Ваша семья — артисты, что предполагает существующую с детства «питательную среду», в которой вы сформировались. Кто заходил в гости к вашим родителям?

— В основном художники. Сергей Алимов (художник мультфильмов «Каникулы Бонифация» и «Топтыжка». — «ВМ») с супругой, Алексей Шмаринов... Но мы жили напротив сгоревшего Дома актера на Тверской, и из его ресторана к ночи к нам догуливать заваливались актерские компании.Так, кстати, я познакомился с Андреем Александровичем Мироновым, о чем всегда мечтал. Помнится, я болел, сидел несчастный, в платочке девчачьем, с большим ватным компрессом на ухе. Вдруг шум в коридоре... Заходит отец вместе с Андреем Мироновым, а я — в таком виде, в кровати, с одеяльцем в обнимку. И так мне перед ним стало неудобно! Миронов подходит и очень просто говорит: «Андрей». — «А я — Шурик». — «Ну, давай спи! Пока». Много лет спустя мы в «Ленкоме» с Машей Мироновой играли спектакль «Плач палача», и я очень часто в ее мимике видел Андрея Александровича. А однажды подумал: вот бы он удивился, если в день нашего знакомства кто-то сказал бы ему, что вот этот мальчик с перевязанным ухом через много лет с его дочерью будут играть главные роли в спектакле его ближайшего друга.

— Ваш отец рассказывал, что когда они еще жили на Плющихе, то к ним в комнату набивалось по тридцать человек на молодежные вечеринки — пели, танцевали, спорили.

— Причем места всем не хватало. Андрей Тарковский даже забирался на шкаф, оттуда наблюдал своим режиссерским глазом за происходящим.

— А знаменитый квартет — Збруев, Караченцов, Янковский, Абдулов — как вы их воспринимали раньше и кем они являются для вас в зрелости?

— Это бесконечно уважаемые мною люди. Я даже смею себя назвать младшим другом Александра Абдулова. Олег Иванович Янковский тоже принимал живое участие в моей судьбе. Александр Викторович Збруев подарил мне Клавдия в «Гамлете» и мою первую роль в кино. Когда Вячеслав Криштофович снимал фильм «Приятель покойника», то он позвонил Збруеву, который посоветовал взять «отличного парня Сашу Лазарева». Это была моя первая серьезная драматическая роль. Названные вами ленкомовские мастера к нам относились с невероятной любовью. А как они репетировали с нами «Гамлета»! Невероятно занятые, снимающиеся активно, они каждый день в течение двух месяцев приходили и вводили нас в спектакль. Этот квартет под руководством Марка Захарова создал уникальную ленкомовскую манеру актерской подачи. И мы ее потом переняли и впитали. Я благодарен судьбе за то, что в моей жизни были и есть Театр имени Маяковского и театр «Ленком».

— Вы считаете Марка Захарова своим учителем?

— Учителем номер один. У него свои уникальные почерк, мнение, индивидуальные театральные высказывания. Он такой один, пожалуй.

— Многие на моей памяти жаловались, что он ироничный диктатор в своем театре.

— А режиссер и должен быть диктатором. И Гончаров был диктатором. А как иначе? У тебя куча знаменитых артистов, которых разрывает на части страна на съемки, концерты — и всех надо удержать, заинтересовать не просто волей, но и своим творчеством. А потом Марк Захаров — сказочник, он рассказывает свою сказку. Не хочешь участвовать — уходи в другое место, и там рассказывай свою. Вот в этом и заключается его диктат: либо выполняешь правила, либо нет.

— Я вспоминаю «Бременские музыканты и К°» — единственный завершенный фильм Абдулова-режиссера. Где старая команда — Пес, Кот, Петух и Осел провожали своих детей в новое путешествие. Очень символично, что роли ваших кинородителей — семейства Пса — сыграли ваши настоящие родители. Говорят, что уровень креатива на этой площадке зашкаливал?

— Это было абсолютное счастье. Александр Гаврилович создал такую атмосферу, что все летели на съемки, как в отпуск. Снимали на трех морях — Средиземном, Балтийском и Каспийском, в Баку, в Египте, причем в таких местах, где не ступала нога человека. Музыка, костюмы замечательные. А компания какая там была великолепная — Пуговкин, Янковский, Глузский, Збруев, Ярмольник, Вертинская, Адабашьян, Фарада, Лазарев, Немоляева — и мы, молодые еще тогда Степанченко, Марьянов, Филипп Янковский, ну и я. Мы были в полном восторге.

— Чем старшее поколение артистов отличается от вашего поколения, тоже яркого и состоявшегося? И чем вы отличаетесь от тех, кто идет следом?

— Поколение за нами идет по жизни легче, и, наверное, поверхностнее воспринимает многие вещи. Мы — мрачные тяжеловесы, которые любят иногда позаниматься самоедством. Поколение моих родителей растворилось в театре полностью: они там счастливы и для них вообще ничего нет важнее театра и профессии.

— Ваши родители очень любили друг друга, это было видно всем невооруженным глазом. Вы с Алиной переняли их модель построения семьи?

— Да. Мы довольно рано поженились, и у нас всегда был образец счастливой семьи перед глазами.

— Ваша дочка преуспевает в Маяковке?

— Преуспевает. Она играет много ролей лирическо-героического плана, а недавно в спектакле «Бешеные деньги» раскрылась с совершенно новой стороны, чем очень нас порадовала.

— В день рождения вы играете «Шута Балакирева». А где мы вас можем увидеть в кино?

— Я снимаюсь в трех картинах. «Тобол» — крупный исторический проект по книге Алексея Иванова «Тобол. Много званых». Играю реально существовавшего человека, полковника Бухгольца, которого Петр I отправил с экспедицией в Сибирь на поиски золота. Надеюсь, что скоро на экраны выйдет и восьмисерийный иронический детектив, где симпатичная компания — милиционер, антиквар, профессор и его ассистентка раскрывают уголовные дела. Там снимались Александр Адабашьян, Стас Дужников, Елена Захарова и я. Мне эта картина очень нравится. И кроме того, снимаюсь в картине об афганской войне «Операция Мухаббат». Так что работы много.

ЦИТАТА

Александр Лазарев, советский и российский актёр театра и кино, артист Московского театра «Ленком»:

Наше актерское поколение — мрачные тяжеловесы, мы любим покопаться в себе