Константин Райкин, будучи участником дискуссии «Как искусство делает нас лучше», которая состоялась в понедельник, 22 мая, в этом музее, рассказал о своих любимых книгах, фильмах, городах, героях.

«Записки из подполья» сделали меня лучше

- Самое главное произведение в моей жизни, изменившее меня кардинальным образом – «Записки из подполья» Достоевского. Моя жизнь делится на две части: «до» прочтения романа и «после». А прочитал роман в 24 года. Когда обнаружил – а это во второй части романа «По поводу мокрого снега», что главному герою – тоже 24 года, потрясен был еще больше. Замечу, что «Записки из подполья» - наиболее запретное при советской власти произведение классика. Максим Горький назвал «Записки» «писком индивидуализма». Из этого произведения вытекают все дальнейшие произведения Достоевского. В «Записках» описан омерзительный человек, который страшен. Но когда я начал читать роман, сразу понял, что этот омерзительный человек так много знает обо мне, сколько не знает никто на свете. Никогда не думал, что другой человек, тем более, из другого века, знает обо мне такие постыдные вещи, в которых сам себе боялся признаться. Когда читал, отшвыривал от себя книгу. У меня было ощущение, что некто подсматривает за мной. Но когда дочитал книгу до конца, то все опасности, которые были мной обнаружены и вскрыты в самом себе, в последствии оказались ликвидированы.

«В юности мы подражаем мерзавцам»

- Преимущественно я играл отрицательных героев. Хотя не делю роли на отрицательные и положительные, а на хорошие и плохие. Играть негодяев очень полезно. Когда играешь отрицательную роль, вытаскиваешь из себя всю скверну, и уходишь от опасности быть таким в жизни. Этот негатив становится уже неопасным для меня. Трудно представить, что было бы со мной, если бы я не стал артистом? Я против того, чтобы судить человека по его поступкам. Надо судить человека по той работе, которая поступку предшествует. Человек в разное время бывает разным. В одних обстоятельствах он бывает замечательным, а в других – мерзавцем. Но когда человек приходит на спектакль и видит в герое свои нехорошие черты, с него тут же сходит спесь. Если спектакль сильный, люди становятся едиными, даже одинаковыми. Иногда мне кажется, что несчастны те люди, которые не занимаются искусством. В этом случае, они могут только его потреблять. А некоторые даже не могут потреблять, и это тревожно. Дело не в положительности или отрицательности героя, а в мысли автора, в его посыле. В юности мы подражаем мерзавцам. Я лет десять играл гениального мерзавца Ричарда Третьего. Отрицательный герой может быть в центре высоконравственного произведения. «Ричард Третий» - высоконравственное произведение Шекспира.

«Люблю гулять по ночной Венеции»

- У меня два любимых города – мой родной Петербург и Венеция. Папа с детства водил меня по разным улицам: показывал, объяснял. Свойство человеческой натуры – привыкать. Впрочем, это защитная реакция нормального человека – привыкать к красоте или уродству. Например, он может жить рядом с красотой и не воспринимать ее. Венеция – принципиальный город в моей жизни. Оказавшись однажды в Венеции, я стал ее вечным пленником. Каждый раз она подсказывает мне новые сюжеты для спектаклей, театральные ходы. Город мистический, странный, страшный. При этом там есть жители. При чем, среди них есть мои соотечественники. Они меня узнают, и я понимаю, что они – из России. Когда я общаюсь с местными жителями – нашими соотечественниками, они не понимают, что Венеция – гениальный, прекрасный город. Для жителей этого города в нем есть масса неудобств в бытовом плане. Но я этого не замечаю. Когда приезжаю, туристов не вижу. Смотрю на эту красоту, и что-то представляю. Люблю гулять ночью по этому зловещему городу.

Еще раз о цензуре

- Искусство нужно для того, чтобы, в том числе, и власти показывать ее пороки, ошибки и просчеты. «Умная власть» за это платит искусству в виде дотаций, поощрений, наград художникам. Когда назначают руководителя культурным учреждением, например, художественного руководителя театра, ему должны дать «зону свободы». Разумеется, если художественный руководитель на деле доказал, что он – моральный, духовный. Смешно думать, что мой начальник–чиновник обладает духовностью больше меня. Он назначен моим руководством, и я его слушаю как начальника в тех вопросах, где он компетентен. А вмешиваться ему в мое творчество – недопустимо. Понятно, что есть очень массовые виды искусства, как кинематограф, где нужен государственный контроль. Аудитория Первого канала – миллионы, и это необходимо учитывать, выпуская на экран премьеру. Любой гигантский показ на всю страну - социальный. При этом нельзя забывать, что одна из функций искусства – отражение жизни. В искусстве нельзя ничего запрещать. Но каждый творец должен задумываться о том, куда он ведет? Хотя, возможно, во мне говорит «правильная совковость»? Может, искусство ничего никому не должно?

для большим авторитетом является Николай Гоголь. Я на нем воспитан. Николай Васильевич считал, что искусство должно нести добро. Но при этом он был автором «Ревизора», где нет ни одного положительного героя: все жулики, мерзавцы. Можете представить, если сегодня выходит такая пьеса про современный город? А ведь и царь сказал после премьеры постановки по пьесе Гоголя: «Всем нам досталось, а особенно мне». Вот что называется – умная власть.

«Надо быть очарованным странником»

- Все времена сложные. И легко впасть в уныние. Но как с унынием жить? Считаю себя «горестным оптимистом». Горестным, потому что с каждым днем оптимизм дается все сложнее. Надо сохранять в себе веру в лучшее. Но кто-то любит и страдать. И у нас есть масса поводов для страданий. Своим студентам я говорю о том, что надо быть «очарованными странниками». Терпеть не могу дегустаторов искусства, которые не пьют вино, а дегустируют. Критики каждый день ходят в театры и они – несчастные люди, которые не способны наслаждаться спектаклем. Надо быть очарованным зрителем. Я люблю театр как зритель. Люблю, когда хорошо и не люблю, когда плохо. Я – редкий режиссер, который радуется, когда у других – хорошо, и огорчается, когда плохо. Я люблю балдеть от жизни. Люблю удивляться. Согласен с высказыванием: «Счастье – не станция назначения, а способ путешествия». По этой формуле стоит попытаться жить.

Ценитель русской живописи

- В музей Русского Импрессионизма пришел первый раз, и мне так здесь нравится, и хочу часами смотреть на каждую картину. Раньше я не понимал живописи. Думал – в кино, в театре – движение, и это гораздо интереснее статичной картины. Теперь знаю, что ничего лучше живописи нет. Ибо в ней – в запечатленном моменте жизни нет конца и края, и что жизнь бесконечна. Русская живопись на меня действует больше, чем иностранная. Мой любимый музей – Русский музей в Петербурге. Я часами хожу по Русскому музею и для меня искусство наших художников – спасение от бед.