[i]В Москве ежегодно злокачественные опухоли диагностируют у 28 тысяч человек. Более 40 процентов из них, а это 11–12 тысяч человек, вылечиваются. «Так что диагноз «рак» – это еще не смертный приговор, – считает главный врач городской онкологической больницы № 62, доктор медицинских наук, профессор А. Н. МАХСОН.[/i][b]– Но ведь и сами врачи, Анатолий Нахимович, нередко умирают как раз от рака...[/b]– А я разве говорю, что болезнь эта несерьезная и не опасная? Но очень многие ее формы, особенно в самом начале, на ранней стадии, уже научились эффективно лечить, вылечивать. Сейчас в США 50 процентов больных, у которых диагностирован рак, вылечивают. У нас – несколько меньше. Но если у больного рак выявлен на первой стадии, то мы можем вылечить девять человек из десяти – 90%![b]– А что такое первая стадия?[/b]– Это начальная стадия: опухоль размером до двух сантиметров, без метастазов. Вторая стадия делится на несколько групп. Если без метастазов, то излечение происходит у 80 процентов больных. Если с метастазами, то у 70–75 процентов... Если же больной попадает к нам поздно, с раком четвертой стадии (это уже большая опухоль с метастазами), то вылечить удается одногодвух человек из ста.[b]– Что же считается излечением?[/b]– Это когда у пациента после проведенного курса лечения нет признаков болезни в течение пяти лет. Правда, только операции зачастую здесь недостаточно. Все делается в сочетании с химиотерапией и радиоактивным облучением. У нас в больнице принят такой порядок: консилиум из хирурга, химиотерапевта и радиолога определяет тактику лечения каждого больного – решает, что делать, в какой последовательности, в каком объеме... И человек потом живет долго. Ко мне приезжают люди, которых я оперировал 15–20 лет назад: чувствуют себя нормально. Есть, скажем, пациент, у которого была саркома бедренной кости. Тридцать лет назад мы удалили опухоль, поставили эндопротез.Вот уже лет 15, как этот человек уехал жить в Грецию, но каждый год приезжает показываться. Все в порядке. И подобные случаи не редкость. В последние годы в лечении рака появилось много нового, особенно стоит отметить новейшие, очень эффективные химиопрепараты. Правда, они очень дорогие и не всем по карману. Есть у нас сейчас один больной, так у него препараты на месячный курс химиотерапии стоят 27 тысяч долларов. И лечиться нужно три-четыре месяца. Доступно это пока лишь очень состоятельным пациентам.[b]– Но больница-то финансируется из московского городского бюджета, и для москвичей лечение бесплатное?[/b]– Конечно. И препараты мы используем неплохие, достаточно эффективные. Но все же не такие дорогие. Это уж пациент оплачивает сам, если может. И для больных из других регионов лечение платное. Правда, не всегда лечение оплачивает сам больной – это делают и страховые компании, и организации, где человек работает.К примеру, сейчас привезли больного из другой области. У него опухоль лопатки. Предлагали ему там, где он живет, ампутацию руки вместе с лопаткой. У нас же разработана операция, при которой удаляется лишь лопатка с плечевым суставом. Рука остается, и пусть ограниченно, но действует. Больного привезли к нам: все же не будет безруким инвалидом.Вообще такие органосохраняющие операции – профиль нашей больницы. Раньше ставилась задача – вырезать, отрезать, лишь бы сохранить жизнь. Теперь думаем и том, чтобы не только вылечить, но и обеспечить достойное качество жизни. Так, при раке молочной железы надо удалять грудь – операция проводится за 45 минут. Но если это нужно женщине, делаем одномоментную пластику, и грудь у нее будет. Это довольно сложно, применяется микрохирургическая техника, и операция длится пять часов. Сохраняем, восстанавливаем и многие другие органы. Есть еще целый ряд операций с применением микрохирургической техники, когда требуется сшивание сосудов и т.п. В нашей больнице есть специальное отделение – реконструктивной пластической онкологии.[b]– Вы все время подчеркиваете, что очень важно «поймать» раковую опухоль в начальной стадии…[/b]– Думаю, сейчас исключительно важно убедить людей, что рак – это не безнадежно, что не надо впадать в панику, не следует опускать руки. Еще бытует расхожее, какое-то фаталистическое мнение, что опухоль лучше не трогать, а то, мол, попадешь в больницу – прооперируют и умрешь, а так – сколько-то еще проживешь. В самом деле, есть опухоли, развивающиеся медленно: год-два, а то и пять лет. Этим часто пользуются всякие знахари, экстрасенсы. Говорят человеку, который обратился не к врачу, а к ним, и из которого они уже выкачали немало денег: «Видишь, я тебя год продержал». А больной этот год и без всякого «целителя» продержался бы.Но гораздо чаще бывает, что болезнь в итоге оказывается основательно запущенной и к врачу уже поздно бежать – помочь невозможно. Вообще обращаться ко всяким целителям вместо того, чтобы идти к врачу-специалисту, очень опасно: теряется дорогое время, когда еще можно больного вылечить.[b]– Но идут ведь ко всякого рода «целителям» не от хорошей жизни, а просто не верят в медицину. К тому же врачи в районных поликлиниках зачастую невнимательны или недостаточно квалифицированны – сужу по опыту некоторых своих друзей, которые погибли от рака. И их родственники иной раз с сожалением говорят, что, может быть, стоило в свое время обратиться к каким-либо экстрасенсам...[/b]– Я уже говорил, медицина в лечении злокачественных опухолей достигла многого. И чем раньше пациент попадает к понимающему врачу, тем эффективнее и надежнее будет лечение. В Москве действует стройная система межрайонных онкологических диспансеров, где работают знающие свое дело врачи, где своевременно поставят диагноз.[b]– Когда нужно обращаться к врачу?[/b]– Вот воспалилась родинка, меняется в размере, цвете... Появился, прощупывается какой-то «шарик» под кожей... Моетесь в душе и в груди нащупали, пусть небольшое, уплотнение – возможна опухоль молочной железы... Постоянно чувствуете непонятное недомогание, из-за чего-то долго держится повышенная температура и никак не проходит...А после 45 лет надо обязательно дважды в год проходить профилактический осмотр. И сделать рентген легкого, желудка – там наиболее часто опухоли бывают. Женщинам нужно регулярно обращаться в маммологические центры – они сейчас оснащены хорошей аппаратурой, укомплектованы хорошими специалистами. И можно своевременно установить опухоль молочной железы.Увы, в нашей стране даже, когда все это можно сделать, люди не спешат, отмахиваются, не хотят «терять время». В этом смысле в странах на Западе совсем другое отношение – там люди ходят, проверяются: понимают, что излечение от рака, обнаруженного в начальной стадии, не только надежнее, но и гораздо дешевле им обойдется, а когда уже все запущено, может никаких денег не хватить.В Японии, например, создано Общество по раннему выявлению рака. Это поликлиники, где больного обстоятельно обследуют за один день. Стоит 500 долларов. И если раньше в этой стране была самая высокая смертность от рака желудка, то теперь самая низкая, потому что ранние формы рака желудка хорошо оперируются и больные вылечиваются в 90 процентах случаев.[b]– И все же постоянно ходят слухи, что тот или иной целитель коголибо из известных людей вылечил от рака. А то, что в больнице аж 90 процентов вылечивают, мало кто знает.[/b]– В этом-то и беда. Находятся даже люди, уверяющие, что у них был рак и вот «без всяких врачей» его излечили. А была ли раковая опухоль? Кто ставил диагноз? Раньше от больных всячески скрывали то, что у них диагностирован рак. Сегодня же очень многие врачи-неспециалисты смело говорят: «Это рак!» Мы же пока кусочек опухоли не исследуем под микроскопом, не рассмотрим опухолевые клетки, не спешим ставить диагноз. Между тем, у пяти процентов пациентов, которым в неонкологических учреждениях поставили диагноз «рак», потом оказывалось, что это вовсе не рак.Вообще подтвержденных, достоверно установленных случаев, когда, знахарь излечил кого-то от рака, нет. Зато сколько угодно случаев, когда, потеряв массу времени и денег на хождение по «целителям», человек приходил в конце концов к врачам-онкологам, но помочь уже было невозможно.А что может онкология? Через нашу больницу за год проходят 13 тысяч человек. Делаем пять тысяч операций. И около 40 процентов больных вылечиваем. Пока так, но, поверьте мне, это немало.