[b]Рогозина готовит для МУАРа почти наивные и почти домашние выставки, на которых очень всерьез рассказывается про то, какие были люди и архитектуры во время оно, когда фотография еще не стала «Искусством», а любительская пейзажная съемка еще не превратилась в безусловный моветон.[/b]Рогозинский выставочный цикл – это бездонный бабушкин сундук (фотофонды музея), из которого можно вытащить то шляпку с цветочками, то туфлю с загнутым носком (в роли которой выступала выставка «Летняя прогулка семьи по Европе до Первой мировой войны»). Иногда из сундука извлекается ларец с драгоценностями – выставка «Святыни, мерзости и редкости в Б. Донском монастыре», например.На этот раз из сундука «вытащилась» Венеция – не лубочный город дамских альбомчиков, а Венеция настоящая, не лакированная. Венеция в «Прелестях» вполне по-декадентски увядающая, с трагической горчинкой. Тот самый город, в котором все больше «умирают» и «рождаются», а не живут.Из 2000 фондовых «венецианских» фотографий конца XIX века отобраны 43, некогда принадлежавшие архитекторам Жолтовскому и Ильину. А сделаны фотографии были итальянскими мастерами Паоло Сальвиати и Карло Найя (плюс традиционные почтовые открытки «Привет из Венеции» и собственноручный кадр И. Жолтовского).Еще в МУАРе отмечают 250 лет со дня рождения художника, архитектора, декоратора, теоретика искусства, представителя блистательной фамилии Пьетро ди Готтардо Гонзаги. (Еще одна его выставка проходит сейчас в Павловске. Ему посвященf в этом году музыкальный фестиваль «Московское действо», а также спектакль, только что поставленный в Архангельском.) Гонзага (1751—1831) родился в один год со своим «благодетелем» – князем, меценатом и «владельцем амуров» (о судьбе которых сокрушался Чацкий) Николаем Юсуповым, который в 1792-м пригласил уже знаменитого художника (он работал в Ла Скала, театрах Рима, Генуи, Пармы) работать в России. Здесь он, конечно, стал Петром Федоровичем.Здесь Гонзага занимался искусством, ускользающим и призрачным: он создавал сказку, от которой сегодняостались только бледные тени. Он и сам исчез, как Оле Лукойе, – ни одного его портрета не сохранилось. Уцелели распланированный им парк в Павловске. Эскизы и их копии.Четыре декорации и занавес к домашнему театру Юсупова в Архангельском (эта первая в России «музыка для глаз» — 1818 год — стала легендой: зрители смотрели не на актеров, а на меняющиеся фантастические декорации)…«Великий иллюзионист» создал куда больше. Он оформлял коронационные торжества трех русских императоров. О его парковый павильон в Павловске разбивались птицы – так блестяще Гонзага владел перспективой (пролеты и арки павильона были нарисованными). Умер вдали Италии своей – в Петербурге, довольно разбередив русских мечтами о вечной гармонии на земле.