Легко быть щедрым, когда есть чем поделиться. Но бывают времена, когда не хватает средств, а главное – сил, чтобы выжить. Как тогда сохранить доброту и щедрость души? Найдется ли место для милосердия в нашем жестоком мире?[b]Иконы и компьютер[/b]…Охранник внезапно вышел из полумрака подъезда: “На какой этаж? К кому? А, к матушке Елизавете?” – и лицо его просветлело. “Проходите, пожалуйста”.Вот нужный этаж, дверь распахнулась, и я шагнула в странную квартиру.Тут прямо у двери оборудовано рабочее место – компьютер, стол; а уже потом палка-вешалка – странно это! Высокие потолки, светлые стены, пастельных цветов ковролин – я наотрез отказалась проходить в моих ботинках “на слякоть”. За вешалкой – холл с большим экраном телевизора, кухня цвета оранжевой охры с уютным балкончиком, дальше кладовка – она же прачечная со стиральной машинкой, и рядом две комнаты: одна классическая спальня с большой кроватью и портьерами.Вторая тоже спальня, но совсем другая. Кровати здесь двухэтажные, некрашеного дерева, стоят впритирку друг к другу, а посередине на стуле кот. На протянутую руку посмотрел несколько свысока, а сам весь чистенький, вылизанный, как, впрочем, и вся квартира.Последняя третья комната с роскошным эркером, который утопает в огромных листьях монстеры и ниспадающей традесканции. Здесь же иконы. А в углу опять рабочий уголок с компьютером.Странное смешение стилей в этом доме, интересно, сколько здесь обитателей? Встретила меня матушка, облаченная в черные монашеские одежды. Пропуская внутрь, она успела крикнуть убегающей в магазин помощнице: “Не забудь моченых яблок купить!” (И где это они в центре Москвы покупают моченые яблоки, ведь квартира в пяти минутах от Дома Ханжонкова?) На столе пышет паром чайник, матушка Елизавета первая развернула конфетку, я, осмелев, зашелестела второй, и так, вместе с душистым чаем, полилась душевная беседа.…Ее назвали Маей в честь самого радостного весеннего праздника советской страны – Дня солидарности трудящихся.Родители горели на работе, были истыми общественниками, коммунистами. А маленькую Маю забрала к себе бабушка, папина мама, которая вместе с двумя своими старинными подругами-немками, так же, как и она, дворянского рода, взялась воспитывать маленькую девочку. Маечку воспитывали по популярной в дореволюционной России немецкой системе: в строгости и любви к порядку, изменив для начала ее имя на Маню. Она до сих пор помнит, каким ужасным проступком было капнуть варенье на белоснежную скатерть во время чаепития. И только повзрослев, Мая смогла оценить преимущества такого воспитания: собранность, работоспособность, немецкая чистоплотность не раз помогали ей в жизни.[b]…и милость к падшим[/b]А потом грянула война… Маленькая Мая радовалась, когда исчезли из ее жизни строгие чинные немки, ребенку было невдомек, что их, памятуя о происхождении и национальности, сослали. Война запомнилась голодом, смертями близких, а еще работой в госпитале.После школы маленькие девчонки бежали помогать раненым: письма писали, ведра выносили, еще снимали перевязки – солдаты не кричали, терпели, когда влипшие в рану бинты отскребали мягкие детские пальчики.Один из случаев тех лет врезался в память навсегда. Был уже конец войны, зима. Мая семенила за бабушкой на слабеньких от голода ножках. Вперед ее гнал запах свежего хлеба, который бабушка вместе с продуктовыми карточками бережно прижимала к груди. Бабушкин голос звучал как сказка: “Сейчас придем, заварим чайку, порежем хлебушка и будем отмечать Рождество…” И вдруг грубый мужской голос рядом захрипел на смеси русского и немецкого.Высоченный тощий пленный – впалые щеки, желто-землистый цвет лица… Морозный воздух донес до него запах свежего хлеба, и больной немец тянул к ним сквозь прутья решетки обмороженные клешни-руки в мольбе. Недолго думая бабушка протянула ему хлеб.…Мая завизжала и упала на снег: как могла бабушка отдать этому фашисту их хлеб?! Она разве не помнит, как расстреляли тетю Маню, а ее двухлетнего сына бросили в ров с трупом матери и закопали живым?! А сгоревший в танке дядя-танкист? А все их погибшие в войну родственники? Как она могла?! Пленный, трясясь от голода и спешки, заглатывал хлеб кусками, а сзади уже лаяли собаки, лязгали затворы, и бабушка поволокла плачущую внучку подальше от этого места.Пройдет очень много времени, и Мая поймет свою бабушку. Поймет, что иногда нужно отдать последнее, чтобы остаться человеком; что милосердие и сострадание выше всех самых высоких истин…[b]“Артек”, тетя Феня и луковый суп[/b]Она росла тихой и застенчивой, но училась хорошо. А поскольку врачи обнаружили серьезные проблемы с легким – подозревали туберкулез, то одну из лучших учениц школы отправили на лечение в “Артек”.Каких только детей сюда не привозили в первые послевоенные годы: голодные, рахитичные, завшивленные заморыши, дети войны. Мая попала в смену вместе с ленинградцами-блокадниками. Всех детей сразу с поезда отправляли на санобработку к тете Фене. И было это как праздник, как начало новой мирной жизни. Тетя Феня отмывала, причесывала, выносила красивую отглаженную артековскую форму….Ребята тянулись к ней, как к бабушке, тем более что женщина была седая как лунь. Только потом дети узнали, что Феня – молодая, а поседела, когда ее мужа-партизана разрубили на куски при ней и маленькой дочке. Тетя Феня не потеряла в горе доброты и сострадания, она всегда ласково встречала детей.“Артек” – это особое время и особая страна. Здесь искалеченных войной ребятишек возвращали к жизни, в мир детства: лечили, учили, воспитывали, пели, лепили, рисовали вместе с детьми и даже показывали, как заправлять кровать по-матросски, полоскать горло, чистить зубы – многие дети войны всего этого не знали и не умели. Забота о детях была колоссальная. Особое внимание обращали на еду. Вожатые тщательно следили, чтобы все нормально ели, беспокоились, когда дети мало в весе прибавляли… Однажды Мая с подругой, обследуя территорию, вышли к столовой, где питались вожатые и обслуживающий персонал. Еще никого не было, но тарелки с супом уже стояли на столе. Любопытство взяло верх – чем же обедают взрослые, те, кто вечно их пичкает едой и твердит: ешь, ешь, ешь? Девчонки заглянули в тарелки и отшатнулись в ужасе – коричневая жижа, очень похожая на грязь, издавала неприятный запах, то ли это заваренные картофельные очистки, то ли вода с мукой и луковой шелухой. Острейшая жалость резанула сердца девчонок.Суп этот до сих пор стоит перед глазами матушки Елизаветы, и еще в те годы, ребенком, она дала себе обещание помогать нуждающимся, как когда-то им, голодным больным детям, помогали не менее измученные войной взрослые. Сами недоедали – а детей спасали…[b]Интересная работа[/b]…Время лечит раны, время летит так быстро! Вот и школа окончена, и университет с отличием. Она работала в куйбышевской газете, потом на местном телевидении, а потом и в Москве… В те годы это было пределом мечтаний для тысяч журналистов. Все самое новое, передовое, модное проходило через эфир.Лучшие люди страны беседовали с телевизионщиками на экране, а командировки по стране и даже за рубеж были обычным делом.Правда, за все это надо было расплачиваться суетой, авралами, бессонными ночами. Люди крутились как винтики в общем механизме, когда нет ни минуты, чтобы остановиться и задуматься.Все вроде бы хорошо – хорошая семья, интересная работа, но… Наступила перестройка. К этому времени Мая Николаевна уже вела социальные и религиозные программы на радио.Письма от слушателей приходили к ней мешками. И едва ли не в каждом – жуткие истории, мольбы о помощи. Инвалиды, одинокие старики, осиротевшие дети – кому было до них в пылу политических баталий? “Я как журналист не имела права говорить людям неправду, успокаивать, что все замечательно, я должна была сделать что-то своими руками, – вспоминает о том времени Мая Николаевна. – Хотелось помочь всем, но как?..”[b]Нелегкий выбор[/b]Из архивных документов она узнала, что в дореволюционной России было уникальное место, где помогали страждущим – Марфо-Мариинская обитель, православное, но в то же время европейское учреждение милосердия. Изучив историю Марфо-Мариинской обители, перечитав воспоминания о ее создательнице, великой княгине Елизавете Федоровне, внучке королевы Великобритании Виктории, Мая Николаевна поняла, что это как раз тот идеал милосердия, к которому она стремилась все последние годы, а может быть, и всю жизнь.Теперь целью жизни стала помощь людям, милосердие, восстановление Марфо-Мариинской обители. Постепенно, шаг за шагом она стала воплощать задуманное в жизнь. Совместно с отцом Борисом (Гузняковым), служившим в соседнем с обителью Скорбященском храме, былоорганизовано Марфо-Мариинское благотворительное общество, а затем и “Марфо-Мариинское сестричество при обительских храмах Покрова и Святых и Праведных Марфы и Марии”. Мая Николаевна долго мучилась, пытаясь совместить работу, семейные заботы и сестричество. Надо было сделать выбор, и она выбрала милосердие. Позднее Мая Николаевна приняла монашество, став матушкой Елизаветой, и возглавила открывшуюся Марфо-Мариинскую обитель.Она полностью посвятила себя Богу и людям. Сестры работали в ожоговом центре, больницах, госпиталях, собирали благотворительную помощь российским войскам, участвующим в вооруженном конфликте в Чечне, у матушки Елизаветы даже есть армейские награды. Кроме этого, помогали бездомным, причем не просто кормили и одевали, а побуждали к работе, труду.Особая гордость – детский приют, хотя не приютом его называли, а гордо и немножко на стародворянский лад: “пансион”. “Вот и будет памятник тем бескорыстным вожатым, работникам “Артека”, – думала матушка Елизавета, собирая по улицам и больницам брошенных детей. И мечтала она, чтобы это было лучшее учреждение, где дети будут счастливы, которое откроет им дорогу в новую жизнь.Было решено, что дети будут получать и светское, и церковное образование: светское – в обычных общеобразовательных школах, а церковное – в стенах обители, где они и жили. Это было сделано для того, чтобы ребята адаптировались в обществе и в то же время имели правильные ориентиры в жизни, сохранили верность православию. И никакого хождения в храм из-под палки. Детей не стали облачать в черные монашеские одежды, им сшили платья всех цветов радуги, а для торжественных случаев девочкам были заказаны платья из благородного бархата, отороченные кружевом.Ребята в пансионе были разные, большинство – круглые сироты. Но трудными им было некогда быть, они постоянно были заняты.После школы – занятия музыкой, танцами, языками, информатикой, конным спортом, коньками, лыжами, плаванием.В обитель приглашались преподаватели из Гнесинки, Большого театра, хореографического училища и т. д. Детей развивали, готовили для поступления в высшие учебные заведения.[b]…и снова “Артек”[/b]С воспоминанием об “Артеке” и экскурсии в разоренный войной Севастополь было связано и то, что одно из отделений обители был организовано именно в этом крымском городе. Матушке Елизавете удалось приобрести два участка земли со старыми домами, которые были отстроены заново и стали практически детской здравницей обители. Сюда вывозили ослабленных детей на все лето, учили их плавать и даже организовали кружок дайвинга. Подобные отделения были организованы в Тверской и Орловской епархиях.…В 2006 году произошел новый поворот в жизни матушки Елизаветы – ей пришлось оставить возвращенную с ее помощью в лоно церкви Марфо-Мариинскую обитель. “В том, что случилось, есть и моя вина: расслабилась, потеряла бдительность, понадеялась на тех, кому не следовало доверять. Да и дети оказались незащищенными, ведь мы ответственны за сирот, которых взяли под свою опеку, за соблюдение их конституционных прав”, – с горечью говорит матушка Елизавета.Несмотря на испытание, которое уготовила монахине судьба, она не отреклась от своей деятельности, от своего предназначения, которому отдала всю жизнь, – милосердия, благотворительности. Чтобы помочь детям обители, которые не могли больше оставаться в старых стенах, она организовала Международный благотворительный центр милосердия и открыла пансион и социальную гостиницу. Матушка Елизавета за все благодарит Бога и ни на кого не держит зла.Именно в этой уютной квартире с котом и смешением стилей в обстановке я повстречалась с матушкой. Конечно, стало сложнее жить, учить, воспитывать детей, часто не хватает средств, приходится обивать многочисленные чиновничьи пороги. Но матушка Елизавета не жалуется и надеется на помощь Божию и на добрых людей.[b]Справка “ВМ”[/b][i]Матушка Елизавета, в миру Мая Николаевна Крючкова.Родилась в 1935 году в Пензенской области.Отец – журналист, из обедневшего дворянского рода, его дед был управляющим имений Шаховских, мать – из беднейших крестьян.Мая Николаевна окончила пензенскую начальную школу, завершила среднее образование в куйбышевской школе № 20. Училась в Педагогическом институте (ныне университете) им. Куйбышева, на историческом факультете, а в 1959 году начала работать на Куйбышевском областном телевидении. В 1962 году вместе с отцом переехала в Москву и продолжила карьеру журналиста на Центральном телевидении в редакции молодежных и детских программ. Через двадцать лет перешла на радио. В последние годы в журналистской профессии готовила социальные программы “Уроки нравственности”, “От сердца к сердцу” и христианские радиопрограммы. Участвовала в создании православных радиостанций “София” и “Радонеж”.В начале 90-х годов ХХ века было образовано Марфо-Мариинское благотворительное общество, затем сестричество.М. Н. Крючкова была избрана старшей сестрой и впоследствии – настоятельницей. Благодаря ее стараниям удалось вернуть комплекс зданий бывшей Марфо-Мариинской обители церкви. С октября 1992 года по февраль 2006-го матушка Елизавета возглавляла сестричество Марфо-Мариинской обители во имя преподобномученицы великой княгини Елизаветы. В 2000 году приняла монашество, награждена церковным орденом равноапостольной княгини Ольги, имеет также награду Российской федеральной службы – знак отличия “За заслуги в пограничной службе” (за гуманитарную помощь, доставляемую сестрами российским пограничникам во вторую чеченскую войну).Сейчас монахиня Елизавета – президент общественной организации – Международного благотворительного центра милосердия.В соответствии с разработанной центром программой “Детство XXI век” был открыт пансион и социальная гостиница для сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, в том числе бывших воспитанников обители.[/i]