Иосиф Кобзон: Я песне отдал все сполна

В честь своего 80-летия Иосиф Кобзон собирается дать концерт в Кремле. Хотя народный артист СССР уверяет, что столь серьезная дата — не повод идти на рекорды, зрители помнят, что его юбилейные концерты продолжались пять и более часов.

— Иосиф Давыдович, с каким настроением встречаете юбилей? Кто из коллег придет поздравить вас в Кремль?

— В концерте примут участие мои коллеги — артисты, с которыми я буду петь дуэты — Гвердцители, Лепс, Газманов, Розенбаум, Меладзе, моя бывшая студентка Валерия. Придут Хор Турецкого и мои многолетние партнеры — ансамбль Песни и пляски национальной гвардии России, Московский государственный академический камерный хор, Академический оркестр русских народных инструментов.

Честно говоря, нам очень трудно было выбрать репертуар из тех многочисленных песен, которые столько лет звучали на эстраде. При этом хотелось отразить то, что я делал на протяжении этих десятилетий. Поэтому мы сидели «могучей кучкой» в моем офисе на площади Маяковского — многое вычеркивали, стремясь уложиться в два с половиной часа, потом снова возвращали. Хотя у меня ведь юбилейные концерты никогда не шли столь короткое время. Мне все время кажется после концерта, что какие-то важные для себя песни я не спел. Я ведь застал эпоху настоящего песенного ренессанса, когда творили выдающиеся композиторы, а стихи писали настоящие поэты. Не думаю, что в ближайшее время молодым коллегам повезет так же, как повезло мне — работать с композиторами уровня Дунаевского, Соловьева-Седого, Френкеля, Блантера, Фрадкина, Пахмутовой.

А поэты какие были — Ошанин, Долматовский, Матусовский, Добронравов!

— Как вам кажется, чем отличаются нынешние молодые певцы и певицы от исполнителей вашего поколения?

— Знаете, я не ханжа, я люблю красивых женщин и восхищаюсь сильными мужчинами. Меня не смущает оголенная женщина на сцене при условии, что того требует образ исполняемой песни. Сегодня можно одеться как угодно, в отличие от советского периода, когда мы были застегнуты на все пуговицы, непременно в галстуках и безбородо-безусые. Сейчас настали другие времена. И если сегодня исполнительница не способна удивить голосом, как Лариса Долина, то она пробивает себе путь на эстраду, удивляя зрителей длинными ногами или пышной грудью. А журналисты пишут: «О, какая эффектная звезда!» При этом меня искренне волнует, почему слушатели не задаются вопросом: в чем же тогда был секрет звезд нашего поколения? В чем был секрет Майи Кристалинской, например? Или Гелены Великановой? Или Капиталины Лазаренко? Не все они были пышногрудыми длинноногими красавицами. Однако как-то вошли в историю отечественной эстрады! Вы посмотрите, сколько времени прошло, а мы можем перечислить по пальцам настоящих звезд. Каждое десятилетие давало своих кумиров. Тридцатые годы запомнились творчеством Вадима Козина, Изабеллы Юрьевой, Тамары Церетели, Лидии Руслановой. Сороковые знамениты песнями Леонида Утесова, Петра Лещенко, Клавдии Шульженко, Марка Бернеса.

Смотрите, я назвал всего-то по четыре человека за каждое десятилетие. Подлинных звезд никогда не было больше. Потому что любой из названных людей — личность.

Молодым певицам из «фабрик звезд» надо учиться не в купальниках дефилировать, а изучать как настольную книгу видео концерта к 70-летию Клавдии Ивановны Шульженко.

Или видео концерта Леонида Осиповича Утесова. Какой он был мастер и какой всесторонне развитый человек! Или вот чем нас покорял Бернес? Безголосый, внешне непривлекательный, но мы продолжаем слушать его с огромным удовольствием. Потому что у него был особый дар шансонье — дар умения разговаривать с публикой. Поэтому-то Эдит Пиаф и говорила, что «певцов много, но дайте мне Личность»!

— Знаю, что вы, приехав в Москву почти шестьдесят лет назад, одно время даже подрабатывали в Московском цирке на Цветном бульваре. А какие еще места в Москве для вас знаковые?

— Я подрабатывал в Старом цирке в программах — в прологе и эпилоге, так как в те годы там обязательно присутствовала песня. Мне повезло встретиться с выдающимися коверными — Карандашом — Румянцевым, Поповым, Шульгиным, Никулиным, великим Енгибаровым.

Недавно я разговаривал в цирке с Запашными, почему у нас сегодня в цирке нет коверных? Оказывается — жанр погиб. А ведь он был очень популярным! Недавно вот министра культуры просил, чтобы мастера клоунады Александр Фриш и Вячеслав Полунин возродили бы нашу школу клоунов.

И наших композиторов я призывал писать популярные вещи. В связи с этим даже вспомнил случай, который произошел в ресторане в Газетном переулке, рядом с Центральном телеграфом. Там неподалеку есть знаменитый дом «ста роялей». Представляете, в одном подъезде на 11-м этаже жила Людмила Лядова, на 10-м этаже — Оскар Фельцман, на 9-м этаже — Арно Бабаджанян, ниже — Аркадий Островский и так далее. Какое богатство! Однажды сидели на банкете, кажется, у Александры Пахмутовой, и Родион Щедрин, уже слегка принявший «анестезии на грудь», вдруг говорит: «Ну что, мастера песенные, хита написать не можете?!» Все набросились на него: «А ты сам попробуй напиши популярную песню». — «Запросто». И он — гениальный композитор — взял и написал. Одну. «Не кочегары мы, не плотники, но сожалений горьких нет, как нет». Она широко известна и по сей день.

 Это был уникальный случай уникального композитора. Дунаевский потом сказал хорошие и правильные слова: «Ах, этот нелегкий легкий жанр!» Я это к тому, что вот ведь какие это были композиторы! А сейчас мне хочется спросить: молодежь, чьи песни вы поете?! Вы так часто изгаляетесь над кремлевскими певцами, не зная, что в Кремль-то приглашали избранных! Это были Муслим Магомаев, Юрий Гуляев, Майя Плисецкая. Все они — избранные! Они пели песни, которые на концертах подхватывал весь зал, зная каждую из них. Потому что их песни были массовыми. Любую могла петь на кухне домохозяйка или у себя в кабинете — академик.

— А сейчас разве не так же?

— А сейчас исполнитель, для того чтобы песня стала популярной, платит деньги редакции радио или на ТВ, а они раскручивают его песню в течение года. Да так, чтобы на ушах слушателей навязла. А раньше в передаче « С добрым утром» или на радиостанции «Юность» каждую неделю просто звучала новая песня. Я прилетал с Севера (ездить любил, 8–9 месяцев в году гастролировал), и тут же появлялась песня Марка Фрадкина «Поет морзянка за стеной веселым дискантом...» И вся страна пела «Морзянку».

Я прилетал из Сибири и исполнял «До свиданья, белый город..» И вся страна пела эту «Бирюсинку». Я шел по московским улицам в центре города, и из открытых окон, особенно летними вечерами, неслись песни, исполняемые подчас уже нестройными голосами. Весь город пел! Хорошо помню, как из Колонного зала мы провожали на БАМ первый отряд молодежи в 800 человек. Потом уже на БАМ поехали десятки тысяч. Уезжая на гигантские стройки — БАМ, Братскую ГЭС, Усть-Илимскую ГЭС и алюминиевые заводы, молодежь пела.

— И вы тоже пели дома с друзьями хором?

— А то! Мне посчастливилось в жизни дружить с Юрием Гагариным. Так вот, когда мы садились за стол у него ли дома, или у нас, то после первой рюмки сразу звучало: «Споем?!» У Гагарина не было слуха, но он так любил петь! Но мы пели не только за столом! Когда, например, заканчивался съезд комсомола (а мы с Пахмутовой отработали их семь на протяжении 28 лет), то каждый раз съезд заканчивался новой песней Пахмутовой и Добронравова. Зал после окончания съезда как минимум полчаса пел без всяких мониторов. А сегодня? Да мы даже с мониторами не можем исполнить гимн России. А его надо учить с детского сада.

— А ваши внуки поют?

— У меня их десять. Я обычно с ними провожу лето. Две моих внучки стали не так давно студентками. Когда они собираются вместе с друзьями, я говорю: «Пойте, дорогие мои!» В детстве я с ними пел песни Шаинского, Крылатова, Островского. На одном из моих юбилейных концертов они спели «Не волнуйся, дедушка».

А теперь собираются исполнить «Старый клен». Мне приятно. А что сегодня поют современные дети в разных детских коллективах?

— Да, сегодня детская песня вырождается. Хотя при этом проводятся такие масштабные проекты, как «Голос», где вроде ищутся новые таланты?

— С некоторого времени я принципиально не смотрю «Голос». Не потому что эта передача мне неинтересна — у нас много талантливый ребят. «Голос» мне не нравится тем, что они там не поют, а обезьянничают, пародируют. А как можно спародировать Уитни Хьюстон? Можно попытаться, но она все равно это делала много лучше. Если же они берутся за зарубежный шлягер, то в кабаках на западе это тоже делают гораздо лучше. Но зато там не умеют петь наши «Очи черные» или «Калинку». Ну так спойте наши песни! Откройте антологию советской или русской народной песни — и спойте! Нет, тянут что-то на английском и итальянском.

Поэтому я неоднократно высказывался против «Голоса». Ну зачем мне воспитывать моих внуков на этой программе? И когда мне предложили, чтобы моя внучка спела в «Голосе», я ответил: «Никогда!» Я хочу, чтобы звучала наша русская песня. Ведь французы, песни которых мы так любим — совсем не дураки. Знаете, почему мы так хорошо знаем и любим их песни?

— Почему же?

— Да потому что они вовремя приняли закон, который мы, к сожалению, не догадались принять. Вы знаете, что наша страна до сих пор живет без закона о культуре, за принятие которого я борюсь все время? Вот во Франции есть закон, запрещающий в эфире и концерте использовать более 20 процентов зарубежной музыки или текста. Все остальное исполняется на французском. Вот вам и французские шансонье. Вот откуда французские интонации, известные на весь мир.

Если уж мы перешли к вашей депутатской деятельности, то как вы относитесь к тому, что у нас нет закона о меценатстве?

— И об этом мы тоже все время напоминаем. Потому что есть богатые олигархи в стране, которые хотят, но не могут помочь искусству. Они могут из своего кармана дать денег людям культуры, а чтобы их организация заплатила — не могут. Закона такого нет до сих пор.

— А как вы относитесь к постоянно всплывающей теме пения под фонограмму? Этого закона тоже нет, или он у нас не работает?

— Закон такой есть. Он называется «Закон о защите прав потребителя». Что это такое? Если я объявляю концерт, и вы покупаете на него билет, то если на моей афише нет надписи «Концерт проходит под фонограмму», то меня надо судить. Потому что я совершаю преступление, обманывая вас, потратившего деньги на мой концерт. Закон есть, но он не исполняется.

— В чем основной минус пения под фонограмму?

— Исполнитель вынужден переживать то, что чувствовал, когда песню записывал. Но ведь жизнь ушла вперед, он — в новом психологическом состоянии. Старое состояние повторить невозможно, это несоответствие чувствует зритель. Кроме того, такое пение эмоционально расхолаживает исполнителя.

— Вы человек с активной гражданской позицией, которая часто вызывает нападки в соцсетях. Часто ли в жизни в ваш адрес звучали угрозы?

— Часто, начиная с Афганистана. У меня было девять командировок в Афганистан, я многое видел своими глазами. Мы тогда защищали южные границы Советского Союза — Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан. И если бы мы не вошли 25 декабря 1977 года туда, то уже через два дня там были бы американцы. А если бы они туда зашли, то вся южная граница СССР оказалась бы под обстрелом НАТО.

В мой адрес звучат проклятия и со стороны нынешней Украины, хотя моя родина — Донбасс.

Я публично отказался от всех наград Украины, когда произошел переворот, и пришло правительство, которое встало на русофобские позиции. В такой Украине мне звания не нужны.

Мне давала звания Украина, которая меня родила и которую я продолжаю любить.

Так что меня не волнуют угрозы. И не потому что я такой бесстрашный. Меня, безусловно, беспокоит мое физическое состояние. Но не настолько, чтобы я боялся негодяев, которые сегодня Украиной руководят и которые довели ее до нынешнего состояния. Я знаю, о чем говорю, поверьте. Вы, к счастью, не ведаете, что такое потерять хлебную карточку, а я хорошо знаю. Вы не знаете, что это такое голодать в 1945–1947 годах. И что это такое, когда писать не на чем и нечем. Я в 1945 году пошел в школу и учился при жутком холоде — минус 20 в классе. Но мы замерзшими руками пытались писать. И безумно любили свою страну-победительницу. А голодали все, толстых людей не было, потому что нечего было есть.

А если кто-то терял хлебную карточку, сбрасывались со всего города, чтобы помочь не умереть с голоду семье. Вот почему нынешнее руководство Украины я называю марионетками и американскими прихвостнями. Наверное, они с удовольствием расправились бы со мной.

Но мне не стыдно за свою позицию — ни перед вами, ни перед обществом, ни перед внуками.

— Назовете три знаковых для вас песни?

— Для меня, как исполнителя, это песни, с которых я начинал: «А у нас во дворе», «Пусть всегда будет солнце», «Песня остается с человеком». А как для «пользователя» — это «Вставай, страна огромная» Александрова, с которой шли наши солдаты на фронт, великая наша песня. А еще — «Журавли» Френкеля и «День Победы» Тухманова. Вот эти знаковые песни останутся на века, какую бы дату ни отмечали наши потомки.

Подписывайтесь на канал "Вечерней Москвы" в Telegram!