Ольга Кучкина: Жить – это трудное занятие

Встреча редакционного коллектива «Вечерки» с известной критикессой, писательницей, драматургом и поэтессой Ольгой Кучкиной началась с… минуты молчания. Дело в том, что этот день был официально объявлен днем национального траура в связи с гибелью десятков людей, отправившихся в роковое плавание на теплоходе «Булгария». Ольга Андреевна, попросив почтить память жертв этой ужасной трагедии, тем самым задала определенный тон встрече. С вопроса о том, насколько необходимо писателю умение сострадать чужой беде, и началась наша беседа.– Писателю иметь чувство сострадания просто необходимо. Но я знаю таких писателей, которые пишут без сострадания, причем очень талантливых писателей, с великолепным пером. Но я любви там не вижу. Вот и все. То есть это блестит, восхищает, но этого мало, вы остаетесь холодны.[b][i]На помощь пришли стихи[/i]– Ольга Андреевна, на ваш взгляд, писатель должен откликаться на злободневные темы?[/b]– Писатель ничего никому не должен, но это происходит само собой. Даже если вы пишете какую-то историческую вещь, вы ведь берете не просто какой-то отрезок истории, а тот кусок, который вас сегодня волнует, бередит вашу душу и каким-то образом может вам помочь что-то понять в современности. И, конечно, какой бы сюжет вы ни взяли, что бы вы ни делали, вы облучены современной действительностью.[b]– Вы обожаете игру слов, броские и парадоксальные формулировки, это, вероятно, идет от вашей журналистской практики, ведь вы многие годы работаете обозревателем газеты «Комсомольская правда»?[/b]– Нет, это идет не от журналистики, это идет от того, что в сорок с лишним лет обнаружилось, что я поэт. Я раньше никогда строки не рифмовала, но у меня случилась большая беда, и мне надо было за что-то зацепиться в жизни. Как-то так получилось, что мне на помощь пришли стихи. Я начала сочинять. А стихи как раз потребовали игры со словом, особого языка, и я обучилась этому очень быстро. У меня вышли три поэтических сборника. Поэтическое творчество оказало влияние на журналистку, я стала писать по-другому и свои журналистские материалы, стараясь произвести эффект на читателя. Появились лаконизм, образность, соединение несоединимого… Но вообще-то, когда пишешь прозу, а тем более стихи, и когда занимаешься журналистикой – работают разные лобные доли.Тут включается одна машинерия, там другая. В то же время я бесконечно благодарна жизни за то, что я попала в эту газету в юном возрасте, и я до сих пор являюсь ее обозревателем.Я очень люблю журналистику, я люблю ее за немедленный отзвук, за то, что ты можешь кому-то помочь – вот это самое главное. А потом, когда ты что-то объясняешь самому себе, то объясняешь это и другим людям. У меня вышел трехтомник: «Смертельная любовь», «Любовь и жизнь как сестры» и вот совсем недавно – «Свободная любовь». В первой книжке были эссе и разговоры, а в остальных только разговоры – это примерно 70 бесед.Такому одинокому, сумрачному человеку, как я, повезло работать в газете и встречаться с такими людьми, как Олег Чухонцев, Женя Колобов, Игорь Моисеев, Евгений Светланов, Леонид Зорин… Это люди, которые составляют соль земли, а некоторые из них одарили меня многолетней дружбой.[b]– Кто из ваших собеседников произвел на вас наибольшее впечатление?[/b]– Наверное, Алеша Герман, он потрясающий рассказчик фантастически талантлив, очень открыт. Нас связывает долголетняя дружба. Однажды был даже такой мистический момент. Выходил его фильм «20 дней без войны» по прозе Симонова, где играли Гурченко и Никулин. Фильм пытались запретить, а тут вышла моя статья в поддержку фильма. И вдруг ночной звонок из Ленинграда от Германа, с которым в то время мы не были знакомы.Оказалось, его жене ночью приснилось, будто в газете вышла заметка о его фильме, и не плохая, а хорошая. Она разбудила Германа и сказала, чтобы он купил утром газету. Он ее обругал и ушел спать на диван.Но утром все же купил «Комсомолку», а там – моя статья о нем. И он звонит и благодарит за поддержку…[b][i]В сдвинутой реальности[/i]– У вас в прозе встречается такое выражение – «перекидывание»…[/b]– Да, и вообще я исповедую принцип сдвинутой реальности и очень горда тем, что я нашла для себя такой термин.Про это, между прочим, моя книжка «В башне из лобной кости». Это очень интересная история, в основу которой легла реальная судьба культового писателя Владимира Богомолова, автора романа «Момент истины».[b]– Писателю необходима фантазия, а в вашей жизни были какие-то фантастические события?[/b]– Было множество фантастических событий – начиная с того, как я попала на корабль, отправляющийся в кругосветное путешествие. В этой экспедиции я увидела так много всего, что сейчас даже не верю, что это было в моей жизни.Я видела феерические синие цветы, которые расцветают в глубине океана под солнцем. Акулы, кораллы… в общем, бог знает что. И моя первая книжка, которую я написала, называется «До свидания в апреле».Это дневник того плавания.[b]– Что вам легче писать – художественные тексты или публицистику?[/b]– Везде свои трудности. Я очень люблю короткий жанр.Поскольку наша газета все время меня сокращает, то я пишу такие коротулечки, чтобы ничего нельзя было выбросить.И стараюсь, чтобы это было не высоколобо, интересно и для обычного человека, чтобы он зацепился взглядом. Но при этом – очень лаконично. Вот это писать, пожалуй, легче.[b]– Проза, поэзия и публицистика органично сочетаются в вашем творчестве…[/b]– Да, но я еще и драматург. Вот я принесла вам журнал «Нева», в котором опубликована моя пьеса, она называется «Марина». Это история о Жозефе и Деметре – так называли Иосифа Бродского и Дмитрия Бобышева. Эта пьеса об их любви к одной женщине. Самой Марины нет, только два этих персонажа.[b]– Эта пьеса шла на сцене?[/b]– Нет. У меня вообще, можно сказать, судьба счастливая и несчастная одновременно.Например, за последние 20 лет у меня вышло 20 книг. И это сейчас, когда дефолты, кризисы, когда никто как будто ничего не читает, вдруг появились издательства, которые любят литературу. Это счастье, что выходят книжки, но пьесы практически не идут. Сейчас только в Театре Гоголя идет пьеса «Мур, сын Цветаевой» – по дневникам сына Марины Цветаевой и документам. Вот это театральная радость. А одна из моих пьес шла по миру широко, она называлась «Иосиф и Надежда и Кремлевский театр» – о взаимоотношениях Сталина и Аллилуевой.[i][/i][b][i]Из Америки в Россию с любовью[/i]– Ольга Андреевна, а вы советский человек? Расскажите о своем открытии Америки.[/b]– У меня вышла книжка под названием «Мальчики плюс девочки равно». Там повесть, 20 рассказов и электронные письма, которые я писала своему мужу из Америки в Россию с любовью. Я провела два семестра в Америке по приглашению Иллинойского университета, читала там лекции, тему я выбрала себе сама: «Власть и пресса в России. Взгляд изнутри». Пятнадцать лекций я сначала написала по-английски, потом перевела на русский, и книга эта продается до сих пор.И вот в своих письмах я пишу: «Проклятая Америка, проклятые бюрократы. Купить я ничего не могу, потому что мне не платят зарплату, а зарплату мне не платят, потому что у меня не оформлена какая-то карточка. Из-за этого я не могу заплатить за свет, тепло, телефон, и поэтому у меня не спускается вода… Ужасная страна! Правильно я сделала, что взяла с собой 2 кг гречки». Вот с этого у меня начинается открытие Америки.Конечно, я советский человек – в том смысле, что жить могу только здесь. Дети у меня преподают и учатся в разных заграницах, приезжают сюда, побудут две недели – месяц и уезжают снова. Зовут меня к ним, но я не еду и не поеду – я люблю свою родину, я люблю Россию. Мне безумно горько от того, что с ней сделали. Я с большим воодушевлением приняла все, что принесли с собой Горбачев и Ельцин, и этот глоток свободы всегда со мной, я его не забываю и никогда не предам. Мы не того ждали, мы думали наивно, наверное, что вот сейчас придет свобода и все будет хорошо, и мы заживем сразу как в Америке. А свобода пришла для всего – и для хорошего, и для дурного, и для преступника, и для хитреца, и для подонка.Абсолютной свободы нет, мы не свободны от любви к ближнему, от обязательств перед ним, от сострадания к нему. Так о какой свободе можно говорить? Надо говорить о свободе и ответственности.Жить – это очень трудно на самом деле.[i][/i][b][i]Я настоящий трудоголик[/i]– О чем вам бы еще хотелось написать?[/b]– Об этом я как раз пишу. Я не могу об этом говорить, потому что очень суеверна. Этот роман и так идет трудно, а уж если расскажу, вообще не получится. Но последнее, что я написала, – это роман «Русский вагон», его опубликовал Игорь Виноградов в журнале «Континент». Сейчас у меня выходит книжка про Зинаиду Райх – известную актрису, жену Мейерхольда и жену Есенина. Это художественная биография, я писала ее, не позволяя себе врать. Для этого я изучила кучу материалов, и прямая речь в книге вся документальная.[b]– Да у вас очень плодотворный период![/b]– Я каждый день боюсь, что он кончится. А с другой стороны, я так много работала, что перетрудилась. Я трудоголик и сейчас нахожусь в каком-то растрепанном состоянии.[b]– Вы придерживаетесь распорядка дня? Сколько строк вы пишете в день?[/b]– Я стараюсь написать в день 30 компьютерных строк. Иногда получается 100 строк.Вообще, наш труд – это галера, к которой ты прикован.[b]– А вы уже вывели для себя формулу успеха, например, если пишется трудно – значит, получится хорошо, или наоборот?[/b]– Это не факт. Вот когда я заболела и ничего не могла делать, я подумала: дай-ка я напишу веселую книгу про себя. И начала писать, и она у меня написалась легко и вышла и называется она так – «Косой дождь, или Передислокация пигалицы».[b]– На что еще, кроме творчества, у вас остается время и желание?[/b]– На все. Я мою посуду, мою полы, варю обеды. Я хожу гулять с собакой, правда, вместе с мужем, потому что иначе она меня утащит куда-нибудь в кусты и уронит – она такая сильная, а я слабая. Я все делаю.Люблю ходить на разные мероприятия, где можно закусить и выпить, я очень люблю это все.В кино практически не хожу, в театр люблю ходить, когда позовут. Обожаю Женовача, очень люблю театр Фоменко – у него все смотрела и все смотрю. Мне нравится то, что делает Кирилл Серебренников, с удовольствием посмотрела его пародийную постановку по Островскому, где он хулиганил напропалую. Но вообще-то я домосед.[b]– А как вы восприняли коллизию в Театре на Таганке, уход Любимова?[/b]– Тяжело восприняла. Потому что я его чрезвычайно ценю как мастера, как художника. И в то же время понимаю, что в таких конфликтах виноваты обе стороны. Поэтому у меня такое горестное чувство и по отношению к нему, и по отношению к актерам. Мне и актеры не нравятся в этой истории, и как он себя ведет, не нравится.[b][i]Не только писатель, но и читатель[/i]– Последняя московская книжная ярмарка показала, что тяга к чтению в народе велика. Первое, что бросалось в глаза, – это то, как хорошо расходились книги именно серьезных писателей. Значит, люди не хотят литературных суррогатов?[/b]– Это правда. Более того, мои книги продавались хорошо, я сама сидела и торговала книгами, и были очень приличные продажи.[b]– Книжный рынок активно развивается, появляются новые имена в литературе, но при этом доля развлекательной и сомнительной литературы у нас зашкаливает. А как вы отличаете настоящую литературу от очередных однодневок?[/b]– Я их просто не читаю. Мне повезло, меня выбрали в Большое жюри «Большой книги». И это позволяет мне и даже обязывает меня читать хорошие книги. Я получаю уже отобранные 10 томов и должна все прочитать и поставить баллы.И потом человек, написавший книгу, получает или не получает премию.[b]– Насколько объективно такие премии отражают особенности литературного процесса, достоинства художественных произведений или это обычный междусобойчик: ты – мне, я – тебе?[/b]– Я не знаю, может быть. Но я как порядочный человек читаю это все. Я была пару раз в счетной комиссии, и меня поражал разброс мнений.Если я ставлю десятку, то мой коллега может спокойно поставить нули. И я не могла понять, почему, ведь существуют общие критерии. Но меня отчасти это даже утешило, потому что я не получила ни одной премии, и думаю, может, дело не в том, что я такой плохой писатель, а в субъективности оценок. Ну что делать? Хорошо, что в журналах печатают, книги издают…[b]– Ольга Андреевна, а герои книг оказали на вас какое-то влияние?[/b]– Влияли стопроцентно. Потому что то чувство совестливости, которое во мне есть, и я это, слава богу, знаю, оно взращено той русской литературой, на которой я воспитывалась.[b]– Каких русских писателей и поэтов вы чаще всего перечитываете?[/b]– Пушкина. Только что «Капитанскую дочку» перечитала. Лермонтова – только что «Мцыри» прочла. Очень люблю Ахматову, Набокова, Георгия Иванова, Пастернака, Мандельштама. Из прозаиков недавно открыла Кржижановского. Совершенно фантастический писатель. Венечку Ерофеева перечитываю. Вообще как-то стала в последнее время больше читать. И как член жюри «Большой книги» вижу, что литература есть, и писатели есть, и очень серьезные, крупные и талантливые. Так что ничто никуда не исчезло.[b]Досье «ВМ»[/b][i]Ольга Андреевна КУЧКИНА (настоящее имя Ольга Андреевна Павлова, родилась в Москве) — поэт, прозаик, публицист, драматург.Окончила факультет журналистики МГУ, многие годы работает обозревателем в газете «Комсомольская правда».Заслуженный работник культуры РСФСР.Член Союза журналистов.Член Союза писателей Москвы.Член Русского ПЕН-центра.Академик РАЕН.Член жюри Независимой литературной премии «Дебют» (2003 и 2007).Автор нескольких сборников статей и интервью, трех книг стихов, десяти пьес.Пьесы, стихи и проза публиковались в журналах «Театр», «Современная драматургия», «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Дружба народов», «Нева», «Континент», «Арион».Постановки спектаклей осуществлены в России, США, Франции, Англии, Японии и других странах.Автор книг прозы «Это я, Любовь!», «Обман веществ», «Другие голоса», «Философ и девка», «Вот ангел пролетел», «Этаж, или И сомкнулись воды», «Косой дождь, или Передислокация пигалицы»; книг стихов «Сообщающий сосуд», «Итальянская бабочка», «Високосный век»; книги пьес «Белое лето»; публицистических книг «Лицо и пейзаж», «До свидания в апреле!», «Любимые лица России», «Время «Ч», «Власть и пресса в России. Взгляд изнутри».[/i]