Евгений Герчаков: Заграница с ее сытой жизнью показалась мне дико скучной, это не для меня
— Судя по тому, что вы женаты в третий раз, женщины в вашей жизни значат не меньше, чем в жизни вашего героя. Какой должна быть дама, чтобы привлечь ваше внимание?
— Она должна быть личностью, в присутствии которой я, Лев по знаку зодиака, забывал бы о своем величии и своем суперактерстве. Она должна быть яркой представительницей противоположного пола, то есть женщиной до мозга костей внешне и внутренне, интонационно и по поступкам. Ей совершенно не обязательно меня хвалить, но мне важна ее любовь. Хотя один мой герой в спектакле по пьесе Андрея Максимова говорил: «Любовь — средство борьбы с одиночеством. Мы умираем в одиночестве, рождаемся в одиночестве».
— Ну, вы-то не одиноки, у вас — трое детей. А самый младший, 13-летний Герчаков уже играет в театре...
— Я родил сына для династии. Он очень достойный, абсолютно комедийный артист. Симпатичный. С головой. Играет в «Новом Арт Театре», и ему это нравится.
— Вы работали во многих театрах — Театре Советской армии, «Эрмитаже», «У Никитских ворот», «Театре Луны». Что двигало вашими перемещениями?
— Желание играть достойные роли. Каждый театр — это новая площадка, которая требует впускания свежей энергии, чтобы зрителя захватило «с потрохами». В самом начале пути я прошел через гигантскую сцену Театра Советской армии, после этого меня трудно было чем-то напугать. По сцене этой скакали лошади, двигались тачанки с пулеметами, а через «танковый подъезд» въезжали настоящие танки. И в какой-то момент мне захотелось чего-то более камерного. Тут важно было не бояться, сделать шаг в новое. Я ушел в «Эрмитаж», где работали Роман Карцев, Виктор Ильченко, Любовь Полищук, где ставились великолепные спектакли психологической клоунады. Там тоже энергия хлестала через край, но совсем другая. Сколько же я там получил пощечин! У меня была сцена, в которой два интеллигента беседуют с помощью этих самых пощечин. Пятьсот спектаклей в «Школе клоунов»! Я научился по жизни держать удар и отвечать на таковой собственным. После уютного «Эрмитажа» снова захотелось на большую сцену. Бросив все, уехал по контракту работать в Женеву, играл там в драматическом театре роль Зигмунда Фрейда на французском, которого не знал. Но сытая заграница — не для меня, она показалась дико скучной. Мне потом и в Америке предлагали остаться. Но зная перипетии Савелия Крамарова, я понимал, чем это может закончиться. И сегодня я счастлив, что нахожусь на своем месте и в своей стране. До такой степени в своей, что даже в Израиле не был ни разу (смеется).
— В кино мы знаем вас как яркого комедийного артиста. А в театре вы играете серьезные драматические роли. Что же все-таки вам ближе?
— В кино я впервые попал на фильм «Мама», ныне уже культовую детскую картину. Съемки были интересные и сложные. Люся Гурченко, например, сломала ногу, играла в гипсе до бедра полфильма. Хорошо помню разговор с собственной матерью, драматической актрисой: «Мама, меня пригласили в кино». — «Женечка, как я рада. Что за роль?» — «Сказка. Волк и семеро козлят». — «А кто играет?» — «Гурченко — коза». — «Женя, на козла не соглашайся!» — «Мама, мне предложили барана». — «Женя, это же совсем другое дело!» Роль эта была полностью импровизированная, в сценарии ее не было.
— После этого фильма все роли, которые вам предлагали в кино, были комедийными...
— Я попал в «амплюа», как любила говаривать моя мать. И из этого амплуа было не так просто выбраться. Толчок в этом направлении мне дал разговор с Савелием Крамаровым, который в то время уже был безумно популярным. Я признался ему, что очень хотел бы сыграть трагедийную роль. А он ответил: «А я всю жизнь хотел сыграть Гамлета. Но представляешь, как я, кося глазом, выхожу на сцену и произношу: «Быть или не быть?» Так что, Женя, бараном ты в кино родился, бараном и пом решь». И меня это зацепило. Комика ведь публика воспринимает не совсем адекватно, поэтому и смеется над ним: ох, упал! ох, какие уши! ох, какой нос! Кстати, форма моего носа стала «греческой», потому что меня однажды шарахнули по нему палкой. До этого нос был другим. И вот я начал бороться с этим самым «амплюа».
— И победа осталась за вами.
— Да, потому что в итоге я сыграл очень много трагических ролей, что было непросто. В комедии надо чувствовать природу юмора, стиль режиссера, иметь вкус. А в трагедии нужно сердце развернуть, и потом вовремя закрыть, чтобы не умереть на сцене. Я сыграл царя Эдипа и Софокла — великие трагические роли. Я сыграл Холстомера, Короля Лира, Аристотеля, Парфюмера. А после таких ролей уже неловко играть белиберду. В последней премьере в «Театре Луны», где служу более 20 лет, сыграл короля сюрреализма Сальвадора Дали. Этот трагический спектакль «Дали и испанская королева из Казани» я всегда играю как премьеру. Эта моя боль. Тем более, что я на Дали — в гриме — очень похож.
— Я знаю, что небольшой шрам у вас на подбородке остался после того, как вы... напоролись на нож. Вы всегда были таким экстремалом?
— Экстремалом я был в детстве. Например, тонул в Тихом океане, в Петропавловске-Камчатском, где служил мой отец, капитан первого ранга. Мы с пацанами ходили кататься на льдинах. Прошел катер, меня смыло волной — в валенках и ушанке. Захлебывался, шел на дно, перед глазами плавали какие-то зеленые червячки. Но как-то в мокрых валенках все-таки сумел доплыть метров двадцать в ледяной воде до берега. Меня увидела соседка. Дальше было растирание спиртом, а на следующий день — школа. Я и не чихнул ни разу. В юности, первый раз сев на мотоцикл, я проехал метров триста, перелетел через бордюр в кусты роз, вышел оттуда весь окровавленный. Потом мотоцикл какого -то наркомана въехал уже в мою собственную машину. Так что сегодня экстрим и всякого рода походы я очень не люблю. Даже и не зовите!
— Среди режиссеров, с которыми вы работали, был Алексей Герман. Какое он произвел на вас впечатление, чему научил?
— Фильм «Трудно быть Богом» — тяжелейшая картина, и, на мой взгляд, не во всем получившаяся. Но Герман остается великим Германом. Я там играю философа. Мы снимали ее десять лет, четыре года фильм лежал на полке, его озвучивали и переозвучивали. Однажды я спросил у Германа: «Скажите, пожалуйста, а когда мы заканчиваем?» Он ответил: «Евгений Аркадьевич, как вам не стыдно? Вы за эти восемь лет третий раз женились, у вас родился сын, вы стали народным артистом, вы играете Короля Лира в театре. Поэтому хватит выпендриваться!» (словцо, естественно, было произнесено более ругательное). После съемок у Германа я стал другим человеком, по-другому стал сниматься, относиться к себе. С гораздо большим уважением. Профессия артиста — затертая и зависимая. Когда ты рождаешься в СССР, то окружен комплексами с самого начала. Я начал бороться с этими комплексами как раз в период съемок в фильме «Трудно быть Богом». В результате у меня остался единственный комплекс — комплекс полноценности.
— В кино подобный по драматизму материал, который вы хотите сыграть, сегодня есть?
— Есть вещь, написанная специально на меня. Я хочу сыграть великого режиссера Мейерхольда.
— В комедии «Бабушка легкого поведения», продолжение которой сейчас будет сниматься, вы играете дядю главного героя, который переодевается в женщину. Вам тоже приходилось переодеваться перед камерой. Легко ли мужчине играть женскую роль?
— Я все время подбадривал Александра Ревву, который в нашем фильме переодевается в старушку. Я своих старух уже сыграл. И в фильме «Стару-ха-рмса», и в «Ширли-Мырли». И в «Клубничке» играл мужика, переодетого в женщину. Быть женщиной перед камерой непросто. Поэтому я так ценю единственный в своем роде приз «За лучшую женскую роль», который я получил за работу в картине «Стару-ха-рмса» на «Киношоке».
СПРАВКА
Евгений Герчаков родился в 1949 году в Находке в семье моряка и драматической актрисы. Окончил факультет актеров Театра музыкальной комедии Училища имени Гнесиных. Служил в Центральном театре Советской армии и «Театре Луны», работал в антрепризе. Снялся без малого в сорока фильмах.
Подписывайтесь на канал "Вечерней Москвы" в Telegram!