Возможно, недолгая работа в экспериментальном театре на улице Дзержинского отозвалась слабым эхом в песне Высоцкого «Марш шахтеров» / Кадр из съемки, сделанной венгерским телевидением

Высоцкий — в роли секретаря! Другие говорят — а он молчит и записывает. Это мало вяжется с привычным нам образом Владимира Семеновича. И тем не менее однажды он такую роль исполнил. Не в кино и не на сцене — в жизни.

Мы обнаружили неизвестный документ, написанный рукой Высоцкого. Он хранится в Центральном государственном архиве Москвы (Фонд Л-212, опись 1, дело 204). Документ нашелся в бумагах актера Георгия Епифанцева (1939–1992), учившегося вместе с Высоцким в Школе-студии МХАТ.

В 1962 году выпускники Школы-студии создали собственный экспериментальный театр. Он просуществовал под разными названиями как минимум до 1967 года, спектакли играли в клубе на улице Дзержинского (так называлась Лубянка), 13. Руководителями театра были Геннадий Ялович и Евгений Радомысленский, Епифанцев числился заведующим литературной частью, а Высоцкий вместе с еще десятком актеров состоял в труппе. Насколько известно, Владимир Семенович сыграл там только одну роль — в 1963 году в спектакле «Белая болезнь» по Карелу Чапеку. В 1964 году он устроился на Таганку, и времени на другие проекты стало меньше. Но, как выяснилось, с театром своих друзей он не порывал еще долго.

Первая страница протокола, написанного рукой поэта 4 октября 1966 года. Вверху можно разобрать: «Ведет собрание Абдулов, секретарь Высоцкий»

4 октября 1966 года состоялось собрание труппы. Высоцкий синей шариковой ручкой вел протокол. Обсуждались репетиции новых спектаклей, в том числе «Замкнутого спектра» по пьесе Епифанцева.

«Последние проходят успешно, актеры охотно идут на новые, принципиальные ходы, предложенные режиссером и продиктованные необычностью пьесы», — записал в протокол Высоцкий.

Епифанцев в то время работал вместе с Высоцким на Таганке. Там его раздражал режиссерский диктат, и собственный театр он старался устроить совсем на других началах.

«Сказал, что Любимов 99% времени тратит на утверждение себя как режиссера, — законспектировал Высоцкий слова своего друга. — А у нас необыкновенно интересно, здорово, ново». Но у этой студийной демократичности была и обратная сторона — проблемы с дисциплиной. Их обсуждению посвящен почти весь протокол.

Театр существовал частично на самофинансировании.

«Многие до сих пор не внесли 3 рубля в копилку театра, — записал Высоцкий. — Это ужасно и непонятно. «Устав помните?» — это сказал Ялович. Надо платить 17 числа каждого месяца» (сохраняем синтаксис оригинала). Актеров, не занятых в спектаклях, трудно было заставить являться на репетиции и следить за работой товарищей.

«Ялович говорит, что театр — это не благотворительное обво (т.е. «общество». — «ВМ»), — строчил Высоцкий. — Некоторые вкладывают все, а некоторые придут на все готовое <…>. Мораль — все вопросы надо решать, они не должны повисать в воздухе. Или надо расставаться, или уж «будьте любезны».

Мысль о том, что незаменимых нет и что у нас народа хватит. Все!» На обороте второй страницы одна из последних фраз — «Заговорили о ремдружине». Это была такая модная в 1960-е годы общественная инициатива — чтобы каждый человек пять часов в месяц бесплатно отработал на пользу соседей. Рабочий, например, мог что-нибудь отремонтировать (отсюда название). А артист — выступить в доме культуры или красном уголке.

К сожалению, далее текст обрывается, окончание протокола найти в архиве не удалось. Может быть, когда-нибудь это получится, и обнаружатся новые сведения о биографии и творческой работе Высоцкого.

КСТАТИ

Возможно, недолгая работа в экспериментальном театре на улице Дзержинского отозвалась слабым эхом в песне Высоцкого «Марш шахтеров» (1970). Там есть строчки: «Воронками изрытые поля/ не позабудь — и оглянись во гневе...» Это аллюзия на название пьесы Джона Осборна «Оглянись во гневе», которую ставили в этом театре в 1966 году.