Пиковая дама вернулась на главную оперную сцену

Шедевр Чайковского, бывший более века визитной карточкой Большого театра (первая постановка в главном театре — 1904 год), вернулся на Историческую сцену. Художественный руководитель театра имени Вахтангова Римас Туминас по приглашению генерального директора Большого Владимира Урина поставил оперу, максимально следуя за музыкальным произведением. Критики отмечают «детально-точное воспроизведение оперы». Известно, что либретто, написанное братом Чайковского, очень сильно отличается от прозы Пушкина как по сюжетной линии, характерам героев, так и по главной теме. Если в опере Чайковского воспевается любовь — страстная, единственная, которая рушится по воле рока и несовершенства человека, — то в повести Пушкина речь идет об одержимости Германна деньгами и тайной «трех карт». Режиссер соединил творения Пушкина и Чайковского самым неожиданным образом. От Пушкина он взял жесткий, лаконичный, холодный стиль повествования (в повести почти телеграфный стиль), отсутствие сентиментальностей и в этом ключе делал спектакль. От Чайковского — красоту екатерининской эпохи, огромное желание любви, и все мотивы рая, идиллии, сердечности и простоты, свойственные человеку, не испорченному светом и богатством.

Туминас, как Чайковский, до «Пиковой дамы» был погружен в роман Пушкина «Евгений Онегин» и мучился над вопросом: «Почему возможное счастье оказалось невозможным?» Режиссер уверяет, что «зритель найдет ответ в этой опере».

Юсиф Эйвазов в партии Германна столько чувств, боли вкладывает в любовное признание Лизе! Как протяжно, глубоко он пропевает: «не отвергай», «прости», «сострадание» — душа замирает. Римас Туминас свою любимую фразу о театре «сила и нежность» применил в этой постановке.

Силой обладают и материальный мир, и духовный, сила и в деньгах, и в чувствах. Но как жалок, несчастен человек, когда побеждает власть материи, — об этом опера «Пиковая дама» в постановке Туминаса.

Режиссер отказался от эксперимента, от поиска новых решений, попав под магию оперы Чайковского. Он так и сказал: «Здесь меня нет. Только опера».