Алексей Герман-младший: Семья Довлатова нас поддержала
Перед зрителями проплывает круговорот парадоксальных и смешных ситуаций - тут и столкновения с криминалом, и эпизоды литературной жизни города на Неве, и будни «Ленфильма», журналистика, музыка, стихи, в гарнире бытовых подробностей. Например, страстного желанием купить дочери куклу, которую нигде не достать.
О работе над фильмом «ВМ» рассказывал режиссер Алексей Герман – младший.
- Алексей Алексеевич, «Довлатов» для вас, судя по всему, это очень важный и знаковый фильм. По крайней мере, Константин Эрнст, выступающий сопродюсером, даже высказался на тему того, что «Довлатов» - ваша лучшая работа.
- Константин Львович возник на этом проекте практически еще на стадии написания сценария. Мы встретили по другому поводу, но я между делом, хитро поблескивая глазом, заметил: «Мы тут задумали фильм о Довлатове». Он среагировал сразу: «Давайте-ка обсудим!». Эрнст любит творчество Довлатова, это один из его любимых писателей, он увидел нашем сценарии какие-то вещи, которые ему показались правильными, близкими, родными. И вы правы, эта картина для всех, кто на ней работал, важна, как дань уважения этим людям, этому городу, этому времени.
- Насколько воспоминания вашего собственного детства помогали воссоздавать уникальную атмосферу того времени?
- Я хорошо помню советский Ленинград. Я сам вырос примерно на тех же улицах, что и Довлатов. Замечательная была эпоха, потому что в ней действовало очень много талантливых людей, собрать подобное число которых сегодня невозможно. Людей с прямыми спинами. Я помню и то, как ленинградская интеллигенция разговаривала, какие темы обсуждались - я ведь сидел в этих квартирах маленьким. Помню друзей своих родителей, их беседы, которые велись поздно вечером на кухне. У меня, в конце концов, оба дедушки - писатели. Так что я хорошо представлял себе проблематику фильма, и для меня среда довлатовского обитания – возвращение туда, откуда я сам родом.
- Ваша мама Светлана Кармалита (известный сценарист, соавтор фильмов Алексея Германа –старшего – «ВМ») как-то помогала при работе над фильмом?
- Помогала на этапе написания сценария. Когда я ей его показал, он тут же спросила, «а почему здесь нет кухни?» Ее поколение собиралось именно на кухнях. Да и наша речь за эти годы тоже изменилась, мамой были сделаны несколько точных замечаний.
- Тем более удивительно, что на роль Довлатова вы пригласили не российского актера с нашим неповторимым менталитетом, а серба. Чем было продиктовано это решение?
- С поиском Довлатова были большие проблемы. Мы мучительно искали хорошего артиста - обаятельного, харизматичного, похожего на мужчину, чтобы женщины в него влюблялись. У нас был один российский актер – кандидат на эту роль, но он оказался занят. И не обнаружив подходящего в России, наш сотрудник Вадим Егоров, обратил внимание на сербов. Остановились на двух. Один не приехал. Другой приехал: мы увидели, что он действительно в чем-то похож на Довлатова – с прекрасным чувством юмора, тонкий, обаятельный. Но была одна проблема – он вообще не говорил по-русски. И тогда мы пошли нетрадиционным путем - поселили его в Петербурге, стали водить по всяким разным правильным местам, забегаловкам. Доводить «до кондиции», откармливая салом и пельменями, потому что он был достаточно мускулистым, а нам надо было, чтобы он немножко заплыл жирком. Думаю, что пельмени артист Милан Марич, с тех пор не может есть вообще.
- Вы действовали совсем как художник Константин Сомов, который водил несколько суток Блока по разным злачным местам, чтобы потом, когда он окажется «готов», написать тот самый отрешенный портрет, который потом обошел весь мир.
- Вот и мы, когда Милан Марич оказался «готов», приступили к съемкам. Окружение его в нашей картине создают замечательные российские актеры – Данила Козловский, Светлана Ходченкова, Елена Лядова, Антон Шагин…
- Говорят, что не меньшие проблемы у вас были и с актером на роль Иосифа Бродского, друга Довлатова?
- У нас были разные Бродские, но не один не устраивал. Либо это был немножко Бродский, а немножко капитан СС. Любо немножко Бродский, и немножко спившийся алкаш. Но нам было не в ту сторону. И поэтому, когда Константин Львович, пребывавший в теме, посоветовал посмотреть Артура Бесчатного, мы поняли, что, наконец, попали в цель.
- У Довлатова в прозе многое – от первого лица. Как вы отличали Довлатова настоящего, от довлатовского же творческого вымысла?
- Уже в процессе работы над сценарием, мы поняли, что есть два Довлатова. Один яркий, живой– какие-то вещи он преувеличивает, какие-то поэтизирует, над какими-то иронизирует. Но есть еще и настоящий Довлатов, которого знали только очень близкие друзья, жена и дочь. В этом фильме, не буду лукавить, передано наше ощущение - каким мог бы быть Довлатов, как он вел себя в том далеком ноябре 1971 года, и это ощущение мы и попытались воплотить. На документальность не претендуем, как и на освоение его прозы. Мы пытаемся создать свой образ.
- Фигура Довлатова обросла стереотипами. Насколько удалось уйти от них?
- Мы делали это везде, тщательно исследуя его жизнь. У нас в фильме, например, есть стихи Довлатова, которые никто не знает. Есть, и проза Бродского, которую никто не знает. Мы многое раскопали, даже видели записные книжки, где впервые рукой Бродского был записан телефон Довлатова. Наша художник Елена провела огромную работу по исследования мира, в котором жил Довлатов, были созданы карты-схемы этого мира, вплоть до того, кто из его соседей в какой комнате жил и чем занимался. Так что мы старались ориентироваться не только на книги. И вовсе не на мифы: левой рукой бухал, правой писал, сиживал на Невском в халате и прочее. Довлатов был редким талантом. Его подлинный мир мало похож на стереотип - халат, бухло и лень. Мы не шли в этом направлении.
- Вы общались с семьей Довлатова. Как они оценили фильм?
- Ну, судя по тому, что мы остались после съемок в дружеских отношениях, что нечасто бывает, то они оценили его хорошо. Взаимодействовали с самого начала, общались по скайпу, встречались в Ереване, затем они приезжали в Питер, приходили в группу, смотрели фотографии, места съемок, советовали. Они нас всячески поддерживали, выступали союзниками, многое предлагали, но ничего не навязывали. Не было диктата: мы сразу договорились, что это будет художественное полотно. Фильм семья посмотрела, и им показалось, что мы попали в чем-то попали в настоящего Довлатова.
- Я слышала, что съемки велись в выселенных питерских домах. Наверное, это было непросто?
- Непросто. Специально делались обои того времени, крылись полы, вешались двери. Весь этот мир, который получился достаточно точным –результат колоссального труда, который происходил не всегда в простых условиях. Такая атмосферная достоверная и точная живописная в наибольшей степень заслуга нашего художника Елены Окопной, которая при достаточно ограниченном бюджете ее создала благодаря своему прекрасному художественному безумию. Причем, в процессе работы мы пару раз друг друга чуть не поубивали.
- Чем Довлатов может быть интересен молодому поколению? И насколько он актуален сегодня?
- Довлатов всегда актуален. Он ничего не проповедует, он вас не учит. Он с вами разговаривает за одним столом, иногда может немного выпить, иногда рассказать что-то смешное. Он ваш товарищ, собеседник, равный вам, иногда даже – немного снизу. Любовь к Довлатову не связана с тем или иным временем. Он один из немногих, открытых, распахнутых в хорошем смысле авторов.
- Как пришла мысль прокат столь оригинального фильма ограничить четырьмя днями? Российский зритель сможет посмотреть картину в кинотеатрах всего четыре дня с 1 по 4 марта. Как вы сами к этому эксперименту отнеслись?
- Я согласился с этой идеей коллег, которые решили позаимствовать данный формат проката из смежных искусств – выставок, выступлений оркестров. Согласился по причине врожденного авантюризма. Вот мы когда-то начинали делать военное кино, когда его еще не было в тренде. А сегодня его снимают все. Так и здесь: я всегда готов пробовать что-то новое, прыгнуть в неизвестность. Ну, а вдруг, из этого эксперимента родится удачная рабочая схема?
- Фильм выставлен в конкурсе Берлина. Причем, вам одному из первых поступило приглашение. Как думаете, поймут ли на западе философию нашего «Довлатова»?
- Мне, кажется, что получилось здорово, что мы попали в Берлин, куда присылаются тысячи фильмов, а в программу основного конкурса входят лишь девятнадцать. Как они воспримут нашего героя я действительно не знаю, потому что поднимаемые в картине проблемы слишком специфичны, характерны для нашей страны, и мало понятны западу. В этом смысле наш фильм - очень русский. Мы снимали для нашего зрителя и для России
Пророки и отечество
Сопродюсер фильма Константин Эрнст рассказывает о фильме.
— Довлатов и Бродский — культовые фигуры. Но если Бродский стал таковым еще в молодости и увенчан Нобелевской премией, то достижение Довлатовым подобного статуса происходило постепенно. Он стал героем на наших глазах. В фильме ему не хватает этого признания, это видно. Окружающие не понимают, кем он является на самом деле, и он очень от этого страдает. Безусловно, для меня это лучшая картина Алексея Германа.
От «Зоны» до «Компромисса»
Довлатов — один из наиболее известных на Западе авторов XX века. Его «Зона», «Чемодан», «Заповедник» переведены на 30 языков. А вот герои из его новелл «Компромисс».
■ Генрих Туронок, редактор «Советской Эстонии», комичная фигура, «елейный, марципановый человек».
«Началась гроза. Туронок расстроился и говорит:
— С вами невозможно дело иметь...
— То есть как это? — Вечно какие-то непредвиденные обстоятельства…»
■ Миша Шаблинский — журналист промышленного отдела, ловелас. «Помню, дважды бегали за «Стрелецкой». Затем появились какие-то девушки из балета на льду. Шаблинский все глядел на девиц, повторяя: — Мы растопим этот лед...»
■ Эрик Буш — коллега Довлатова, который написал выдуманное интервью с капитаном корабля и заснул в кабинете генерала КГБ. Из газеты его все время выгоняли — он многое выдумывал. Но журналистский слог был поэтическим.
КСТАТИ
фильм в широком прокате будет четыре дня: с 1 по 4 марта 2018 года. Экспериментальный формат проката, пришедший, по словам продюсеров, из «смежных искусств», устроил режиссера. «Устроил по причине моего врожденного авантюризма, — объяснил А. Герман. — Ну а вдруг получится удачная рабочая схема?»