Театр проверил лечебную силу импульса разрушения

Сегодня модно инсценировать впечатления от прочитанного, увиденного или переживаемого. Режиссер Богомолов вслед за Хайнером Мюллером, культовым немецким драматургом ХХ века, использовавшим свободную переработку классических сюжетов, создал собственную осовремененную компиляцию из мотивов «слезинки ребенка» в романах Достоевского. Собралось озеро детских слез.

И вот в это озеро, в этот недетский мир детства, где царят жестокость взрослых, насилие, в том числе и сексуальное, режиссер предложил нам заглянуть.

Персонажи в «Князе» либо похожи на детей, либо детей изображают. По ходу спектакля они говорят то за себя, то друг за друга, то меняются ролями, произнося длиннющие монологи, в которых прорывается порой лицедейская сущность актеров. Таков финальный монолог Парфена Рогожина о смертной казни, который Александр Збруев вдохновенно цедит с мертвенно-бледным лицом висельника. Такие эпизоды западают в душу.

Богомолов верит в лечебную силу «импульса разрушения», поэтому легко разрушает привычные стереотипы «ничего не вижу, ничего не слышу», чтобы «окунуть» нас в пороки общества. И тут уж на зеркало — то бишь театр — неча пенять: все сюжеты взяты из книжек Достоевского.

«Князь» — спектакль сложный, злой, провокационный, местами циничный. В нем, как в ведьминском котле, смешалось все: мысли, ассоциации, персонажи, их ипостаси, времена, возрасты...

Готовит это странное варево Князь Мышкин-Тьмышкин, которого играет сам режиссер Богомолов. Распробовать его кулинарный шедевр без участия старика Фрейда почти невозможно.

Свое сатирическое зелье Князь обильно сдабривает острыми приправами из непристойностей и обсценной лексики, которые доверено использовать только Настасье Филипповне (Александра Виноградова).

Пожалуй, это единственное, с чем трудно согласиться в работе мастера эпатажа. Аргумент в пользу «реалистической» передачи разговорной речи (если в жизни люди матерятся, то было бы странно, если бы в книгах и на сцене они этого не делали) мне кажется неубедительным — искусство не фотография. Литературный талант позволял Гоголю, Крестовскому, Достоевскому, Куприну, Горькому создавать страшные картины «дна общества» без мата.

Сюжетных поворотов в «Князе» много — есть что играть.

Но режиссер добивается от исполнителей не игры, а некой отстраненности, позволяющей видеть явление с неожиданной стороны. И актеры бесстрашно бросаются в непривычные условия существования на сцене.

Заканчивается спектакль песней Валентины Толкуновой, в которой она призывает посмотреть, из чего сделаны наши мальчишки и наши девчонки.