У Дениса Драгунского большой дом, «Опавшие листья» Розанова на письменном столе и добрая жена Ольга, которая сначала сказала: «Денька, угости Женю кофе», а потом спросила: «Ничего, что мы вас называем Женя, а не Евгения?». Я сказала: «Ничего, потому что моего брата тоже зовут Денис».

- Ну-ну. После публикации рассказов, это имя стало очень популярным. Просто невероятно, - гордо сказал Денис Драгунский.

- Хотите сказать, до вас Денисов не было?

- Папа соригинальничал. По тем временам это было очень старинно-простонародное имя. Как Пантелей, или Герасим. Потому что последний Денис в литературе – это тот угрюмый мужик из рассказа Чехова «Злоумышленник», сперший гайку.

- А правда, что все Денискины рассказы ваш папа придумал и никакой каши вы из окна не вываливали.

- Мы жили в подвале. Чисто технически невозможно было вывалить кашу.

- А почему в подвале?

- Потому что мы жили втроем в комнате дедушки. Он был шофером в Совете министров и жил в том же доме, где бонзы, но внизу, где обитала вся прислуга. А наверху жили маршалы, генералы, Рокоссовские... Мы дружили с их детьми и ходили в гости в те огромные квартиры.

- А потом сравнивали и чувствовали обиду.

- Нет, как ни странно. Наоборот, был случай, когда нам позавидовали. Помню, отец купил машину. Загнал ее во двор и все дети, от маршальских до ЦКовских, высыпали на улицу. Они восхищенно цокали языком и повторяли: какая здоровская. Собственная. Ой, собственная. У них-то собственного ничего не было. На мебели в их шикарных квартирах стояли инвентарные бирки, как в гостинице.

- Что хоть за машина-то была?

- Волга, первой модели, голубая. С оленями.

- Ой, какая у вас кошка симпатичная на фотографии. Почему-то ваш отец никогда не писал о кошках.

- Нашего котика звали Сингапур. Он был потомком сиамских кошек Образцова.

- У Сергея Образцова были сиамские кошки?

- Представьте себе. Он из поездки привез кота и кошку. И от них в Москве образовалось целое племя сиамских кошек. Но поскольку все они произошли от одной пары производителей, они все были с дефектами.

- С заломом хвоста, наверное...

- Да, не просто с заломом. У некоторых залом был такой, что хвост аж восьмеркой закручивался. А наши специалисты в кавычках говорили, что это и есть признак настоящей породистой сиамской кошки.

- Денис Викторович, давайте ближе к каше. Вы ее никому на голову не вываливали. Может, вы вообще росли пай-мальчиком?

- Ну нет. Я, например, курил и прятал сигареты, которые оставались от гостей. Приходит человек в гости, вынимает пачку, кладет на стол, а засовывать ее в карман обратно – мне кажется, тогда это считалось не комильфо. Пока родители провожали гостей до лифта, я быстренько собирал сигареты со стола и прятал их на полку. У меня их накапливалось много. Как правило, после каждого вечера оставалось одна, две три по полпачки.

- А папа не запрещал курить?

- Он из-за астмы сам курил редко, но мне не запрещал. Да что уж там, когда мне исполнилось лет 12, он стал брать меня с собой в компанию.

- Он любил богему?

- Очень любил. Он веселый был человек, добрый, щедрый. Ему нравились шутки, веселье, застолье и походы из ресторана в гости к кому-нибудь. Чтобы сначала пить в одном месте, а потом садиться в такси и ехать на другой конец города, будить бедную жену среди ночи. Вот на такие ночные посиделки он меня брал.

- И на одной из таких посиделок Дениска...

- ...познакомился с Ахмадулиной. А она, когда выпивала, становилась ласковая такая. Прижмет меня к себе, поцелует. Привет, - говорит, - Денечка. И я, гордый, весь вечер нес ее поцелуй.
И это была Денискина любовь...

Безумно я был в нее влюблен. Но закончилось все смешно. Был какой-то вечер Беллы, а я слушал из-за кулис. И вдруг она говорит: «мне тридцать лет!». И тогда я понял, что это конец. Я таял, я мечтал, а ей, оказывается, тридцать лет! Это было как будто вам тридцать, ухаживаете за женщиной, думаете, что ей сорок, а ей на самом деле восемьдесят.

- Ваша мама отца не ревновала?

- Да нет, он, вроде не гулял. Он ее очень любил, называл своей Аленушкой, хотя на самом деле маму звали Алла. Впрочем, ко мне периодически подходили разные дамы с предложением рассказать всю правду. Одна очень хорошая женщина сказала: хочешь, я расскажу тебе все. Я сказал: хочу. Она говорит: только не сегодня. Оставила свой телефон и умерла. Я так и не успел позвонить.

- Неинтересно было?

- Может быть, я боялся что-то узнать. У каждого человека должна быть своя тайна. Но, знаете, я много раз видел в разных художнических семьях, что у человека есть официальная любовница. А у нас ничего даже отдаленно похожего не было.

- А как она относилась к прежней семье отца? У вас ведь был старший брат?

- Да, мой брат Лёня. У нас была разница в 14 лет, но мы очень дружили. Помню, когда Лёне исполнилось двадцать лет, мы пошли к нему всей семьей на день рождения. И мама, и папа, и я. Был чудесный вечер: на столе стояла огромная фарфоровая миска салата. И сверху шпротами была написана цифра двадцать.

- Стесняюсь спросить, а цифры хотя бы римские были?

- Что вы! Арабские. И все закругления были шпротами выложены. Дедушка-то у Лени был небедный человек. Главный экономист патриархии.

- А еще есть такая история, как вы захотели стать православным священником.

- Да, но меня отговорили. Сказали: «Ну, сам на себя погляди, какой из тебя священник?». И я стал византинистом.

- А отец ничего против не имел?

- Нет, наоборот, отнесся очень хорошо. Он сказал: ты должен выбрать себе маленькую узкую область и в ней достичь высокого совершенства. Родители, хоть были из самых простых семей, но считали, что настоящий джентльмен должен знать древние языки. Уж не знаю, с чего они это взяли, может, начитались английских романов, где мальчики, которые потом становились губернаторами и министрами, сначала учили Гомера.