Вадим Демчог: Это я построил все эти храмы, рождался и умирал тысячи раз!

Вадим Демчог – автор нашумевшего и давно успевшего стать культовым проекта «Френки-шоу», выходившем в эфир на радио «Серебряный дождь». В последствии оно трансформировалось в новый формат и переместилось в сеть под названием «Трансляция оттуда». Френки, безумца, каждый день просыпающегося в роли очередного представителя мировой истории или культуры, имя которого по ходу шоу слушатели должны были угадать, сам актер называет главным персонажем своей артистической жизни.

Актер театра и кино Вадим Демчог.  / Фото: Наталья Феоктистова, «Вечерняя Москва»

И теперь он вышел на сцену, с которой артисты театра «Арлекиниада», созданного Вадимом Демчог, исполняют его монологи для битком набитых зрительных залов во время спектакля «Закрой глаза и смотри». Корреспондент «ВМ» встретилась с голосом самого знаменитого сумасшедшего в российском радиоэфире и узнала, в какую игру он играет сегодня.

- Вадим, вы вернули Френки, вывели его на сцену, и теперь у него появились новые голоса – голоса актеров вашего театра. Кем вы ощущаете его сегодня?

Это удивительная вибрация многоголосья, не поддающаяся словесным определениям. И эта многоголосая многоликость создает мощнейшую сердечную волну, вопящую разными голосами, что весь мир соткан из всевозможных игровых моделей.

- Но при этом он зачастую кажется резким, жестким, непримиримым...

Главное, что игра никогда не разорвет пространство на атомы и частицы, на яркие лоскуты арлекинского костюма, потому что она сшита мощным состраданием к миру ролей, к миру людей. И это основная интонация Френки, которая когда-то потрясла мой ум и которую я вот уже на протяжении многих лет транслирую через, наверное, все свои проекты.

- Френки с вами всегда и везде?

Можно так сказать. Он в костях, в нервных окончаниях, в кровеносных потоках. Это, наверное, мой главный образ. У любого артиста есть точка отсчета, которая начинает как бы светиться через все, что он делает. И для меня этот персонаж – фундамент моей творческой силы, что пульсирует во всем многообразии моих ролевых проявлений.

- Выходит, безумный Френки – ваше альтер-эго?

Под альтер-эго все-таки подразумевается нечто иное. Это «другой я» — некая альтернативная личность. А Френки не другая личность. Он – нечто что собирает все альтернативные личности в единый Образ. Он - мистер многоликость. И технология его в том, что бы набросить на себя Повелителя игр, и транслировать в мир многообразие других ролей. В общем - я не стал бы упаковывать его в термин «альтер-эго». Этот термин слишком узок для Френки. Ведь он родился как манифестация Повелителя Игр. А Повелитель игр - это единство нашего внутреннего зрителя, актера и роли – того, кто смотрит, того, кто играет, и того, в кого играют.

- Эту модель самопознания актерского инструмента вы описали в вашей книге «Самоосвобождаюшаяся игра». Как вы работали над ней? И насколько она актуальна для вас сегодня?

«Самоосвобождающаяся игра» или «Играющий в пустоте» - это книга-исследование, книга о базовых принципах актерского мастерства. Она сводится к идее объять все богатство игрового феномена, все многообразие источников, в которых говорилось бы о нем. И новое в эти концепции я привношу только сейчас. «Самоосвобождающаяся игра» испещрена огромным количеством цитат. Это океан всевозможных трактовок и взглядов на искусство артиста. И только сейчас, через возникновение театра «Арлекиниада», через упаковывание этого коллектива в экспериментальный процесс, рождаются обобщения, которые я с достаточной мерой скромности, могу провозгласить вершиной наших исследований. Актеры моей команды сейчас возвращают мне эти идеи через свою собственную реализацию. Они все сияют как звезды, и, глядя на них, я все больше убеждаюсь в правильности техник, которые составляют систему.

- Сегодня театр «Арлекиниада» играет монологи Френки перед полным залом. Но как собиралась сама труппа?

В определенный момент вокруг меня собралась команда молодых людей, что начитались моих веселых книжек. Они прижали меня к стенке и со словами «Отвечай за базар!» потребовали приступить к практической работе. Сейчас я понимаю, что сам притянул их к себе, но внешне я не совершал для этого никаких усилий. Я ни кому не звонил, никого не собирал, не давал объявлений. Но ситуация сложилась именно таким образом, что группа молодых людей захотела что-то создать. Тогда я сказал им, что ничего делать не буду. Если они хотят действовать, то пусть предложат мне что-то, с чем мы будем работать. И как я сейчас понимаю, это был очень хитрый ход. Я предложил им родить то, что потом они оказались вынуждены защищать, потому что это уже было их ребенком, их плодом.

Фото: Наталья Феоктистова, «Вечерняя Москва»

- Они откликнулись сразу же?

Да. Каждый стал приносить этюды, проявлять собственную активность. И из этого всего родилась «Арлекиниада». Это шоу, проходит под лозунгом: «А ты готов пойти на преступление?». И в этом провокационном вопросе большая доля правды, так как что бы создать что-то новое нужно совершить преступление по отношению к старому, например, перед классическим пониманием профессии, перед пониманием того что есть я, и так далее. В течение года с момента своего возникновения «Арлекиниада» стала культовой постановкой. Её стали цитировать, растаскивать на исследования, создавать аналоги, писать песни. Она вошла в массы как метафора, как образ, как обобщение неких глубинных культурных процессов. Нас это воодушевляет.

- И все-таки, откуда именно эти артисты пришли к вам?

Все они закончили профессиональные институты, но остались с ощущением неудовлетворенности, как бы - обманутости. Все чувствовали, что их профессия намного масштабнее и шире, чем то, что им преподавали. Я прошел через подобный опыт сам, так что их состояние было мне созвучно. Одним словом те, кого я притянул, чувствовали, что в актерском мастерстве скрыто намного больше, чем то, чему нас научили. Мой персональный путь самоиследования природы творчества взбил пространство в пену, и из него кристаллизовались именно эти персонажи, со своим внутренним богатством, миром, судьбой. Я очень люблю их всех. Каждый – самовыродок. (Смеется)

- Для театра «Арлекиниада» спектакль «Закрой глаза и смотри» - уже вторая работа. В чем особенности этой постановки?

Важно сказать, что это спектакль non stop, спектакль-трансформер. Дело в том, что на территории «Фрэнки-шоу» было прожито около 316 жизней. То есть Фрэнки умирал в прямом эфире 316 раз. В спектакле же за один вечер звучат максимум девять или десять монологов. И именно поэтому он никогда не повторяется. То есть со сцены каждый раз звучат новые отрывки, и приходить на этот спектакль можно снова и снова. На сцене ничего особенного не происходит, только актер в луче прожектора, микрофон, листы бумаги, и тексты, тексты, тексты. Зримое слово, что запускает театр внутри голов самих зрителей.

- Какими зрители должны уходить с этого спектакля?

Я думаю что каждый зритель возьмет из этого спектакля своё. Но главная идея, которую мы сознательно вкладываем в эту работу заключается в том, что мы люди, не являемся потребителями культурного процесса, мы его сотворцы. Это мы построили все эти храмы, это мы сочинили все эти потрясающие песни, это мы открыли все эти фантастические законы, рождались и умирали тысячи раз. Вся история людей запечатлена в наших телах, в наших нервных окончаниях. Она впаяна в наши кости, закодирована в ритме нашего сердцебиения, наш позвоночник прямая иллюстрация этого уходящего в глубь веков процесса. Мы есть воплощенная история людей, вершинка пирамиды. И здесь мы для того, что бы толкнуть эту историю дальше.

- Актеры вашей труппы – прекрасные чтецы. Они уже пришли со своей собственной школой или вам пришлось обучать их?

Это не корректное определение. Они не чтецы. Думаю, такой стиль присутствия на сцене, какой они транслируют, важно определить более точным термином. Здесь важно обратить внимание на то, что артисты эти умеют пропускать зрителя через себя. Это биологические мясорубки, перемалывающие зрительское восприятие в фарш той или иной образности. Тот, кто способен делать это конечно же не просто чтец, не просто артист. В силовых полях которые они творят становиться возможным чудо материализации очень сильных, трансформирующих образов. И это, конечно же, очень высокий уровень мастерства артиста, который выходит на сцену не просто для заработка денег посредством развлечения зрителя. Они понимают, что совершают с мозгом смотрящих на них людей большую трансформационную работу. И это собственно и есть технологии самоосвобождающейся игры.

- Что чувствуете вы, как автор текстов Френки, когда их со сцены читают другие актеры?

Распружинивающуюся внутренней радостью гордость. И я все больше и больше убеждаюсь, что это понимание профессии работает. И я думаю, что этот эффект будет расширяться. Прикоснувшись единожды к этому чуду, человек не может это не искать, не усиливать с помощью определенных методов, и в итоге – не транслировать во вне. Это похоже на вирус. Он не может не распространяться. Редко где встречается столь сердечная, теплая, и питающая атмосфера, в которой творчество само по себе растет, как растения из обильно увлажненной дождем почвы.

- У Френки 316 жизней, лиц, ролей. Есть ли среди них самые близкие, самые любимые для вас монологи?

Любимых нет. Есть те, что чуть слабее других, но все они сердечные. Каждому монологу, каждой роли были уделены силы. Но есть те, что вытекли из глаз слезами. Они проплаканы, а слезы это очень качественный клей, что соединяет все ингредиенты обобщения, в Образ. Слезы подобны дождю для почвы. Когда территория творчества пропахана, унавожена опытом, и плюс увлажнена внутренней грозой, получаются наиболее удавшиеся роли, что писались в состоянии некоего «потока». Но в то же время это был еженедельный проект-конвейер. И случались моменты, когда я был эмоционально выхолощен, и тогда рождались немного недоделанные вещи. Недаром Френки иногда переигрывал то, что ему казалось не очень удачным.

Спектакль«Закрой глаза и смотри» в музее Булгакова.  / Фото: Наталья Феоктистова, «Вечерняя Москва»

- Помимо театра у вас есть своя «Школа игры», куда может прийти любой человек, не только актер. Как пришло решение вынести свои наработки за пределы границу рампы?

Когда «Арлекиниада» стала популярной, люди стали подходить к артистам и спрашивать: «Как вы это делаете?» И тогда я сделал второй хитрый шаг. Я сказал актерам: «А вот теперь отвечайте за то, что натворили». Я не собирал никакой школы как таковой, команда просто вошла в процесс развития. А результатами развития невозможно не делиться. И это самая хитрая, и на самом деде – единственная моя заслуга – сделать все без какого-либо давления, но через создание условий. Мы называем это Силовыми полями. И именно это будет главной фишкой руководителей будущего – делать ставку на воодушевление процессом творчества и сотворчества. Проект «Школа игры» висит на одном единственном гвоздике – пробуждение воодушевленности к жизни, к процессу игры в феномены жизни. Мы никогда не будем счастливы в играх созданных другими, мы будем счастливы только в играх, которые сотворили сами. И если мы не сочиним свою собственную игру, то будем вынуждены прогибаться под чью-то, и нас всегда будут эксплуатировать. И тот, кому принадлежит эта игра, всегда будет снимать сливки, а мы будем питаться водичкой, что остается от простокваши. Люди часто бьются головой о стену, не имея возможности понять почему живут так как живут! А вопрос очень простой: ты играешь в игру, которую сочинил сам? Пробужден ли твой творческий центр? Где тот самый гениальный артист который играет тебя? Спит? Или может ты считаешь его бездарным? И тут нет смысла кого-то винить или спасать, но если человек, в какой-то момент наигравшись в страдание, в гнев, в ревность, в гордость, в тупость обнаруживает или книжку, или одного из мастеров что видят реальность как сотканную из игр, или приходит на «Арлекиниаду» или на «Закрой глаза и смотри», и в его сознании вспыхивает мысль: «Как, черт побери они это делают?» И так он оказывается на крючке интриги, что в мозг оказывается можно загрузить другие, более эффективные программы восприятия и управления реальностью. И тогда он приходит в Школу игры.

- Ваши идеи очень отличаются от классического понимания актерской профессии. Вам часто приходится выслушивать критику в свой адрес?

Мне это не интересно. Я не питаю вниманием то, что не питает процесс моего поиска. Это все равно что выключить телевизор. Я думаю что люди которые накатали себе мозоли классическим пониманием того, как функционирует творческий организм, естественным образом дистанцируются от меня. Это как в разговорах с адептами разных религиозных направлений, я просто говорю им, что не играю ни рай, ни в ад, ни в душу, ни в бесов, ни в чертей... что мой компьютер работает на других программах. И им просто больше не за что меня схватить. Иногда они вырывают какие-то цитаты из контекста, но не дерзают прийти на Школу игры, и понять, что окружающая нас реальность полностью зависит от того, какие программы мы в нее загружаем благодаря нашей собственной творческой потенции. И реальность с улыбкой джокера преподнесет нам себя именно в той форме, какую, благодаря нашей нервной системе, мы в нее загрузим. Реальность по природе своей необозрима потенциальна, и на самом деле хочет от нас только одного – поиграть с нами.

- Вы часто называете себя арлекином, шутом. Но кто такой шут сегодня?

Говоря так, и частенько прячась за маску шута, я конечно же кокетничаю. Это язык который люди легко понимают, и именно поэтому я часто сравниваю себя с шутом при троне короля, что блюдет человечность лица правителя. Правитель – это не только президент или король, не тот, кто властвует над кем-то. Это сам народ. А в народных средах обязательно должен быть персонаж, который отражает лицо общества, и глядя в это зеркало народ, как бы пафосно это не прозвучало, формирует себя, свое лицо. Лицо моего шута, как мне хочется думать, это – развитое сочувствие, сострадание к многообразию ролей населяющих мир, сострадание к разнообразию мировоззренческих стилей и трактовок реальности. И больше всего мне нравится создавать вибрацию увлажнения смотрящего пространства. Потому что пространство зрителя, вспаханное той или иной драматургией, обильно увлажненное сочувствием дает поразительные осознания. Люди нравятся себе пробужденными к состраданию и творческому богатству. Это немного о том, как я понимаю свою деятельность, как бы не скромно это не прозвучало. С другой стороны я так наигрался в скромность, что у меня уже нет желания принижать те изумительные состояния, на которые меня выбрасывают профессиональные командные инсайты.

В любом случае - все озарения, вся мощная палитра человеческих открытий уходит в недра смотрящего пространства, туда, где мы все едины. Это можно назвать бездонным океаном, безграничным космическим пространством, или погруженной во мрак бездной зрительного зала, в котором спит невероятный творческий потенциал бессознательного. В любом случае – это мы построили все эти храмы, это мы сочинили все эти потрясающие песни, это мы открыли все эти фантастические законы, рождались и умирали тысячи раз. И вся история людей запечатлена в наших телах, в наших нервных окончаниях.