Чеховский театральный фестиваль открыли китайские артисты
Руководство Чеховского фестиваля во главе с Валерием Шадриным умеет удивлять и радовать зрителей театральными постановками различных жанров. Вот и в этом году представлены сразу две программы: мировая, в которой почетным гостем в связи с 70-летим КНР стал Китайский театр, и московская, в которой принимают участие режиссеры и сценографы трех поколений. В рамках фестиваля зарубежные гости из 15 городов мира покажут на 10 сценических площадках 22 спектакля. Открыли фестиваль шанхайские артисты музыкальным спектаклем «Пионовая беседка» с непревзойденным Чжан Цзюнем в главной роли и балетом «Эхо вечности», поставленным Патриком де Бана.
Патрик де Бана — признанный мастер современной хореографии и как исполнитель, и как постановщик, хотя считает себя «на сто процентов классическим танцовщиком». «Да, я могу танцевать все, — утверждал он в одном из многочисленных интервью. — Но моей основой остается классика. Майя Плисецкая давала мне уроки классики в Гамбургском театре, и я перетанцевал весь классический репертуар». А еще смыслом своей жизни Де Бана считает любовь.
Вот эти три качества — классика, современность, любовь — и стали важными составляющими его творчества, определив успех балета «Эхо вечности».
Художественная правда не всегда тождественна правде исторической. Но в основе этой случившейся более тысячи лет назад истории — все правда. Немолодой император Суань-цзун действительно влюбился в юную красавицу Ян. Да так сильно, что в огне их страсти запылала вся империя... Ян погибла, а точнее ее из-за дворцовых интриг умертвили. Но трагическая история отношений императора и его юной наложницы не затерялась в веках, а благодаря волшебной силе поэзии Бо Цзюйи (772–846), воспевшего ее в поэме «Вечная печаль», стала для будущих поколений символами бессмертной любви и безутешного горя. В Китае эту историю знают все — от мала до велика.
Воодушевленный древней поэмой Патрик де Бана решил поделиться с нами, зрителями, своими представлениями о любви, человеческих отношениях и чувствах, а вовсе не интерпретировать на сцене страницы истории. В основном ему это удалось. Созданные им пластические образы наполнены поэзией, а хореография спектакля сочетает в себе традицию и новаторство.
Неспешные, будто на пленке замедленной съемки движения, изящные, тщательно выверенные позы создают особенную атмосферу Древнего Востока, что в век скоростей, сумасшедших идей и современных технологий выглядит по меньшей мере странно.
Несмотря на обилие действующих лиц на сцене, балет этот — о судьбе двух людей, своего рода эпическая драма в пластике. «В прохладный день весенний в источниках Хуацин заметил повелитель ту, что купалась рядом...».
Кульминацией первого акта балета стало необыкновенно красивое адажио героев, в котором император (У Хушен) предстал влюбленным юношей, забывшим на какой-то момент обо всем на свете, а Леди Ян (Ци Бинсюэ) — воплощением мечты. Де Бана постарался подчеркнуть природные краски индивидуальности балерины — мягкость и «певучую» кантилену, — что придало ее танцу особую одухотворенность. «На пение и танец, рисунок стройных ног никак налюбоваться наш государь не мог...».
В каждом следующем дуэте-объяснении (а их всего четыре!) влюбленные благодарят судьбу и друг друга за подаренное им чувство и надеются пронести его до самой своей смерти, которая, как оказалось, поджидала одного из них совсем рядом. «В печали село солнце за склон горы Эмей, когда упало тело прекрасной Ян-гуйфэй. Цветной убор из перьев и шпилька с воробьем — лежать в пыли остались нетронуты вдвоем».
Монолог императора, «оплакивающего» смерть любимой, построен на вихревых вращениях и прыжках, в нем будто слышится вопль тяжело раненного зверя. В безумии он то катается по полу, то ползет, простирая руки к небу, как бы прося «суда Божьего, суда справедливого».
Среди других солистов особенно запомнились воздушная Хэ Линьи (Лунная фея), драматически одаренный Чжан Яо (главный евнух), виртуозный танцовщик Чжан Вэньцзюнь (Ан Лушан)...
Велика роль кордебалета в этом спектакле. Он не только исполняет ансамблевые и массовые сцены (танцы наложниц, евнухов, императорских гвардейцев, бунтовщиков), но и является своеобразным резонатором переживаний и настроений героев, «отзвуком» их мыслей и чувств. Кордебалет в «Эхе вечности», по замыслу хореографа, — полноправный художественный образ, действенный и эмоциональный.
И еще одна несомненная удача спектакля. Художники Джайя Ибрахим (сценография), Аньес Летестю (костюмы) и Джеймс Анго (свет) прекрасно оформили балет — просто, функционально, образно.
Восточные мотивы и персонажи с элементами ориентальной пластики в виде сложившихся в сознании европейцев стереотипов танцевальных движений этих народов присутствовали в балетных спектаклях издавна, привлекая внимание постановщиков и зрителей своей «восточной экзотикой». Теперь они все чаще становятся главными темами и объектами творчества хореографов. «Эхо вечности» — пример западной интерпретации древней поэмы Востока.
Закончить хочу строками пожелания поэта Бо Цзюйи, обращенными к потомкам, которые умеют мечтать и любить: «Нам, птицам неразлучным, судьба одна дана — как двум ветвям на древе, сплетенным как одна. И пусть земля и небо конечны под луной, грустить я буду вечно, пока вы не со мной».