Александр Трофимов: «Я стал актером и ни секунды не сожалею об этом»
- Для большинства зрителей – из тех, кто далек от театра, вы, прежде всего, кардинал Ришелье из знаменитого фильма. Кстати, я сама даже чуть не защитила в свое время диплом о политике Ришелье, настолько сильны были впечатления из детства.
- Какое на вас это произвело впечатление…
- А вы сами с теплотой вспоминаете об этой работе?
- Разумеется, если учесть, что это, вообще, было мое первое общение с кино. Сразу попасть в такой фильм, где собралось столько замечательных и известных артистов, было очень неожиданно.
- Как вы попали в эту картину?
- Совершенно случайно, как это иногда бывает. Мне эту роль и не предлагали, но в процессе кинопроб меня вдруг одели в кардинальское облачение и… режиссер принял решение.
- Вы, действительно очень похожи на все прижизненные портреты Ришелье.
- Это правда. (Улыбается) Я тогда несколько моложе был.
- А почему вы почти всегда отказываетесь от интервью?
- Дело очень просто обстоит. Когда в профессиональной жизни возникают паузы, длящиеся энное количество лет, когда не появляется новых работ должного уровня, перестает видеться какой-либо смысл в ответах на вопросы о былых работах.
- Но все-таки, какая из ваших кино-работ для вас самая дорогая?
- Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с замечательнейшим режиссером Михаилом Швейцером. И работа в трех его картинах – «Маленьких трагедиях», «Мертвых душах» и «Крейцеровой сонате» - у меня в памяти останется на всю жизнь. Как и общение с ним, наше сотворчество, его удивительный так и внимание к моей персоне. Лучше этого и дороже у меня в кино ничего не было и вряд ли будет.
- Кого вы считаете своим учителем в профессии?
- Тут я совершенно определенно могу сказать, что это Юрий Петрович Любимов. Хотя непосредственным его учеником я не был, но именно он принял меня в этот дом. Я всегда с невероятным интересом слушал (особенно в былые годы), как он ведет репетицию, как рассказывает о замысле спектакля. Он всегда потрясающе точные замечания делал по ходу репетиции. Конечно, когда они звучали в твой адрес, то их было сложнее воспринимать. Сразу хотелось ощетиниться: «что ты ко мне придираешься?!» (Улыбается)
- Вас никогда не пытались загнать в какое-нибудь амплуа?
- Да нет, не было такой необходимости. Был у меня в кино опыт острохарактерных ролей, но это меня не очень увлекло. В идеале внутренний камертон для меня – это существование в «Мастере и Маргарите» в роли Иешуа. Тут, казалось бы, и играть ничего не надо, а ведь это во много раз сложнее. Здесь нужно подлинное существование, чтобы вся твоя энергетика передавалась в зрительный зал. Это нельзя изобразить или сыграть, надо просто быть в этой ипостаси.
- А в самом начале, когда репетиции «Мастера и Маргариты» только начинались, у вас не было трепета, робости перед этим образом?
- Отчасти было, но Юрий Петрович Любимов меня очень верно сориентировал. Он сказал: «Саша, вы только отнеситесь к этому правильно. Если вы сейчас в своем воображении возомните, что вы выходите на сцену и играете господа Иисуса Христа, то у вас что-нибудь с психикой случится. Играйте обобщенный образ странников-философов, литературный персонаж».
- Тем не менее, ваш герой не литературен, в нем есть некое ощущение надмирности.
- Мне хотелось достичь этого. Хотелось соединить в нем глубокое знание мира, философский ум с наивностью и незащищенностью ребенка. Интуитивно что-то на этом пути у меня получилось, только вот все труднее сохранять это. Потому-то я давно и прошу второго актера на эту роль. Наконец, мне пошли на встречу.
- Скажите, что, на ваш взгляд, самое важное в актерской профессии?
- Вы знаете, можно не иметь красивого голоса, не обладать выразительной внешностью, можно не слишком хорошо двигаться, но без двух вещей обойтись нельзя. Это высокая степень развитости воображения и интуитивных способностей. Как ее оценивать – не знаю, но это то самое, что сделало Михаила Чехова гениальным актером.
- Много ли счастья приносит ваша профессия? Или, может быть, если бы представилась подобная фантастическая возможность, вы бы пошли совсем другой дорогой?
- Явного стремления к определенному делу у меня в юности не было, а уж об актерской профессии я, вообще, ничего не знал. Ни мои родители, ни родственники никакого отношения к театру не имели. И поначалу я пошел технической дорогой, которую бросил на половине. Забрел в самодеятельную театральную студию – просто от желания чего-то иного, а потом ее руководитель (бывший актер Малого театра) сказал мне, что нужно поступать в театральный институт. Я послушался и поступил с первого раза. Так я оказался в Щукинском училище, а потом здесь. И ни секунды не сожалею об этом.