Игорь Яцко: Театр должен служить свету и красоте
Обращение к Уайльду всегда вызывает интерес — его тонкий юмор в тренде. Но на этот раз Школой драмискусства, созданной когда-то Анатолием Васильевым, она была прочтена оригинально.
— Игорь, Уайльда всегда выделяют из плеяды писателей, в чем особенность его драматургии?
— Кажется, что это комедия положений, чередование ситуаций. Но у Уайльда всегда присутствует приверженность к стилю, эстетизму, красоте, парадоксу, которые окружают все эти положения таким флером кружев, что комизм ситуаций уже не доминирует. Они остаются лишь одной из составляющих, а главное то, что на нашем языке называется «двойная центровка» — игра в интерьере, в отличие от игры на подмостках. Драматургия Уайльда не характеризуется психологизмом, подобным комедии положений. У него все, что происходит в комедии положений, сначала должно являться в воображении исполнителя.
Все герои — сочинители, выдумщики. По Уайльду они называются «лжецы». У Уайльда есть главный трактат, который называется «Упадок лганья», в котором он хочет пропеть осанну искусству лганья и возводит лганье в такую степень, что оно превращается в реальность. Так что главный конфликт пьесы «Как важно быть серьезным» между миром воображения и миром реальности. Герои сочиняют жизнь, а потом сочиненная жизнь является им в реальности.
— Какую роль играет эстетизм в визуальном решении спектакля?
— Существенную. Сценография Игоря Попова, архитектора нашего здания, главного васильевского художника. Вадим Андреев сочинил интересную концепцию костюмов. За точку отсчета взят стиль уайльдовского времени, Викторианской эпохи, а дальше решение костюмов следует его ремарке «время действия — наши дни». И «наши дни» тянутся со времен Уайльда, через век XX до начала XXI.
— Юмор Уайльда можно назвать скорее не остроумием, а острым умом…
— Острым словом. Этот юмор не очень демократичен, не общедоступен.
— Но вы стремитесь к театру общедоступному?
— Васильев породил большое количество мощных, животворящих идей. Но удел этих работ ограничивался лабораторным успехом. Создавая репертуар сегодня, мы раскрываем двери лаборатории, приглашаем широкого зрителя. В этом смысле зритель для меня очень ценен.
Все равно придет тот зритель, который ищет не общедоступности, а открытий, новых горизонтов, новых способов диалога. Ищет сугубо личного и индивидуального. Я больше всего радуюсь, когда не просто массовый зритель приходит, а приходят много одиночных зрителей, на которых вдруг какой-то наш спектакль производит сильное впечатление. Я люблю наблюдать, в каком настроении зрители выходят после спектакля.
Больше всего радует, когда зритель подходит ко мне с открытием: «Мы никогда не были у вас. Мы многое видели. Но такого, как у вас, не видели нигде».
Моя цель — сделать все, чтобы театр был, жил, развивался во времени и в репертуаре. Театр должен служить свету и красоте. Хотя куда деть мир тьмы, мир теней?
— К вам может прийти режиссер с улицы с конкретным проектом — насколько вы открыты?
— Открыт я настолько, что встречусь с ним, познакомлюсь, узнаю, что он хочет делать и как. Но есть проблема: режиссеров много, и не так уж им просторно в нашем театре.
Тем более есть две линии — репертуарная и экспериментальная, которая дорога мне. Потому что идет от Васильева.