Окопная правда Виктора Некрасова
Его признал Сталин, вогнал в опалу Хрущёв, выдавил из страны брежневский аппарат, приказала не вспоминать горбачёвская команда. Но культовая книга "В окопах Сталинграда", переведённая на 36 языков, до сих пор не позволяет современникам забыть имя её автора.
Некрасов прошёл войну с августа 1941 до начала 1944, когда в звании капитана был демобилизован после ранения как инвалид. Он пробыл весь срок в Сталинградской "мясорубке", а потом написал о ней без прикрас и патетики, почти документально. Такая подача военной истории в художественной прозе случилась впервые, Некрасова назвали родоначальником нового жанра советской литературы.
Многих произведение "В окопах Сталинграда" смутило, то ли с непривычки, то ли оно их уличило в собственном пафосе. Но Союз писателей возразил против присуждения премии этой книге, но сам Иосиф Сталин вписал Некрасова своей рукой в перечень. В 1947 году Виктор Платонович стал лауреатом Сталинской премии 2-й степени и знаменитым на всю страну и за её пределами писателем - книга так понравилась массам, что её пришлось не раз переиздавать. Но из-за того же правдорубства Некрасов и пострадал. Он в том же духе высказывался и о мирной действительности СССР и был определён в диссиденты. Например, официальная советская критика клеймила его статью 1959 года "Слова "великие" и простые", где он порицал напыщенную героическую патетику, говорил: она уводит людей от правды. В статье об архитектуре того периода "О прошлом, настоящем и чуть-чуть о будущем" в 1960 году он высказался об убогости и безвкусице советского стиля градостроительства. Так что, когда в 1970-ые готовился очередной том Большой советской энциклопедии, неугодного Некрасова оттуда вычеркнули.
Вынужденно он уехал из Советского Союза в 1974 году, поселился в Париже, работал на радио "Свобода", не оставил и писательскую стезю. По радио он рассказывал: "Ни о чём не жалею, ни на что не жалуюсь... Милый, милый Киев! Как я соскучился по твоим широкими улицами, по твоим каштанам, по жёлтому кирпичу твоих домов, тёмно-красными колоннам университета… Умру – отвезут на Сен-Женевьев-де-Буа".
Краткой автобиографией можно считать архивную радиозапись Виктора Некрасова 1984 года. Приведём её в сокращённом виде: "Больше 60-ти лет я прожил в России, на Украине, в Советском Союзе. Школа, профшкола, институт, театральная студия, театр, Киев, Владивосток, Киров, бывшая Вятка, оттуда пошёл на войну. В 44-м вернулся с неё раненым, стал инвалидом Отечественной войны. Затем журналистом-газетчиком и, наконец, писателем. 30 лет со Сталинграда был членом коммунистической партии, в 74-м году исключили. Без малого 30 лет состоял в Союзе писателей. Когда исключили – не знаю. Официально нигде не было объявлено. Узнали об этом, когда я уже был во Франции, мои друзья от знакомых секретарш. Советского гражданства лишён на пятый год моей эмиграции, в 1979-м году. Эту новость он прочитал в Токио, в японской газете Japan Times и, как ни странно, не разрыдался.
"...Парижанином стал с первого же дня, французом – нет. Пока, во всяком случае. Меня мало интересует все, что происходит в Бурбонском дворце – французском парламенте ...фанфары и треск барабанов, и осточертевшая "партия и народ – едины" во всех газетах, на всех стенах домов, на устах бесчисленных Марковых, Чаковских и Расул-Гамзатовых, всё это бесит меня в далёком от всего этого, в разъеденном своими заботами и инфляцией прекрасном моём Париже. Да, телом, влезающим в автобус, бродящим по выставкам, сидящим в кафе, я здесь. Душой же, сердцем – там, в московской кухне, среди, увы, редеющих рядов московских, киевских и ленинградских друзей, на симпатичной верандочке моего фронтового связного Валеги, на далёком Алтае, на станции Бурлак. Но пишу-то я на русском языке и для русских людей. А они-то, мои читатели, те, для кого, собственно, и пишу, далеко, за Берлинской стеной. И читать меня в той стране, в которой прожил всю жизнь – преступление ...К величайшему моему изумлению, "В окопах Сталинграда" переиздавались в Англии три раза, во Франции - даже четыре. Оказывается, прошедшей войной всё еще интересуются ...Считаю, что партия и правительство, за заслуги мои, наградила меня Парижем, и за это я им благодарен. А по друзьям тоскую и очень".
Писатель умер в 1977-м году жизни от рака лёгких. Похоронили его на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Василь Быков написал для публикации в "Литературной газете" некролог, но его убрали с вёрстки со скандалом.
От Парижа...
Виктор Некрасов родился в царской России, в Киеве, 17 июня 1911 года в семье банковского служащего и врача. И почти сразу мать увезла малютку в Лозанну, где она училась. Потом Париж, снова Киев в 1915 году. Виктор Платонович рассказывал: "...до пяти лет прожил в Париже, первые слова произнес на французском языке, вернувшись в Киев и ухватившись за русский язык, долго ещё по-парижски картавил. Забывая постепенно французский, Францию и все французское продолжал обожать. В батальных полотнах своих, на тетрадочных листочках, изображались победоносные французы и бегущие в панике немцы. Журнал, который мы издавали со школьными товарищами, назывался "Зуав", а к какому-то из маминых дней рождений я преподнёс ей портрет Наполеона Третьего. Почему этого, а не его великого дяди – не ясно".
После школы Витя поступил в два вуза: на архитектора в строительный институт и на актёра в театральный, оба закончил. Работал он поочерёдно по обеим специальностям. А в 1941 году попал на фронт полковым инженером, затем был командиром сапёрного батальона. Он успел повоевать на Украине и в Польше, а самым страшным периодом стали 200 суток в окопах во время исторически знаменитой Сталинградской битвы. Воспоминания о "Сталинградской мельнице" и стали основой для его главной повести. Книгу "В окопах Сталинграда" напечатали общим тиражом в несколько миллионов экземпляров, перевели на 36 языков мира, по мотивам произведения сняли художественный кинофильм "Солдаты".
Повесть признали произведением не о войне, а изнутри войны, повествованием не наблюдателя, а участника горячего фронта. Фронтовики узнали в описании свою военную повседневность, в других сочинениях замазанную парадной подачей. Писатели-фронтовики поддержали Виктора Платоновича своими книгами в такой же стилистике - правда без прикрас, и это стало отдельным направлением в отечественной литературе. Его называли "окопной правдой" или "лейтенантской прозой".
У Виктора Некрасова есть и другие сильные повествования о Великой Отечественной войне - "Судак", "Вторая ночь". Но на заметку идеологов попали иные произведения, например, повесть "В родном городе". Автор рассказал о судьбе бывших фронтовиков, которые в мирной жизни были бессильны против непробиваемой партийно-бюрократической безучастности. А в повести "Кира Георгиевна" издания 1961 года Некрасов обрисовал нравственные болезни части советской интеллигенции, в том числе, конформизм. Понятно как не нравились обличения в перекрытии гражданской и личностной свободы партийной элите!
...до Парижа
В столь нервозной обстановке, не справляясь с прессингом, преодолевая организованные травли, Виктор Некрасов одно время злоупотреблял алкоголем. В Интернете мы нашли интервью правозащитника, психиатра, исполнительного секретаря Ассоциации психиатров Украины Семёна Глузмана, в котором есть сведения о том периоде жизни Виктора Некрасова. Глузман говорит: "Рассказы были для КГБ зацепкой — они искали, к чему придраться: Некрасов им надоел. Шелест к нему очень тепло относился, а когда пришли Щербицкий с Федорчуком (руководство тогдашнего украинского КГБ, прим. "ВМ"), тучи над ним сгустились. К тому же, он перестал пить и сделался опасен. Одно дело, когда Некрасов стоял и ждал, кто его угостит, а потом то пионеры, то иностранцы приносили домой мешок с костями, другое — почти непьющий писатель: он заговорил, и у КГБ возникли проблемы ...Между прочим, с его алкоголизмом боролись я и Фима Вайман — сначала безуспешно, потом кое-что удалось. Жена Некрасова Галя с нашей подачи по утрам делала Виктору Платоновичу творожок со сметаной, который он очень любил, и домешивала туда таблетку (мы, два врача, сказали ей, что можно)".
С началом 1974 года ситуацию прорвало, события произошли одно за другим. В январе у Виктора Платоновича провели 42-часовой обыск, изъяли семь мешков рукописей, фотографий и писем, книг, журналов и газет. В первых числах марта его, гостившего в Москве, выслали по месту постоянного проживания - в Киев. 5 марта в самиздате появилась его статья "Кому это нужно?".
Отрывки из той публикации: "Несколько дней тому назад я проводил во Францию Владимира Максимова. Хорошего писателя и человека нелёгкой судьбы. А до этого проводил большого своего друга поэта Коржавина. А до него – Андрея Синявского. Уезжали композитор Андрей Волконский, кинорежиссёр Михаил Калик, математик Александр Есенин-Вольфин. И многие другие – писатели, художники, поэты, просто друзья. А Солженицына - "выдворили". Слово-то какое нашли!"
"...Почему уезжают умные, талантливые, серьёзные люди? Люди, которым не просто было принять такое решение, люди, которые любят свою родину и ох как будут тосковать по ней ...задумываешься и о своей судьбе. И хотя судьба эта твоя, а не чья-либо другая, это всё же судьба человека, родившегося в России, всю, или почти всю свою жизнь прожившего в ней, учившегося, работавшего, воевавшего за неё, и не на самом лёгком участке, имевшего три дырки в теле от немецких осколков и пуль. Таких много – тысячи, десятки тысяч. И я - один из них. ...в 35 лет я, неожиданно для себя и для всех, стал писателем. Причём, сразу известным ...И мне стало казаться, что я приношу какую-то пользу. Свидетельство этому – 120 изданий на более чем 30 языках мира. Так длилось до 8 марта 1963 года, когда с высокой трибуны Никита Сергеевич Хрущёв подверг, как у нас говорится, жесточайшей критике мои очерки "По обе стороны океана" и выразил сомнение в уместности моего пребывания в партии. С его лёгкой руки меня стали клеймить позором с трибун пониже, на собраниях, в газетах, завели персональное партийное дело и вынесли строгий выговор за то, что в Америке я увидел не только трущобы и очереди безработных за похлёбкой..."
"...Я подписал коллективное письмо в связи с процессом украинского литератора Черновола и позволил себе выступить в день 25-летия расстрела евреев в Бабьем Яру. Заведено было второе персональное дело, закончившееся вторым строгим выговором. И, наконец, почти без передыха, в 72-м году родилось третье партийное дело. На этот раз, без всякого уже повода. С тех пор я как писатель, то есть, как человек не только пишущий, но и печатающийся, перестал существовать. Рассыпан был набор в журнале "Новый мир", запрещено издание двухтомника моих произведений в издательстве "Художественная литература", изъяты из всех сборников критические статьи, посвященные моему творчеству, выпали мои рассказы из юбилейных сборников об Отечественной войне, прекращено производство кинофильма по моему сценарию о Киеве ...За 10 лет - три персональных дела, а это значит по три, четыре, а то и шесть месяцев разговоров с партследователями, объяснения в парткомиссиях, выслушивание всяческих обвинений против тебя, в последнем случае – просто клевета и грязь, не слишком ли это много?"
"...Не отговариваю, хотя каждый из уехавших друзей - это отщипнутый от сердца кусочек. И не только твоего сердца, но и сердца России. Не отговариваю, а просто вытираю слезу и задумываюсь, очень крепко задумываюсь: а кому это нужно? Стране, государству, народу? Не слишком ли щедро разбрасываемся мы людьми, которыми должны гордиться? Стали достоянием чужих культур художник Шагал, композитор Стравинский, авиаконструктор Сикорский, писатель Набоков… С кем же мы останемся? Ведь следователи из КГБ не напишут нам ни книг, ни картин, ни симфоний..."
В тот же год писатель уехал из СССР в любимую Францию. Через пять лет он не лестно высказался в радиопередаче о брежневской "Малой земле", и его лишили советского гражданства, его книги на Родине не издавали лет 20, убрали их из библиотек, имя "крамольного" автора запретили упоминать в прессе и библиографических справках. А до того в здоровье писателя-фронтовика случился кризис, но о нём тоже не узнали советские читатели.
Наша соотечественница-эмигрантка, искусствовед и публицист Мария Розанова поведала о драме: "А 1 июня 1975 года умирал русский писатель Виктор Некрасов. 27 мая его положили в госпиталь, очень хороший парижский госпиталь и больше трёх часов оперировали, пытаясь спасти от перитонита. Хирург сказал, что любой француз умер бы за пять дней до такой операции и что хотя операция прошла хорошо, положение безнадёжно. 1 июня врачи объявили, что положение резко ухудшилось, что надежды нет, что пора сказать правду жене и что пора прощаться". Но к утру Виктор Платонович очнулся, медленно начал поправляться, он прожил еще 12 лет. Прожил их с душевной тоской, трепетно встречая каждого заехавшего в Париж земляка. Он очень надеялся на советскую перестройку, ждал любую весточку о перемене настроений на Родине. В эти годы он написал роман "Сталинград" (1981), "Как я стал шевалье" (1986), своё последнее произведение - "Маленькую печальную повесть".