Евгений Киселев: Я часто ошибался в людях и дорого за это заплатил

– Евгений Алексеевич, не ощущаете себя часом в газете Наполеоном на острове Святой Елены?[/b]– () Да господь с вами. Мне даже в голову такое не приходило. Остров Святой Елены – это очень далеко. Вы знаете, что это последний в мире кусочек суши, куда нельзя долететь самолетом? Он является перевалочной базой для торговых судов, которые идут из Европы к югу Африки и останавливаются, чтобы заправиться пресной водой. Аэродрома там нет, так что здание на Загородном шоссе, где мы с вами разговариваем, уж никак нельзя сравнить с островом Cвятой Елены. И даже с Эльбой (улыбается снисходительно).– Ну, во-первых, меня никто никуда не ссылал – так жизнь сложилась. Во-вторых, были предложения и телевизионного свойства. Вон господин Сенкевич звал меня к себе советником, и никто не мешал мне принять это сомнительного свойства предложение. Но я решил, что на данном этапе «Московские новости», как ни странно, дают больше возможностей влиять на общественное мнение – пусть даже в небольшом секторе. Ведь чтобы влиять на общественное мнение, надо, прежде всего, влиять на его активную часть. Думаю, среди читателей еженедельника очень много таких людей. И потом, здесь действительно один из последних островков полной свободы журналистики. Здесь нет никаких ограничений, кроме одного – нельзя писать плохо.– Мне было интересно попробовать себя в печатной журналистике. Что называется, граду и миру показать, что опытный телевизионный журналист может быть и хорошим газетчиком, и хорошим главным редактором. Мы знаем много примеров того, как люди из газеты приходили на телевидение. Обратного пути не совершал никто – я, возможно, первый.– Никаких конфликтов у меня не было.– С моими заместителями, с руководителями отделов, как мне кажется, у меня полное взаимопонимание, и работаем мы командно. Это очень важно, я всегда исповедовал принцип командной работы – когда люди понимают друг друга, даже несмотря на то, что могут быть разногласия, разные взгляды на те или иные проблемы.– НТВ было очень важным этапом в моей жизни. Все-таки в значительной степени это была моя идея – создать канал. Что бы ни говорили мои недоброжелатели, это объективный исторический факт. (.) Я четко знаю, как много сделал для этой компании. Очень важно самому быть уверенным в том, что это так. А главная часть моей жизни еще впереди.– Когда в 2001 году вы звали народ к «Останкино», отдавали себе отчет в том, что претендуете на роль, так сказать, властителя человеческих дум?[/b]– Пафосное это определение – властитель дум. (.) Есть такая традиция, сугубо российская: у нас поэт больше, чем поэт, писатель больше, чем писатель, музыкант больше, чем музыкант. Порой и журналист может быть больше, чем журналист. На самом деле журналисту больше, чем писателю, поэту, музыканту, свойственно быть властителем дум. Не отношу это к себе. Но журналист по определению говорит на злобу дня. И если нет обратной связи с аудиторией, грош цена такому журналисту.– Я научился формировать, собирать вокруг себя людей. Сейчас я очень хорошо это понимаю. По-прежнему раз в несколько месяцев так называемая команда Киселева собирается у меня дома. Просто для того, чтобы поговорить, пообщаться. Я уже не начальник никому из них, каждый сам по себе. Но тем не менее люди ко мне приходят, это здорово.– (.) Я бы поостерегся давать длинный список. Кого-то не назову – обижу. Это Михаил Осокин… Нет, знаете, не буду называть фамилий! В последний раз, когда мы собирались перед Новым годом, было человек тридцать. Потому и не хотелось бы весь этот список поименно воспроизводить.– Нет, ведь Маша по сути дела снимает документальные фильмы. Она работает не в штате компании «Останкино», а на маленькой телевизионной студии. А жизнь такой студии, которая работает независимо, знаете ли, совсем не похожа на жизнь «больших» НТВ или других каналов. Немножко разные вещи.– Реже, чем раньше. Когда я занимал руководящие посты в разных телекомпаниях, мне приходилось внимательно смотреть и собственный эфир, и передачи компаний-конкурентов. Сейчас смотрю в основном информационные программы – выпуски новостей, еженедельные итоговые шоу. У меня изменился взгляд…– Нет, я смотрю профессионально, но телевидение для меня теперь в большей степени источник информации. Уже нет острой необходимости следить за малейшими изменениями на телерынке. Скажем, не нужно больше высиживать у экрана во время телесериалов и сравнивать их достоинства и недостатки, думать над тем, какие форматы на сегодняшний день более перспективны, куда двигаться, что развивать – документальное кино, ток-шоу, игровые жанры.– Приходилось! И сериалы, и пилоты программ. Независимые телепроизводители приносили кассеты с экспериментальными записями, предлагали свои проекты. (.) Куда уж тут деваться. Знаете, есть такой старый анекдот: «Помидоры любишь? – Есть люблю, а так нет».– Вы здороваетесь, скажем, с Леонидом Парфеновым?[/b]– (.) Я очень хорошо помню, кто как себя вел в тяжелой, кризисной ситуации, кто делал какой выбор. Но оставил все в прошлом. Это не более чем тема для неторопливого рассказа в книжке мемуаров, которую я когда-нибудь напишу.– На мой взгляд, тональность была сложнее. Вы прочитали так, думаю, что кто-то прочитал иначе. Олег Борисович – фигура очень сложная, совершенно неоднозначная. Он очень много сделал для телевидения, в том числе для НТВ – и хорошего, и плохого. И возможно, о многом еще рано говорить. Но я бы поостерегся от однозначных оценок в адрес этого человека. К примеру, уже четыре года, как он возглавляет «Российское государственное телевидение» на втором канале. С одной стороны, там есть объективные достижения – возросли рейтинги, колоссальным образом улучшился кинопоказ, были сделаны блестящие сериалы – «Бригада», «Идиот» и другие. С другой стороны, некогда «мятежные» «Вести», вообще вся информация и аналитика превратились в унылый, политкорректный, бесполый официоз. И ведущие все под стать: какие-то бесполые. Боюсь, что в итоге Олег Борисович войдет в историю не «Бригадой» и не «Идиотом» – это все же достижения Тодоровского, а превращением информации в пропрезидентскую, проправительственную пропаганду. Хотя, надо признать, делает он это тонко и талантливо.– Смотря что вы имеете в виду. Я думаю, ошибок было допущено немало. Но есть один принципиальный вопрос. В апреле 2001 года у меня не было другого внутреннего, морального выбора. В силу многих причин я не мог тогда остаться на НТВ так, как остались некоторые. По-прежнему убежден, что уход на ТВ-6 был правильным выбором. А дальше… А дальше было допущено много ошибок, в том числе и человеческих. У меня есть одна черта характера – я доверяюсь людям, порой сверх меры. Стремлюсь видеть в них хорошее и при этом не замечаю плохого. Это и слабость, и в то же время сильное качество. Легче жить, когда ты думаешь, что вокруг тебя больше хороших людей, чем плохих. Я часто ошибался в людях и порой за это дорого платил. К сожалению, некоторые люди, к которым я относился очень хорошо, действительно меня предали. Ну что же сделать? Зато я искренне к ним хорошо относился.– Вы начинали на телевидении с образа этакого «своего парня» .А в последние годы, мне кажется, приобрели определенную… монументальность. Это следствие осознания собственных заслуг?[/b]– Я, во-первых, так не думаю. Никогда не стремился к образу своего парня. Знаете, у «взглядовцев» Влада Листьева, Саши Любимова, Димы Захарова, Володи Мукусова, Славы Флярковского – вот у них был образ «своих ребят». Они могли выйти в майках с надписью «Да здравствует перестройка!» или что-то в этом роде. Я же с самого начала телевизионной карьеры был в рубашке и в галстуке. По-моему, первый раз без галстука я появился в программе «Глас народа». Мы с режиссером тогда придумали этот ход, чтобы мой образ от «Итогов» как-то отличался. Киселев встал из кресла, стал двигаться, ходить по студии. Выяснилось, что он может улыбаться, реагировать на вопросы в прямом эфире, шутить, вступать в сиюминутную полемику с аудиторией. И еще я всегда вел программу в черной водолазке. Пожалуй, это было первое сознательное решение с точки зрения имиджа. В остальном же я исходил из того, что мне к лицу синий цвет, поэтому выступал в костюмах синего цвета и старался при этом надевать яркий галстук. Но это было абсолютно мое собственное вкусовое решение.– Я не очень хорошо понимаю, что вы вкладываете в это понятие. Вот замечательный журналист Евгений Ревенко работал на НТВ, и я убежден, был блестящим репортером. Но сел он в кадр как ведущий, все вроде делает правильно, как по учебнику – хоть и учебник такой пока что не написан. А в кадре он такой мальчик-отличник. Впрочем, я смотрел свои выпуски «Итогов» 1992, 1993 годов. Конечно, Киселев-92 сильно отличается от Киселева 2000–2001 года. Но я все-таки повзрослел на десять лет! Даже на уровне физиологии. Заматерел, если угодно. И, наверное, имею право говорить в том числе и от своего имени. Начинающий телеведущий – это просто телеведущий. Но тот, кто много лет работает в эфире, имеет рейтинг, популярность, доверие аудитории, со временем получает право занимать авторскую позицию. Яркий пример – Познер. Человек, который предельно корректен, сбалансирован, объективен в оценках. Но тем не менее когда вы смотрите программу Познера, вы прекрасно понимаете, какова его личная позиция. В этом, собственно, состоит мастерство хорошего телеведущего: донести свою точку зрения до зрителя, не навязывая ее. Делается это с помощью сугубо профессиональных секретов.– Допустим, есть масса невербальных средств выражения своих эмоций – взгляд, интонация, улыбка. Иногда достаточно бровь чутьчуть приподнять. Или задать вопрос, который выдает твое отношение. Познер это делает гениально.Он так невинно восклицает: «Да что вы говорите?!» или «Ах, вот так!» Подчас этого достаточно для того, чтобы умный зритель все понял.– Да, конечно. Хотя не могу сказать, что прочесываю Интернет в поисках шуток о себе. Я человек терпимый и незлобивый. Если удачная шутка, почему бы не посмеяться вместе со всеми?– Ой… Я в институте учил персидский язык и до сих пор владею им, скажем так, в пассивном режиме. Просто надо попасть в среду – и заговорю так же свободно, как тогда, когда работал переводчиком в Иране в конце 70-х годов. Вот очень часто люди, которые узнают, что я учил персидский язык и по диплому являюсь не только историком, но и переводчиком-референтом, говорят: «Ну скажи чего-нибудь по-персидски!» В этот момент мозг зависает как компьютер. Выдавить из себя невозможно ничего! (Смеется.) Так же и тут. Не помню! Моя запаска стоит дороже– Публичная известность приятно щекочет самолюбие первые тричетыре дня, пока ты осознаешь, что тебя уже узнают на улице. Потом к этому привыкаешь, как к некой неприятной необходимости что-то терпеть. Ну вот живем мы в стране, где зима продолжается 4, 5, а то и 8 месяцев. Приходится терпеть. Таки с телевизионной известностью. Да, ты на виду, ну что делать? Я очень мало бываю на людях. По Москве езжу в основном на машине. Максимум, что со мной случается: гуляю с собакой около дома – нечасто, захожу в магазин – нечасто. Хожу в театр – очень редко. В ресторанах бываю. Поскольку девяносто процентов моего времени отнимает работа, от публичности не страдаю. Я выстроил систему защиты – как психологической, так и сугубо бытовой. На людях появляюсь на несколько секунд – ровно столько требуется, чтобы выйти из подъезда и сесть в машину.– Бывает, что просят автограф. Знаете, в последнее время развелось много людей, которые ходят по городу с фотоаппаратами – уж не знаю, почему. Причем не с этими новомодными штучками в мобильном, а с обычными «мыльницами». Часто просят сфотографироваться. Автографы даю, фотографироваться с незнакомыми людьми не соглашаюсь. Не хочу конкретно ни о ком сказать плохо, но была масса случаев, когда люди спекулировали подобного рода снимками: «А вот я знаком с Евгением Киселевым, мы на фото вместе».– Ну, это просто маразм был. Я, честно говоря, уже даже не помню деталей. Вдруг откуда ни возьмись появился иск какого-то губернатора – уж не помню, о ком именно шла речь. Дело о защите чести и достоинства, где главным ответчиком был кто-то из наших журналистов. Это относилось даже не к ТВ-6, а к НТВ. И как выяснилось, я, то ли как генеральный директор НТВ, то ли как ведущий программы «Итоги проходил как соответчик и должен был возместить моральный ущерб в размере, по-моему, четырех или пяти тысяч рублей. Я рассмеялся, сказал: «Замечательные у нас губернаторы, раз они так высоко оценивают свои честь и достоинство Спросил у милиционеров: «Ребят, машина стоит чуточку больше, чем 5000 рублей! Что бы вы стали делать, изъяв ее?!» – «Ну, мы бы у вас запаску взяли». – «Но и запаска стоит значительно дороже, чем эти 5000!» (). Они говорят: «Мы не знаем, у нас такое распоряжение». Просто картинка! Думаю, люди искали ну хоть чего-нибудь, прошерстили все базы данных: чем бы Евгения Алексеевича Киселева уесть?! Разумеется, на следующий же день я отдал деньги.– Вы хороший дедушка?[/b]– (.) Это надо спросить у моего внука. Наверное, не очень хороший. Не так у меня много времени, чтобы уделять достаточно внимания внуку. Но я молодой дедушка, так что воспринимаю его скорее как еще одного ребенка.– Запросто. Ну, может быть, не лошадку, а в другую игру – легко.– (.) Деда. Иногда, очень редко стал называть Женя. Почему бы нет? Я помню, когда был маленьким, одно время покойного отца называл не «папа», «Алексей». Хотелось тем самым продемонстрировать отцу какую-то особую к нему привязанность, мужскую дружбу. Хотя потом, когда стал старше, понял, что это все-таки не совсем уместно. Но папа воспринимал мою фамильярность вполне адекватно.– Да как меня только не называли – и Кисель, и Киса, и Сундук. Хотя с моих детских и юношеских фотографий на меня смотрит такой худенький молодой человек, что даже странно делается. Как меня могли дразнить из-за того, что я был плотнее, чем многие другие? (Немного обиженно.) Все очень относительно, знаете ли.– Это вам судить.– Да нет, господь с вами. Такая мысль мне даже в голову не приходила.– Суетно, и в этом есть что-то… Как бы… Не знаю… В общем, мысль эта мне противна.– Времени на чтение остается очень мало. Пытался читать в машине и даже испортил зрение. До сорока лет очки не носил вообще, в сорок лет пришлось обзавестись. Причем именно для чтения вот вас я вижу прекрасно, а ни один текст без очков уже не прочту. В машине читать тяжело. Какая бы хорошая машина ни была, все равно текст трясется. Поэтому читаю в основном на ночь, вызывая протесты домашних: «Когда ты ляжешь спать, сколько же можно себя так не беречь?» У меня своеобразная манера чтения. Могу читать одновременно пять-шесть книг – в зависимости от настроения, переходя от одной к другой. Сейчас на столе лежит последний роман Акунина «Алмазная колесница», «Воспоминания» Александра Бовина. Чтобы быть форме, обязательно читаю по-английски – основной мой рабочий иностранный язык. Но всегда – боевики, чтобы был дополнительный стимул ().– Очень люблю путешествовать. Однако возможностей не так много. Мой прежний график, когда работал на НТВ и каждое воскресенье должен был выходить в прямой эфир с программой «Итоги не позволял часто уезжать отдыхать. Плюс Россия страна большая и от остального мира находится достаточно далеко. Возвращение в Москву порой занимает целый день. Но время от времени удается куда-то выбраться. А так для меня иногда самый лучший отдых – книжкой посидеть или в теннис поиграть, сходить в ресторан вкусно поесть, кино посмотреть по телевизору. В этом смысле я банален (.)– Да в какой-то момент это вышло из моды. И мы с женой, не сговариваясь, перестали носить кольца. Я женился в 74-м году, тогда все ходили с обручальными. В 80-х вдруг мои товарищи сняли их. И до сих пор не носят. Я очень мало знаю мужчин, которые носят кольца. Даже сын мой походил-походил с обручальным кольцом перестал.– Да нет… Тут что-то другое. Все-таки драгоценности на пальцах мужчин – вещи очень обязывающие. (.) Почти как серьга в ухе.