Творец на персонажа не обижается

Олег Максимович обладает уникальной способностью – говоря о власти нелицеприятные вещи, спокойно с ней взаимодействовать. На вопрос о том, откуда в преддверии семидесятилетнего юбилея черпает силы, отвечает: творчество – это сама энергия.– В школе я не был эталонным учеником. Потом потихоньку выровнялся. Поступил в Лесотехническую академию.– В какой-то степени. Одно время я даже собирался поступать в высшее мореходное училище. Академия была в числе вариантов. Чисто автоматически сел не на тот трамвай и в результате – парк Лесотехнической академии на меня произвел неизгладимое впечатление. Решил поступать туда. Это был нестандартный вуз, кастовый, куда шли только одержимые любовью к лесу люди. В академии я отличился тем, что был создателем студенческой сатирической печати. Был случай, когда выпущенная нами газета «Сачок», одно название которой уже вызывало много нареканий, сорвала занятия по всей академии. Газета у нас была длинная, в виде киноленты. И между занятиями в коридоре образовалась пробка: все читали наши сатирические изыски. За это получил свой первый «партийный выговор». Такие студенческие вибрации, почти волнения явно не нравились руководству. Но именно оттуда родом мое понимание журналистики. Создание тех студенческих газет (была еще общеакадемическая сатирическая газета «Баня») заложило во мне критическое мышление. Потом меня избрали секретарем комитета комсомола академии.– В какой-то степени. Партком был против моего выдвижения. Категорически. На конференции из шестисот делегатов только один голос был против. Просто, когда очень рано за что-то начинаешь отвечать, потом вообще по-другому смотришь на жизнь. Быть секретарем комитета комсомола громадного вуза, делать газету и быть ее главным редактором – это значит отвечать за все то, что там написано. Быть готовым к тому, что на тебя обидятся – газета как-никак сатирическая. Что против тебя будут действовать. А значит, надо свои идеи уметь защищать.– Инструктором обкома комсомола в студенческий отдел. Я возражал. Мне даже объявили выговор и предложили немедленно приступить к работе. Через три месяца меня избрали секретарем Ленинградского обкома. Затем – первым секретарем Ленинградского сельского обкома комсомола. Это была хрущевская затея, когда обкомы поделили на промышленные и сельские. Затем – конфликт с первым секретарем обкома партии Толстиковым, и я оказываюсь в ЦК ВЛКСМ в качестве первого заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации. В ЦК я проработал недолго. Почему? Я не аппаратный работник. Я всегда тяготел к самостоятельности. Ушел главным редактором в журнал «Сельская молодежь». Проработал там более двадцати лет. Когда приходил, принял журнал тиражом двадцать семь тысяч. А потом вместе с командой довел тираж почти до двух с половиной миллионов.– Ну, с коммерческим банком я могу вам рассказать, как было дело. Это в какой-то степени нонсенс. Какой из меня банкир? Я понимал, что им нужно было только мое имя. Однако, оказавшись в банке, я понял, что вошел в жизнь с черного хода. Банк «Москва-центр» был для меня хорошей школой. Сначала меня хотели сделать президентом банка, но я возразил и начал с члена правления банка... А вообще не все у меня в жизни получалось так, как хотелось бы. Например, мне жаль, что не воплотился один мой проект. Я бы сейчас без разговоров был бы миллионером! Еще в 96-м году я сказал своим коллегам в банке, что в ближайшее время главным бизнесом будет вода. Предложил купить скважину и продавать питьевую воду. По своей первой профессии я в этом разбираюсь. Мы могли первыми открыть эту жилу. Но банк есть банк. И тогда и теперь он не любит отдавать деньги.– У меня было военное детство – особое детство. Время было жутковатое. Культ личности, лагеря. Моего отца отправили на поселение только за то, что он бросил письмо в почтовый ящик польского посольства. А он просто не разглядел, что это посольский ящик! Письмо то было в Вятку. Это было время идеи. Потом – институт, комсомол. Что отличало то время? Россия – это всегда страна большой идеи. Когда у тебя есть замысел, когда ты понимаешь суть дела, люди идут за тобой.– Российское телевидение начиналось с листка, на котором было написано: указ председателя Верховного Совета Ельцина: назначить председателем всероссийской телерадиокомпании Попцова. Здания нет, кабинета нет, стула нет. Я тогда сказал: дайте хоть маузер и кожанку, как во время революции. Но Ельцин хитро усмехнулся: «Ничего, вы что-нибудь придумаете». Да, мы с Толей Лысенко хотели сделать новое телевидение. Кое-кто из команды, которая тогда подобралась, и сейчас со мной работает на ТВЦ. Ельцин, вообще говоря, делал мне несколько предложений. И в министры звал. Но для начала предложил возглавить его пресс-службу. На это я ему сказал: «Борис Николаевич! Я не человек свиты». Тогда последовала просьба провести хотя бы его первую пресс-конференцию. Тогда, кстати сказать, на той первой пресс-конференции, я открыл для себя, что Ельцин глуховат на одно ухо. Он часто отвечал невпопад. Я быстренько подсел к нему с другой стороны, и ситуация сразу стала более внятной. Зал был битком, а Борис Николаевич в то время с прессой еще не умел общаться.– Во-первых, рейтинг ТВЦ сейчас по сравнению с тем, что был, когда я только пришел, – это день и ночь. Сначала вытащили информацию. Потом – публицистику. Вот только что прошло совещание с рекламщиками. У нас парадоксальная ситуация с рекламой. Самые рекламоемкие программы наТВЦ – «Момент истины», «Постскриптум», «Совершенно секретно», «Отдел икс», «Версты», «Народ хочет знать». Это все потому, что мы единственный канал, который не имеет своего кинопроизводства. Это парадокс! Кино делает Эрнст, кино делает Олег Добродеев, СТС, НТВ, Ren TV…Но канал ТВЦ должен покупать кино, которое делает Комитет по телевидению. Это же нелепо! И потом, пусть у Эрнста работает на канале еще одна компания, и пусть она разбивает ему эфир утром, днем и вечером. И забирает часть прайм-тайма с шести до восьми. (). И последнее: я сторонник социально ориентированного телевидения. Для меня не рейтинги главное, а социальная значимость. Кому-то во власти выгодно говорить – народ устал от политики.Внимание к власти раздражает власть, ибо это внимание не всегда восторженное. Не от политики устал народ. Народ устал от неисполнения своих надежд, которые связывал с конкретными политиками. Поэтому власть имущие и говорят: пусть будут зрелища, зрелища и еще раз зрелища. А о хлебе, если надо, мы им скажем. Простите, если мы станем показывать, как трахаются на Красной площади, у нас рейтинги начнут зашкаливать. В переходное, непростое время телевидение должно быть в гуще социальных проблем. Это мое мнение. Но это не путь для современного телевидения.– Я бы хотел написать трилогию: от девяностых до 2008 года. Два президента с двумя сроками. Сейчас я снова почти в пекле. С одной стороны – общение с Юрием Михайловичем Лужковым, с городской властью, с другой стороны – власть федеральная. Я – писатель, и стараюсь наблюдать за человеком. Вот, скажем, инаугурация: стоишь, вглядываешься в лица, изучаешь их. Интересно, когда на приеме начинается движение вокруг Путина, интересно, какое выражение лица у этих людей. Я стою где-то в стороне и наблюдаю. А Путин, он же разведчик, он и сам любит понаблюдать за окружением.– Ну, не совсем. Просто любопытно, как люди меняются. Как они подходят друг к другу, кого-то игнорируют. Кто с кем выпил на приеме… Власть всегда была предметом моего изучения. Большая власть испытывает жуткое одиночество. Ей нужен сторонний, незамутненный наблюдатель. Окружение всякой власти предрасположено к мнению, что оно и есть власть.Я отношусь ко всему философски. Когда меня спрашивали, обиделся ли я на Ельцина, когда меня убрали с ВГТРК, отвечаю: конечно, нет. Ельцин всегда был для меня персонажем моего творчества. А писатель не вправе обижаться на своих героев.– Лужков – натура неуемная. Мне приятно общаться с таким человеком, как Лужков, потому что он увлекающийся человек, он человек дела. Во многих вещах мы можем не соглашаться. Но я вижу, как ему трудно, как остервенело его кусают … А все почему? Он созидатель. Те, кто умеет только разрушать, ничего не прощают тем, кто умеет строить. Да, Лужков авторитарен, но другого выхода нет. Все дело в московской собственности. Он плох для этих «суперменеджеров» тем, что не дает ее растащить.– Попытки все свалить на власть, которая зажимает прессу, – это подмена понятий. Прессу блокирует не власть, а капитал. Как только свобода собственности берет приоритет над свободой слова – все, это конец. Принцип: я плачу, я заказываю девушку. Это вам скажет любой владелец. Общественное мнение утратило независимость на территории большинства конкретных СМИ. Если у телеканала, газеты есть хозяин, то мнение Владимира Гусинского – разве это общественное мнение? А Березовского, а Пугачева? Когда слово превращается в товар, оно делает власть слепой. И вообще – продается только та свобода слова, которая хочет быть проданной. У вас есть еще вопросы?– Я обычный человек. Некоторые мне откровенно говорят: мол, вы полный кретин. Может быть… У меня нет вилл, только дом, который я построил сам. У меня нет акций. Наверное, я что-то неправильно делал. Готов согласиться. У меня есть капитал моего имени. Есть дела, которые я делал. Мне что-то удавалось. С этой точки зрения я человек, конечно, небедный. А в остальном, кто-то ядовито сказал: вы были у Попцова на даче, у него же туалет на улице? Да, до двухтысячного года так и было. Но теперь все в порядке. Я до 2002 года ездил на старом «Форде», который мне дочь оставила в наследство, уезжая за границу. И прекрасно ездил. Я никогда у власти ничего не получал. Ни дач, ни квартир, ни льгот.–– (.) Отдавать все равно приходится. Нет, я хочу быть независимым. Я получаю зарплату, это естественно. Но сейчас я не смог бы купить себе квартиру в Москве, скажем, порядка ста метров.– Ужасно. Для меня это пытка. Все время плохое настроение. Соберемся в ресторане «Яр»… Наверное, и сюда (в кабинет) будут приходить поздравлять.– Свободы творчества, свободы действия. Не доказывать постоянно, что ты не верблюд. Хочется осмысленного общения с людьми.– Устал, хотя хорошо понимаю – не бывает раз и навсегда завоеванных высот.– Моя старшая дочь живет в Англии, занимается общественной деятельностью, журналистикой, много ездит по миру. Юля – младшая дочь – живет в Варшаве, занимается бизнесом. Нет-нет, все справедливо. У моей матери в крови – 50% польской крови. У каждой дочери – дети: мальчик и девочка, мальчик и девочка. Так что дедушка при четырех внуках. Последний раз вместе собирались на Новый год в Варшаве.– Это они от меня подарка ждут. А вообще, если честно… Нет благодарнее занятия, чем кому-то что-то дарить.