Андрей Макаревич: Власть мне не помогает, я ей тоже

Бессменный же руководитель группы – Андрей Макаревич успевает не только сочинять и исполнять разные хорошие песни, но и рисовать, писать книги, изучать подводный мир и снимать о нем кино, коллекционировать всякие любопытные предметы, а также хозяйничать на телевизионной кухне с аппетитным названием «Смак»… «А приезжайте прямо на репетицию перед концертом, там и поговорим», – предложил Андрей.– Мне трудно об этом судить. Просто я пишу и пою о том, что волнует меня, а стало быть, сотни таких же людей. В те времена, когда мы были не в чести у властей, после концерта нередко подходили люди, просили тексты понравившихся песен.– Дело в том, что мы были как бы сами по себе, наша группа, мы ни к кому не относились, а потому контролировать нас было трудно. Тогда же, если вы помните, концертные программы, тексты песен – все утверждалось всякими худ- и прочими советами. Самостийность жестоко каралась, как мы тогда говорили, «органами внутренней секреции». А наш протест выражался всем – и нестриженными патлами, и не такими, как надо, песнями, и манерой одеваться. Я был пассивным диссидентом. Я не выходил на Красную площадь с плакатами протеста, не давал интервью «Голосу Америки», но я очень сочувствовал этим людям, очень за них переживал, но сам никаких таких телодвижений не делал. Я писал песни, которые не нравились советской власти. На этом мое диссидентство заканчивалось.– Да нет.– Приятно было получать их из рук президента, но они давно лежат себе в ящичке, я уж об этом успел забыть. Власть мне не мешает, а я ей. Власть мне не помогает, я ей тоже.– Дело в том, что всякая помощь – это реакция на обращение, просьбу. А я просить не могу, не люблю. Думаю, что если бы попросил то, что мне нужно, то получил бы наверняка. Я чувствую, что отношение ко мне хорошее.– Ну не театр, а, скажем, школу искусств, потому что у меня есть ощущение, что у нас много одаренных от природы молодых людей. Просто им не дали в свое время точки отсчета, не научили в детстве отличать хорошее от плохого. Поэтому они питаются тем, что звучит, например, на «Русском радио» или на телевидении, и из этого складывается чудовищный вкус. Я-то думал, ну создали «Фабрику звезд», чтобы молодых людей чему-то научить. А оказывается, на них решили зарабатывать деньги. Я про этих ребят ничего плохого не хочу сказать, но если по телевизору ежедневно показывать тыкву, то летом можно ее демонстрировать на стадионах, и публика придет, у нас ведь зритель очень программируемый, особенно с помощью ТВ. Конечно, по-настоящему талантливые ребята есть. Однако чтобы о них узнали, нужен радио- или телеэфир, причем не одноразовый. За это большинство каналов или программ берут деньги, те же, что не берут, руководствуются собственными вкусами или так называемыми форматами. Если повезет попасть в формат – хорошо.– Да. Это так. Над альбомом мы работали вместе с Максом Леонидовым, Татьяной Лазаревой, Аленой Свиридовой, Евгением Маргулисом. Для меня это было интересно – исполнять чужие, столь симпатичные песни.– «Машина» готовится к юбилейному концерту, который состоится 30 мая на Красной площади. Сюрпризы будут – обещаю. Сразу после концерта мы приступаем к записи нового альбома новых песен. Две уже крутятся на радио, и мы объявили конкурс на лучшее название этого альбома. Уже получаем множество предложений. А по поводу того, что репертуар «Машины» давно не обновлялся, скажу, что песни сочиняются, но мы их не стараемся тут же тиражировать, а копим для альбома, выпуск которого происходит с частотой 2,5 – 3 года.– Нет, творчество и бизнес – вещи несовместимые. По крайней мере, для меня. А музыкальный, как вы говорите, бизнес неизменно потребует конъюнктуры, всего того, что связано с понятием «рынок». Мой бизнес лежит совсем в другой области жизни и с творчеством не соприкасается. В творчестве я делаю только то, что хочу.– Никогда. Я считаю это ниже своего достоинства – платить. За рубежом происходит обратное – артисту платят за участие в программах. Мы же как в кривом зеркале живем – такая страна…– Это – реакция, поведение любого нормального человека. Хорошо, если такая возможность – оградить себя от всего дурного – имеется.– Клуб «Кино» – действительно один из таких способов, вернее, его бильярдная. Там такая атмосфера, которую я нигде больше не ощущал. И, приходя туда, я точно знаю, кого я там встречу, а главное, знаю, кого не встречу. А еще там хорошие бильярдные столы. Я очень люблю эту игру, было бы больше времени – каждый день бы туда ходил.– Отношение мое к женщинам – мужское. Что в нем главное? Это напоминает разговор о том, что в песне главнее – стихи или музыка. Все главное, и тогда какая-нибудь досадная мелочь может испортить все впечатление. Например, облупленные ногти или неприятный тембр голоса…– Да они просто красавицы! Впервые я встретился с ними на Красном море много лет назад. Когда местные жители сказали, что акул тут нет уже лет 30, я страшно расстроился. Но, постаравшись, они пригнали-таки хищницу поближе ко мне. Находясь под водой, в полном снаряжении, я так орал от восторга, что, наверное, напугал ее, но счастью моему не было предела.– Мы же говорим о точных вещах, а не о художественных произведениях. Из 600 видов акул лишь 2–3 потенциально опасны для человека. Главное – вести себя при встрече с акулой спокойно, без истерики. Пожалуй, лишь с белой акулой я бы не стал рисковать, но они водятся лишь в холодных водах Южной Африки и Австралии, а там долго не поплаваешь.– Сначала я таскал со дна морского всякие «трофеи», а сейчас, увлекшись подводной съемкой, делаю телепрограмму «Подводный мир Андрея Макаревича»… Не так давно мы вернулись с Багамских островов, так что скоро по Первому каналу вы увидите все, что мы там наснимали. Кстати, вокруг меня там штук 50 акул.– Я предпочитаю любоваться живой акулой…– Просто мы как-то сидели с Константином Эрнстом у меня на кухне, чем-то там закусывали и решили, что неплохо было бы придумать такую вот вкусную передачу. Но это не значит, что мы станем на полном серьезе приглашать туда кулинаров. Мы приглашаем людей известных, а кулинария – это просто повод. Передаче уже 10 лет. Чудовищный срок, на самом деле.– Отчасти, наверное, хотя вкусно поесть тоже люблю.– Периодически я собираю какие-то вещи, но никак не могу назвать себя коллекционером. Потому что это подразумевает более серьезное, углубленное изучение предмета. Во всех вещах меня интересует прежде всего эстетическая составляющая. Вот, к примеру, мои часы. Это «Омега» 1920 года. Швейцария. В ней меня интересует больше всего, как она нарисована, а не какой у нее тираж и какой торговый дом в Москве ее продавал. Это интересовало бы коллекционера.– Как определить цену? У часовщика она одна, на аукционе – другая. Во всяком случае, эти часы дешевле, чем «Франк Мюллер», срисованный с них, выпускающийся сегодня и стоящий раз в 10 дороже. Для меня гораздо важнее, что кто-то носил их 80 лет назад, смотрел на этот прямоугольный циферблат, их механизм четко отсчитывал чью-то жизнь. У меня большая коллекция часов тех времен. Цена их меня меньше всего волнует — она не показатель качества и ценности. У меня дом переполнен хламом. Но это для посторонних – хлам. Для меня же каждая вещь имеет определенное значение. Например, я могу несколько лет собирать этнические музыкальные инструменты, интересоваться ими, использовать в своих музыкальных аранжировках. Постепенно они заполняют всю комнату. И я в какой-то момент останавливаюсь, потому что это бесконечный процесс и дом может превратиться в какую-то лавку антиквара, а это мне не нужно. У меня есть там штук 30 разных африканских барабанчиков – достаточно. Потом начинается что-то другое. Поэтому дом заполнен такими живописными кучками разных предметов. Все они мне нужны, они меня греют, и хотя я постоянно переключаюсь на что-то другое, но от этого отказаться уже не могу, уже не выгонишь их из дома, они здесь живут. Поэтому их становится все больше и больше.– Нет, это настоящая древняя скифская монетка, оправленная в золото. Мне ее подарили на счастье.– Трудно сказать. Наверное, это то, что невозможно запланировать.– Такое даже представить себе невозможно: много свободного времени... «Что меня действительно пугает – так то, что время с каждым днем идет все быстрее. Когда я был маленьким, …время было воздушное, прозрачное и медленное, как мед... А сейчас время сжалось, потяжелело, потеряло прозрачность, и я уже не вижу через него, что там, впереди. Оно движется мимо меня, как электричка, и скорость ее растет». Так я написал в своей книге. И это действительно так.