РОДИОН ЩЕДРИН: НЕ НАДО ОДЕВАТЬ ГЕРМАННА В МУНДИР СОВЕТСКОГО МИЛИЦИОНЕРА

– «Лолиту» показали в Москве, на сцене «Новой оперы», и, если судить по зрительскому вниманию, по особой тишине в зале, по продолжительности аплодисментов, то я бы поставил пермякам жирный плюс. Зал был полон – и это несмотря на то, что рекламы не было практически никакой! Москва, кстати, всегда отличается тем, что информация здесь просачивается совершенно иными путями, чем во всем остальном мире.– Не хочу кидать камень ни в Москву, ни в Петербург, но столичные города сегодня просто пресыщены количеством гастролеров. А провинция нет. Там каждый спектакль – событие. Где бы я ни был – в Перми ли, в Самаре или где-то еще, – везде я вижу невероятный трепет при подготовке премьер. И еще чувствуется огромное желание обязательно вытащить зрителя в театр. А в Москве мы с Майей Михайловной недавно посетили пять драматических спектаклей. С двух ушли после первого действия. Понимаете, это был такой хороший уровень задорного капустника... Не хочу сказать, что в столице совсем нет хороших спектаклей, но, если брать театральную ситуацию в целом, их крайне мало.– Конечно, композитор имеет право голоса. И было бы странно, если бы это было не так. Пока мне в этом отношении везет, и серьезных конфликтов с режиссерами при постановке моих сочинений я не помню. А качество режиссуры – это общая беда и в наших театрах, и на Западе. Мне, например, однажды пришлось видеть оперную постановку «Пиковой дамы», в которой Германн был одет в форму советского милиционера с портфелем в руках. Что там было – доносы, рапортички? И царица Екатерина в финале акта распахивала свой царский парчовый туалет и оставалась на авансцене в чем мать родила. А играла ее та же актриса, что и графиню.– Нет. Как правило, я абсолютно волен, другое дело, что я могу прислушиваться к пожеланиям и учитывать их при работе, но не более того. Например, мне могут сказать: мы были бы рады, если бы вы обратились к русскому сюжету. А в остальном – как раз только регламент во времени. Недавний заказ Нью-Йоркской филармонии – «Очарованный странник» по Лескову – мне нужно было уложить в час пятнадцать – час тридцать. Так вот, на прогоне директор филармонии стоял в зале с секундомером в руках. А недавно в Японии мне сделали чрезвычайно интересный заказ – сочинение для тысячи виолончелей. Мне уже показали зал, сцену и – самое любопытное! – весь список музыкантов по именам и фамилиям. По этому поводу уже родилась шутка, что устроителям придется заказывать не одну, а две тысячи авиабилетов для музыкантов, так как каждая виолончель требует для себя отдельного места. Знаете, Слава Ростропович всегда говорит представителям авиакомпаний: «Моя виолончель любит сидеть у окна».– В том-то все и дело, что авангард его не выдержал. Мало того – он отвратил от себя огромное количество слушателей, которые просто любят музыку, мир звуков. Сегодня авангард, конечно, существует, но как бы в резервации. В Мюнхене есть специальный абонемент «Musiсa Viva», который меня очень интересует как профессионала. На него рассылаются специальные приглашения, а на концерты идет только специальная аудитория, то есть каждый раз это одна и та же публика. В филармонических же программах этой музыки нет совсем.– Факт его существования. Авангард способствовал многим технологическим сдвигам, которые произошли в музыке. Много нового найдено в звукозаписи, в звукоизвлечении, в контрастах и оркестровке, но к сути искусства – тронуть человека – авангард не подошел.– Если мы не глухи (Бетховен был исключением), то весь мир окружающих звуков так или иначе вхож в нас. И с отрицательными реакциями, и с положительными. Это абсолютно точно подмечено.– Я начну с патриотического заявления. Уверен, что нет в мире ни одной литературы столь богатой, как русская. И для музыкантов она еще остается огромным нетронутым материком. У того же Лескова, по моему ощущению, есть фантастическое количество сюжетов абсолютно музыкальных. И у Чехова тоже… Кстати, идею «Дамы с собачкой» нам нечаянно подсказал один из шведских журналистов после премьеры «Чайки» в Гетеборге, спросив у меня, почему никто из композиторов до сих пор не обратился к этому чеховскому сюжету. У нас в семье действительно сложились очень тесные взаимоотношения с литературой. Я постоянно говорю Майе: «Не читай столько, ты испортишь зрение!» Но она читает и читает, причем, как правило, классику.Вот сейчас летели в самолете, она перечитывала – наверное, уже в сотый раз Куприна: «Олесю», «Поединок», «Гранатовый браслет». Удивительная энциклопедия жизни, чувств, общения между людьми, их быта. Это чисто по-человечески не может не трогать художника. «Мертвые души» – это же просто Библия для каждого человека, для которого родной язык русский. Я до сих пор с наслаждением, как в первый раз, могу перечитывать любую страницу Гоголя.– Она была не совсем благополучной, но все же счастливой. Во всяком случае, ее не постигла участь балета «Анна Каренина». Сегодня в это трудно поверить, но на прогоне «Анны Карениной» были заперты все двери в зрительный зал, на страже стояли церберы, а балерина Марина Кондратьева, которая танцевала Анну во втором составе, даже не имела возможности увидеть репетицию из зала! Когда я недавно рассказал об этом иностранным журналистам, они, по-моему, подумали, что у меня мания преследования.– Думаю, что величайший Чехов ошибся в мечте о будущем человечества. К сожалению, мы не становимся лучше. Человечество все лживее и безжалостнее к ближнему. Ошибся не только Чехов, но и другие мыслители. У него же многие вещи просто пропитаны печалью. Странный, нелогичный диалог героев в пьесах, а внутри бушуют такие страсти, такие Везувии! Очень, очень много у него скрытых пластов. В «Даме с собачкой» много скрытой печали, и Гуров, и Анна Сергеевна понимают, что они не могут быть счастливы. Ощущение себя в железной клетке, постоянное стремление вырваться, воспарить. А Майя невероятно тонко чувствует музыку, каждый инструмент в оркестре. Ведь там практически одни струнные, всего несколько духовых инструментов.– Вдруг начинают работать какие-то абсолютно непредсказуемые вещи. Их просто нельзя объяснить. Я часто ошибаюсь, но потом невероятно радуюсь нежданному успеху. Разве мог я когда-нибудь предположить, что «Кармен-сюита» будет звучать в мире каждый день? Критика приняла ее сугубо отрицательно, не говоря уже о том, что в Союзе композиторов реакция была просто похоронная. Я помню, как балет отстаивал Дмитрий Дмитриевич Шостакович. А когда «Карменсюиту» впервые сыграли в Англии, критика единодушно высказалась отрицательно. И вот недавно мне прочитали по телефону рецензию из «Файненшл таймс» по поводу недавней постановки «Кармен-сюиты» в «Ковент-Гарден». Так вот, там буквально сказано, что единственным достоинством этого спектакля стала замечательная партитура Щедрина. А вспомните Чайковского, который писал брату о своей неудачной, статичной опере, имея в виду «Евгения Онегина». А Кюи как его изничтожал – просто ни одного доброго слова! А сегодня в редком театре не идет «Онегин». С «Кармен» Бизе та же история…– Здесь тоже случаются странные вещи. У меня есть концерт для трубы, который я написал по заказу Питтсбургского оркестра. Он издан, напечатаны клавир и партитура, сделана великолепная запись в Финляндии. Его исполняют, но все же редко. Я-то считал, что он вполне может стать шлягером, учитывая тот факт, что в мире в принципе немного написано музыки специально для трубы. Остается тешить себя мыслью, что когда-нибудь, лет через 30–40 концерт будет более востребован. Я посмотрю с того света, улыбнусь и скажу: «А-а, заиграли!..»