АЛЕКСАНДР И ЛЕОНИД КАНЕВСКИЕ: ЗНАЕМ МЫ НАШЕГО БРАТА

– Первый вопрос к вам, Леонид: вы много лет играли прославленного инспектора уголовного розыска. Посоветуйте, с чего начать это интервью?[/b]– С перекрестного допроса.[b]– Так и сделаем. Саша, что такое, по-вашему, юмор?Александр:[/b] Раньше я бы ответил, что юмор – это сатира, пропущенная через мясорубку цензуры. Теперь я отвечу, что юмор – это черта характера.[b]– Юмор – это талант?А.:[/b] Скорее, болезнь. А еще точнее, это образ жизни, особое видение даже самых трагических моментов. У истинных юмористов мозги всегда немного набекрень.Леонид: Есть в России такой афоризм: «Сатира помогает нам жить, а юмор – выжить». Чтобы выжить, имея такого старшего брата, мне необходимо было спасительное чувство юмора: ведь он меня бил.Не бил, а учил, человека из тебя делал. Правда, до конца не удалось: в восьмом классе он начал знакомиться с борьбой и штангой, бить его стало небезопасно, вот я и не доглядел – он пошел в артисты.Это особенно огорчило папу – он был крупным специалистом по технологии переработки фруктов и овощей… Мечтал, что кто-то из нас пойдет по его стопам. На Сашу он давно махнул рукой – тот уже с шести лет кропал стихи. А я был толстым мальчиком, любил покушать и папа часто брал меня с собой на фабрики, в совхозы… Я там с удовольствием ел, пил, пробовал, опять ел… Так продолжалось до седьмого класса.[b]– А что было в седьмом классе?Л.:[/b] Я поступил в драмкружок при клубе МВД.[b]– Ага! Значит, именно тогда милиция вошла в вашу жизнь?Л.:[/b] И театр… Я стал бегать на репетиции, в доме появился Станиславский, и папа понял, что последователей у него не будет.[b]– А вы, Саша, окончили Автодорожный институт?А.: [/b]Так точно. Он даже построил один мост.[b]– Где именно?А.: [/b]Не скажу, я хорошо отношусь к вашей редакции. Адрес моего моста я даю только врагам.[b]– Ладно, не надо конкретности, но куда вас направили после окончания института?А.:[/b] Туда, куда я попросил. Я пришел на комиссию по распределению и заявил: «С детства люблю города с двойным названием: Монте-Карло, Буэнос-Айрес, Баден-Баден… Поэтому пошлите меня в Кзыл-Орду». Они рассмеялись и спросили, почему именно в Кзыл-Орду? Я не усел ответить, ответил мой бывший декан, француз, остроумнейший, любимый всеми нами доцент Сюньи. Он сказал: «Я знаю, почему Каневский хочет в Кзыл-Орду: там женщины носят паранджу – это единственное, чего он с них еще не снимал». Раздался хохот, и меня направили в Кзыл-Орду.[b]– Так вы, оказывается, сердцеед…А.:[/b] Как-то на одной из телепередач меня спросили, знаю ли я в себе какой-либо порок. «Знаю», – ответил я. – «Большой порок?» – «Очень большой. Но, к сожалению, с каждым годом он становится все меньше и меньше»… Я ответил на ваш вопрос?[b]– Вполне. А теперь вернемся к вам, Леонид. Вы окончили Щукинское училище и потом служили в разных московских театрах…Л.:[/b] Всего в двух: сперва в Ленкоме, а затем – в Театре на Малой Бронной. Мне, вообще, присуще постоянство.[b]– Вы работали с Анатолием Эфросом?Л.:[/b] Да. Он – мой учитель, гениальный режиссер, счастье, что я попал в компанию его артистов.[b]– А где вы снимались первый раз?А.:[/b] Это уже вопрос ко мне. На «Беларусьфильме» был запущен в производство фильм «Сорок минут до рассвета» по сценарию моему и покойного Роберта Виккерса. Там снимались известные актеры, такие как Глеб Стриженов, Дмитрий Милютенко. Леня тогда только окончил Щукинское. Я попросил режиссера Бориса Рыцарева пригласить Леню на какой-нибудь эпизод. Его вызвали. Он прилетел, счастливый и гордый, рассчитывая, конечно, на главную роль. Но Рыцарев предложил ему сыграть завмага в деревне, небольшой эпизод. Конечно, я был в шоке. Я сказал режиссеру: «Боря, где ты видел заведующего сельпо в белорусской деревне с моим лицом?!» Это было убедительно, режиссер задумался, посмотрел на меня, посмотрел в сценарий и вдруг его осенило: «Даю биографию: твой завмаг-еврей остался здесь после войны!»[b]– Саша, ваши творческие пути с братом потом еще пересекались?А.:[/b] И потом, и до. Еще учась в Щукинском, он часто звонил мне из Москвы в Киев и требовал, к примеру: «Напиши мне монолог к Восьмому марта». Я отвечал: «Мне некогда, возьми что-нибудь из сборника моих рассказов». Через десять минут звонила мама: «Почему ты ребенка обижаешь? Немедленно напиши ему рассказ!» Я тут же перезванивал ему в Москву и орал: «Ты почему маме жалуешься? Она же нервничает!» А он очень спокойно отвечал: «А ты напиши, не волнуй маму».[b]– Приходилось писать?А.:[/b] Конечно, он же – вымогатель.[b]– Леня, а в спектаклях вашего брата вам приходилось когда-нибудь играть?А.:[/b] Чтобы не упрекали в семейственности, я никогда не предлагал свои пьесы театрам, в которых он служил. А театр «Гротеск»? Я же был там и членом худсовета и участвовал в твоих шоу-программах.[b]– А что это за театр?Л.:[/b] Как только замаячила перестройка, мой братец-авантюрист решил создать свой театр. Пригласил в художественный совет меня, Эдуарда Успенского, Григория Гладкова, Павла Дементьева и Леонида Якубовича. Я его, как мог, отговаривал, но он уже завелся – пошел к Лужкову (тот был тогда заместителем мэра Москвы) и получил шикарное помещение на Таганке.[b]– И театр состоялся?Л: [/b]Конечно. Я обзвонил своих коллег, самых популярных, и сказал: ребята, денег нет, все, что заработаем от сбора, разделим между вами – это будет, конечно, по чуть-чуть, но помогите создать театр… И вы знаете, все откликнулись, все пришли!.. И Сергей Юрский, и Аркадий Арканов, и Михаил Мишин, и Татьяна Догилева, и Семен Альтов, и Лева Новоженов, и весь «Крокодил», и вся «Литературка», клуб «Двенадцать стульев»… Вел это представление тогда еще неизвестный телезрителям Леонид Якубович, собственно, с этого вечера и началась его карьера шоу-мена. Кто не мог приехать, прислали свои книги и пластинки для аукциона: Жванецкий, Горин, Задорнов…[b]– Как приятно, что существовала такая солидарность.А.:[/b] Да, тогда не все измерялось деньгами, были другие приоритеты.[b]– В Израиле не хотите создать такой театр?Л.:[/b] Ради бога, не подавайте ему эту идею! Он уже имел там и Театральную гостиную, и газету «Неправда», и журналы «Балаган» и «Балагаша»!..[b]– Так чего же вы их зарыли?А.:[/b] Я – плохой бизнесмен. В той жизни я умел делать товар, но его всегда продавали другие. В этой – я лихорадочно искал директоров, но приходили либо неумейки, либо профессиональные жулики. Вот и надоело сидеть месяцами без зарплаты и держать своих помощников на полуголодной диете.– Обстановка в Москве подтолкнула: театры пустовали, в то тяжелое время людям было не до искусства. Это было грустно, оказалось невостребованным делом, которому я служил всю жизнь. А тут Женя Арье предложил войти в труппу создаваемого им театра. Честно говоря, я немного растерялся: в пятьдесят лет совершать такой кувырок!.. А потом подумал: а почему нет? Это же здорово: вернуться во времена молодости, когда Анатолий Васильевич Эфрос делал театр Ленком, вернуться в 1963-й год, но уже со своим жизненным и актерским опытом. И я принял предложение Жени, тем более что я знал его как режиссера, и еще знал, что он почитатель Анатолия Васильевича… Да и отъезд в Израиль брата – тоже подталкивал.Я его заманивал оттуда, писал «Письма брату». Которые я не получал – он их публиковал в газетах, журналах, мне их передавали друзья и просто знакомые, но не брат![b]– И все-таки, Леонид, вы были так популярны в СССР, о вас уже сочинялись анекдоты, вас приветствовали прохожие, вас обожали милиционеры.Л.:[/b] Некогда жалеть: в год выпускаем по два-три спектакля, вечерами играем, днем репетируем. Нас прекрасно принимают зрители, мы участвовали почти во всех театральных фестивалях мира, много раз получали призы. Театр настолько московский, что у меня пропадает ощущение переезда. Кстати, совсем недавно мы очень успешно выступали в Москве, на сцене МХАТа… За эти годы я снимался во многих фильмах – израильских, российских, грузинских, и в десяти сериях продолжения «Знатоков». Сейчас снова снимаюсь в Москве, в новом телесериале, так что – скучать не приходится, тем более что половину времени я провожу в Москве.[b]– А теперь аналогичный вопрос к вам, Саша: вы были преуспевающим писателем, ваши произведения издавали, ставили на сценах театров, экранизировали. Вы зарабатывали много денег, имели даже свой театр. Как вы рискнули все это бросить? Почему вы уехали в Израиль?А.:[/b] Этот вопрос мне задают во всех интервью, причем так часто, что я уже сам стал об этом задумываться… Да, было благополучие, но… Я не могу жить без будущего, а это было время, когда исчезла перспектива, пропало «завтра», оставалось только «вчера».[b]– Вы жалеете, что приехали в Израиль?А.:[/b] Нет. Я полюбил эту страну, у меня там уже много друзей.[b]– Вам все там нравится?А.:[/b] О, нет. Многое я категорически не приемлю: и сохранившийся социализм, и демократия, переходящая в демагогию, и левантийская лень, и восточная необязательность…[b]– Значит, как сатирику, вам там работы хватает?А.:[/b] И там, и здесь: я часто бываю в Москве, много выступаю в концертах и на телевидении, моя повесть «Тэза с нашего двора» инсценирована и идет на сценах нескольких театров… А, главное, в Москве – дочь и внуки, мои друзья, могила нашей мамы. Это – на всю жизнь.[b]– Саша, вам, наверное, не раз говорили, что вы внешне очень похожи?А.:[/b] Конечно. Однажды, во время моего выступления, из зала пришла записка: «У вас с вашим братом одно лицо, правда?» Я ответил: «Правда. Мы его носим по очереди».[b]– Что это значит?А.:[/b] До двадцати пяти его носил я, после двенадцати пяти – он. Однажды, когда у нас двоих брали интервью на Всесоюзном Радио, диктор решила порадовать меня: «Вы очень похожи на своего брата, и голос у вас такой же, как у него!». И тут я заорал на всю страну: «Это он похож на меня!.. Я – старший! Это мое лицо и мой голос – он похитил их у меня и выдал за свои. Он даже имя у меня украл: назвался в сериале Шуриком, а это я Шурик, я!».[b]– А как вы, Леонид, на это отреагировали?Л.:[/b] Я ему очень спокойно ответил: «Попробуй теперь докажи».