МИХАИЛ СОЛОМЕНЦЕВ: МЫ НЕ ДОСТРОИЛИ СОЦИАЛИЗМ

[i]Рухнула империя, трансформировалась экономика, изменились мы сами. Но еще живы люди, во времена всевластия КПСС решавшие судьбы страны. Правда, их осталось совсем мало. Михаил Сергеевич СОЛОМЕНЦЕВ – один из них. На днях он отметит свое 90-летие. [/i]– Меня ничего не радует сегодня. – За исключением фрагментов, оставшихся от прошлой жизни и связанных с искусством, культурой. Я всегда любил и до сих пор люблю классическую музыку, оперу, балет, оперетту. Когда случались свободные вечера, мы с женой обязательно ходили в любимые театры – Большой, Моссовета, Вахтангова, Оперетты, МХАТ… Очень согрел душу недавний концерт в Кремлевском Дворце съездов, посвященный 85летию комсомола. – Я вот все думаю: когда появятся экономические успехи в России? Когда наш народ станет лучше жить?Мы хоть и скромно жили, но все же с середины 70-х годов в стране началось заметное экономическое улучшение. Те годы, хоть их и называют застойными, были не такими уж плохими. А потом пришел Горбачев, и мы остались без нормального снабжения – очереди в магазинах, нехватка продуктов… – Почему это они были застойными? Производство развивалось, темпы прироста не снижались, росли. А когда начали сокращаться, я забеспокоился и в 1967 году, будучи завотделом тяжелой промышленности и секретарем ЦК, сказал Брежневу на Пленуме ЦК КПСС: «Считаю, что нужно обсудить вопрос о развитии научно-технического прогресса – эффективность производства невысокая, в производительности труда отстаем от других стран на десятки лет». Тогда больше никто не выступил. А меня Брежнев поддержал. – Мы с Кириленко целый год тщательно готовили материалы. Академик Мстислав Всеволодович Келдыш буквально часами сидел со мной, готовя предложения. Наконец, материалы передали Брежневу. Он позвонил мне из отпуска и сказал, что на следующем Пленуме рассмотрим этот вопрос. Проходит Пленум – обсуждения нет. Следующий – тоже нет. Так и не обсудили. – Я вернулся из командировки в Монголию и заболел. Утром высокая температура. Вдруг звонок – Брежнев: «Срочно нужен. Можешь приехать?» Я поехал. Он меня огорошил: «Мы долго на Политбюро обсуждали подходящую кандидатуру и решили назначить Предсовмина тебя». Я не особо рвался на эту должность и попросил его этого не делать. Но он и слушать не стал: «Другой кандидатуры у нас нет. Какие будут вопросы?» Я сказал, что ошеломлен предложением. Но потом добавил, что нужно перестать «затюкивать» Россию. Он удивился. Я объяснил: считаю, что Совмин, ЦК партии, Госплан – все слишком активно управляют Россией, мелочно указывают, куда и как ей развиваться. Брежнев подумал и сказал: «Давай с тобой договоримся: ты будешь иметь дело только со мной. А если кто-то будет вмешиваться, пошли их подальше». Он слово сдержал, я сразу почувствовал изменения. И по любому важному вопросу я обращался лично к Брежневу. – Это был спокойный, уравновешенный, внимательный, уважительный к другим человек. Очень человечный. Никогда не позволял себе кого-то грубо отругать, нахамить, закричать в порыве гнева «Снять!», как это делал импульсивный и непредсказуемый Хрущев. С Брежневым легко было работать. Но к своей доброте ему нужно было добавить требовательность и строгость. – Большую жалость к нему и тревогу. Состояние Брежнева сказывалось на работе. Если раньше на заседаниях Политбюро он завершал любой вопрос своим выступлением и всегда делал это без бумажек, то в последние годы с бумажками не расставался. Вообще я считал, что в 1974 году ему уже следовало уходить. – Конечно! Был такой эпизод в 1978 году. Мне исполнилось 65 лет, уже семь лет проработал председателем Совмина. Хватит, думаю, нужно отдохнуть, семье уделить внимание. Ведь всю жизнь рабочий день длился по 12–14 часов. И я пошел к Кириленко с предложением отпустить меня на пенсию. Тот выслушал меня и… отругал. Я отправился к Суслову, он был очень деликатный, спокойный человек. Но он мне сказал: «Россия – это две трети нашей страны, столп, на котором она держится. Вы все освоили в экономике России, сейчас вам только работать и работать. Не рекомендую вам ставить этот вопрос». А потом, когда я однажды пришел по какому-то рабочему вопросу к Брежневу, он вдруг говорит: «Ты что – на пенсию собрался?» Видимо, Суслов доложил. «Ты что думаешь, – спрашивает Брежнев, – мне тоже на пенсию пора?» Я ответил, что каждый человек сам решает – когда уходить. И добавил: «Против вашего ухода я бы возражал». – Громыко. Его называли «министр Нет», потому что по многим вопросам он говорил: «Нельзя подписывать, нельзя отдавать, нельзя соглашаться». Он был очень справедливым, эрудированным и грамотным. Ни к кому не примазывался, говорил, как думает и что считает нужным. Никогда не повышал голос. Мне это в нем очень нравилось. С ним было интересно говорить. Устинов был, конечно, «рубака». Но тоже не подхалим. Честный, прямой человек. Хорошие отношения были с Андроповым. С Косыгиным общались только по-деловому. Он был человек замкнутый, не любил болтовни, анекдотов, иногда мог грубо ответить. – Мы строили не коммунизм, а социализм. Хотя, вы правы, Хрущев обещал построить коммунизм за двадцать лет. Создать справедливое общество было вполне возможно. Да, у нас были недостатки. Надо было лечить экономику, совершенствовать планирование. Госплан не должен был заниматься мелочевкой. Регионам нужно было дать больше полномочий. А то ведь из Москвы контролировали все, даже строительство какой-нибудь больницы в Ростове-на-Дону. Надо было упразднять жесткую централизацию, провести реформу в области планирования. Тут были наши ошибки, и мы забуксовали. Но при всем при этом нельзя было разрушать Советский Союз! Это величайшая трагедия. – Конечно, можно! Ведь почему у нас были проблемы с продовольствием? Селу надо было дать деньги, технику. Мы бы завалили продуктами страну! Когда я уже возглавлял Совмин, мы провели структурные изменения в управлении Минсельхоза, и началось быстрое улучшение ситуации: к 1980 году на душу населения приходилось по 67 кг мяса, 18 кг рыбы, 325 литров молока! Какието подвижки начались и в производстве товаров народного потребления, улучшалось их качество. Надо было и дальше шаг за шагом двигаться вперед. – Я всю жизнь спортом занимался! Сначала ходьбой – в школу нужно было каждый день ходить из села по 20 километров. Потом занимался тяжелой атлетикой – штангу поднимал, в институте катался на лыжах, коньках. Когда переехал в Москву, занялся водными лыжами. Перед работой утром обязательно заезжал в спорткомплекс. Да и сейчас гимнастику делаю. – Мы жили довольно скромно. Я получал как Предсовмина и секретарь ЦК КПСС 800 рублей в месяц. Была служебная машина, госдача. Ну, еще лечение, санатории… Что еще? Ах да, так называемый кремлевский магазин. Но я в нем был всего пару раз – купил одну импортную бритву. Жена, правда, покупала там рубашки, белье. Костюмы мне шили. Привозили образцы тканей, приезжали с примеркой. Костюм стоил 130–140 рублей. У меня их было штук пятнадцать. До сих пор в кладовке висят. Я бы сейчас отдал их кому-нибудь. – Пенсии мне хватает. Одежда мне не нужна. Покупаю только обувь. Нет ни дачи, ни машины. Лечение частично платное. – Читаю, пишу. Готовлю материал для книги – более двух тысяч страниц написал. – Бывает, спорим. Но не остро. – Конечно! Будущее – за молодежью. Но с ней надо работать. К сожалению, сейчас никто этим не занимается. – Обязательно! Голосую за коммунистов. Я почитал программы партий и убедился, что у КПРФ она самая основательная. К тому же среди коммунистов нет Чубайсов, которые обещают народу по две машины, а сами носят денежные коробки из-под ксероксов. Я пять лет проработал председателем Комитета партийного контроля. За такие вещи Чубайса немедленно бы исключили из партии. А он сейчас, наоборот, на всех каналах телевидения. – Положительно отношусь к его подвижности, стремлению побольше увидеть, изучить, понять. . . Но я не разделяю его политики. Он недостаточно занимается экономикой, хотя повторяет: реформы, реформы… Но реформы провалились! Вся власть отдана в регионы, государство теряет свои функции. Как тогда оно может защищать человека? Путину надо менять кадровую политику и освободиться от многих людей в его окружении. – Я доволен, что взялись за олигархов, хотя и поздно. Откуда появились эти люди, наворовавшие сотни миллионов долларов? То, что они творят, – издевательство над народом. А демонстративная покупка английского футбольного клуба «Челси» – вообще плевок в души людей. Чтобы не разбалансировать общество, с олигархами нужно разбираться спокойно, не торопясь, грамотно, аргументированно. Народ будет поддерживать эту политику. Кто будет возражать, если у олигархов отберут миллионы долларов и пустят их на увеличение зарплаты? Я за то, чтобы все, приватизированное олигархами, вернуть государству. – Никто национальной политикой сейчас не занимается. Будто не существует этой проблемы. Раньше целая система над этими проблемами трудилась, пусть даже не очень эффективная, но межэтническими вопросами занимались. И тогда невозможно было услышать слова: «лица кавказской национальности», «чеченский след»… – О том, что был безотцовщиной и мне очень не хватало отцовской любви и ласки. Никто в жизни не может этого заменить. И другим моим большим сожалением является то, что вырастил только одного сына. Я очень люблю детей. Мы с женой, когда поженились, собирались иметь не меньше трех. Но не получилось – слишком тяжелые у жены были первые роды. – Я всегда говорил: главное в жизни – решить три задачи: правильно выбрать профессию, работу, которую бы ты любил и шел на нее как на праздник, и надежного спутника жизни. Мне это удалось. [i]СОЛОМЕНЦЕВ Михаил Сергеевич – родился в 1913 г. в Липецкой области, окончил Военно-морское училище им. М. Ф. Фрунзе в Ленинграде и Ленинградский политехнический институт. Дважды Герой Социалистического Труда (1973, 1983). С 1957 г. – на хозяйственной и партийной работе в Челябинской области, Казахстане, Ростовской области. С 1966 г. – завотделом, секретарь ЦК КПСС. С 1971 г. – Председатель Совета Министров РСФСР. В 1983–1988 гг. – Председатель Комитета партийного контроля, член Политбюро ЦК КПСС. Сын – Юрий Михайлович Соломенцев – ректор Московского государственного технологического университета «Станкин», член-корреспондент РАН. [/i]