«У-Ё-О-О!..»
Поставил спектакль знаменитейший японский режиссер Тадаси Судзуки (чье имя еще две недели назад было принято писать как Тадаши Сузуки).Знаменит Судзуки у себя на родине, в Европе и Америке не только постановками, но и особой системой тренировки актерского организма: доверившиеся ему артисты должны выполнять специальные пластические движения сродни гимнастике ушу и производить звуковые «выбросы внутренней энергии».Вчера можно было понаблюдать за этим тренингом в чистом виде. Небезынтересно. Особенно когда сам Судзуки берет в руки палку и время от времени, подстегивая ритм движений актеров, бьет ею по полу с криком «у-ё-о-о!..» Сразу слышалось что-то родное, глубинное, многообещающее. После такого разве можно спектакль плохо сыграть! Актеры – а в спектакле заняты сплошь мужчины – и вправду сыграли его быстро и хорошо. (Чисто мужская команда – дань театру шекспировской поры и национальному японскому сценическому искусству.) Весь шекспировский «Король Лир» уложился в полтора часа.Хотя начинался медленно и таинственно. Из стены с нишами, напоминающей японские средневековые постройки (оформление тоже Судзуки-сана), медленно, имитируя некую механистичную пластику, появлялись персонажи. Но сам Лир (Анатолий Белый) выкатил на инвалидной коляске. Король требовал слов любви от дочерей – стоящих рядом мужиков в красивых парчовых кимоно (Гонерилья – Роман Кириллов, Регана – бородатый Дмитрий Куличков, младшая, Корделия – Евгений Савинков). Гонерилья и Регана, как водится у Шекспира, наврав, польстили. А Корделия сказала как есть, не больше и не меньше. И лишил Лир честную Корделию наследства и выгнал он ее из королевства. Свою свиту распустил и решил погостить у старших дочерей. Но об этом мы узнаем уже из пересказа других персонажей – то от несчастного Глостера (Сергей Колесников), побочный сын которого оказался тоже сволочью, то от Реганы с Гонерильей…Актеры играли, не злоупотребляя мимикой, передвигались по невидимым прямым и косым линиям, создавая очень красивый рисунок мизансцен. Хотелось верить – очень умных иероглифов. Самурайские жесты и утрированные выражения актерских лиц – маски ярости, ужаса, скорби – превращали спектакль в подобие японского театра Кабуки. Временами выразительные движения сопровождались музыкой Генделя и тарантеллой из «Лебединого озера» Чайковского.Минут через сорок, с началом знаменитого трагического монолога Лира «Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!», стало ясно, что дело пошло к развязке.Начался текст на все времена: «В наш век слепцам безумцы вожаки», и моя соседка оптимистично проронила: «А все-таки Шекспир великий драматург!» И мое сердце тоже наполнилось восторгом перед его нетленным гением.Сверхзадача же данного спектакля была выражена режиссером изящно и до обидного просто: все основные персонажи трагедии оказываются сумасшедшими в инвалидных колясках под присмотром медсестер, у которых тоже свои нехитрые забавы – например, надрывное пение песни «Во поле березка стояла…» Спектакль временами очень красив по построению, движению, пластике. Актерам – тем же Анатолию Белому, Сергею Колесникову, Дмитрию Куличкову, Роману Кириллову, Максиму Матвееву (Эдгар) в некоторых моментах удается быть страстными, нервными, подлинно трагическими. Но это никак не идет в общую копилку спектакля, выстроенного из сухих формул. Здесь истинные чувства и эмоции предстают каким-то допотопным вздором.Конечно, в палитре нынешних мхатовских постановок новенький «Король Лир» станет своеобразной, возможно, даже необходимой краской. Но если и суждено ему снискать хоть какой-то успех – то разве что за далекими рубежами нашей родины.Кого это у нас в России поразит откровение Судзуки, что весь мир сошел с ума и что мы живем в безумном мире? Или кто-то из нас когда-нибудь думал по-другому? Для нас этот мир – обычная среда обитания.И еще: нашего зрителя в первую очередь задевают человеческие страсти, эмоции, связанные с реальной чувственной жизнью.Вероятно, Тадаси Судзуки не читал стихов Бориса Пастернака (по его переводу поставлен «Король Лир» во МХТе). А когда б читал – то знал бы, что нашему театралу вся эта кружевная вязь на сцене только радует глаз. Но по-настоящему трогают его лишь те секунды, когда «кончается искусство, и дышат почва и судьба»....Или когда хочется крикнуть: «У-Ё-О-О!..»