Петр Кузьменко — все материалы автора

Петр Кузьменко

Лия Ахеджакова: Я не из тех, кто клюет с руки

Новой редакцией чеховских «Трех сестер» «Современник» сегодня открывает свой очередной 53-й сезон. После летнего отпуска и успешных сентябрьских гастролей во Франции москвичи смогут вновь насладиться игрой своих любимых актеров – ведь в «Современнике» блистают настоящие, а не придуманные звезды. Среди них – Лия Ахеджакова, которая недавно отметила юбилей.[b]Папа был в гневе[/b] – Лия, может, стоит напомнить, что вы из режиссерско-актерской семьи? – Да, к театру привыкла с детства. Отец, Меджид Салехович Ахеджаков, был главным режиссером Майкопского драматического театра, заслуженный деятель искусств, мама – заслуженная артистка. Для меня вопроса о выборе пути не возникало. Но отец был категорически против того, чтобы я стала актрисой.– Грозен был? – Грозный. А к старости стал еще грозней… – Но потом отец давал какие-то профессиональные рекомендации? – Нет. Я же жила в Москве, а они в Майкопе. И потом, мне трудно давать рекомендации – я же человек очень ершистый.Если я не хочу советов, то их никто не сможет мне дать, а если захочу, то получу.– Похвалы уж точно были с его стороны! – Нет. Не помню такого. А вот когда он читал какие-то интервью со мной, обязательно критиковал.– За что? – Мой образ мыслей всегда встречал его отпор.– Вроде бы родители должны были одобрять ваше свободомыслие… – Нет, что вы! Например, когда в августе 91-го я побежала к Белому дому, папа был в жутком гневе, что я на стороне Ельцина. Для родителей это был настоящий кошмар.[b]Изображая японку[/b] – Я знаю, что вы очень настороженно относились к режиссуре Кирилла Серебренникова. А потом снялись у него в «Изображая жертву», «Нику» получили за роль. Теперь играете Марселину в его спектакле «Фигаро. События одного дня» вместе с его любимыми актерами Авангардом Леонтьевым, Виталием Хаевым и Евгением Мироновым. Настороженность прошла? – Это была не настороженность. Просто, когда я видела его первые спектакли, мое восприятие как-то сразу не могло встроиться в его систему координат. Я видела, что он очень талантливый человек, но понять, воспринять сразу его стиль было сложно. Для этого нужно иметь слишком большую внутреннюю свободу.А потом я увидела его спектакли «Господа Головлевы», «Мещане», которые сделаны на таком высоком уровне режиссуры, что я поняла: новый это язык или не новый – уже не имеет значения. Появились спектакли, где видно было, что человек владеет профессией мощно, в совершенстве.В работе с ним понимаешь, как скрупулезно и дотошно он занимается деталями, как он чувствует автора. И еще очень приятно работать с человеком, который мыслит гораздо крупнее и шире, чем ты сам. И может тебя многому научить, хотя и моложе.– Как отнеслась к этому ваша подруга, великолепная актриса Алла Покровская, которая играет у Серебренникова в спектакле «Изображая жертву» ту же роль, что вы в кино? Не ревновала? – Алла – великий, совершенно необыкновенный человек. Она же не интриганка какая-нибудь театральная. Она – огромная фигура в нашем театре. Может, она и ревновала, но об этом никто никогда не узнает. Но я спросила ее разрешения на эту роль. Я сказала: «Алла, Кирилл Серебренников предложил мне роль, а в театре у меня сейчас ничего нового не предвидится...» И потом она сама меня подвела к Серебренникову. Она же с ним уже работала, в его спектаклях у нее три огромные работы. Алла полюбила его раньше, чем я.[b]Предпочла «Фигаро» [/b]– Много всяких слухов из-за того, что вы не снялись в новой «Иронии судьбы».Каковы же причины? – Я была действительно очень занята – выпускался спектакль «Фигаро». Хотя разные слухи о причине моего отказа доходили и до меня. Так, от человека, который работал в съемочной группе этого фильма, я узнала, что пустили такой слух: мол, Ахеджакова за два съемочных дня требует квартиру в центре Москвы.При этом меня действительно манили большими деньгами, но я выбрала «Фигаро».– Какие-то новые работы в антрепризе или театре предвидятся? – Для театра у меня была одна идея, но она уже сгорела… Конечно, в первую очередь театр должен ориентироваться на молодежь. Да и вся мировая драматургия – для молодежи.Но кое-что есть… Уже много лет играю в «Крутом маршруте», в «Трудных людях», «Виндзорских насмешницах». Конечно же, в «Селестине» – спасибо Коле Коляде, который из 29 действий драмы древнего испанца Де Рохаса сделал современную пьесу и поставил ее в «Современнике» пять лет назад. В театре я не могу уже по возрасту что-то играть. Я продолжаю в «Трудных людях» говорить, что мне 44 года. А в антрепризе попрежнему играю с Мишей Жигаловым «Персидскую сирень», опять же Коляды. И со своими питерскими партнершами Эрой Зиганшиной и Марией Кузнецовой играю в «Чокнутых королевах» по пьесе Даниэля Калля. Но вообще, когда заманивают чем-то выгодным, но сомнительным, предпочитаю уходить в подполье, в партизаны.– А считается, что антреприза – легкий хлеб.– О-о-о… Вставать в 4 утра, ехать, лететь – а накануне был спектакль в театре.Весь день в дороге – и сразу выходить на сцену. А не дай бог, впритык летишь… Какие нервы это выдержат? А ведь на любую сцену вышел и – играй! Ты эту сцену не знаешь: иногда каблук провалится, иногда оркестровая яма такая, что звук в зал не идет. Гримироватся порой приходится бог знает где, играть в холодных помещениях. Мы с Мишей Жигаловым «Персидскую сирень» играли в одном городе в Казахстане, где на сцене было 2–3 градуса тепла, а мы раздетые… [b]Замочная скважина не для меня[/b] – Лия, почему в интервью вы никогда не говорите о личной жизни?– О чем? Я замужем. Мой муж достаточно известный фотокорреспондент – Владимир Персиянов. Все остальное никого не касается. Моя личная жизнь – спектакли, фильмы… Да и откровенничать с журналистами не очень люблю. В вашей, как и в нашей, профессии с людьми что-то неладное происходит. Очень мало осталось людей, не скурвившихся за заказ, за деньги. Так называемые папарацци – это какое-то всемирное явление: залезть к людям в постель, в трусы, через скважину сфотографировать...Все на продажу! – При такой строгости, вероятно, вам трудно общаться с людьми? – И да, и нет. В людях я уважаю культуру, доброжелательность, простоту, кротость, если таковая возможна. Не люблю людей агрессивных. Но бывает и другое. Человек может обладать всеми качествами, которые ты уважаешь, и быть идеальным, а от него мухи дохнут, лампы гаснут. Вообще я человек контактный, и мне нравятся люди, нравится их наблюдать, слушать. Но я не из тех, кто клюет с руки.– Вы же много общаетесь, часто бываете с гастролями в провинции. И все еще не утолили своего любопытства к жизни? – Если ты выходишь к зрителям, ты должен знать, чем эти люди больны, почему им плохо. Тем более что русская культура – это всегда то сердце, которое болит.[b]Прямая речь [/b]Ирина ВЕЛИКАНОВА, депутат Мосгордумы: – Я думаю, что актерская игра Лии Ахеджаковой никого не может оставить равнодушным. Она удивительная и абсолютно неповторимая. Я бы сказала, что Лия Ахеджакова – украшение любой картины, начиная со «Служебного романа» и заканчивая «Небесами обетованными». Я меньше знаю Лию Ахеджакову как театральную актрису, но то, что вижу на экране, вдохновляет. Все ее образы – запоминающиеся.

«Колдовская любовь» – история о страсти и смерти в театре «Ромэн»

«Романсеро» цыганской любви ВЧЕРА В ТЕАТРЕ «РОМЭН» СОСТОЯЛСЯ ПРЕМЬЕРНЫЙ СПЕКТАКЛЬ «КОЛДОВСКАЯ ЛЮБОВЬ» На общем фоне московской театральной жизни единственный в мире музыкально-драматический цыганский театр «Ромэн» стоит несколько в стороне. И это понятно, сама его исключительность несет в себе и несомненную привлекательность, и невидимые трудности для самой труппы – ведь очень сложно находить свой оригинальный драматургический материал и, отвечая ожиданиям публики, наполнять его цыганскими песнями, танцами, буйством красок. Театр «Ромэн» выпустил премьеру, мимо которой не пройдет ни один любитель поэзии – музыкально-романтическую фантазию по мотивам произведений Федерико Гарсиа Лорки, написанную, поставленную и оформленную Георгием Жемчужным. В основу новой постановки легла не только пьеса Лорки «Кровавая свадьба», но и его стихи, мотивы других произведений великого испанского поэта и драматурга. Цыганская тема сильна, обширна в творчестве Лорки. Хочется привести лишь одну его цитату-комментарий к собственному поэтическому циклу «Цыганский романсеро»: «Книга эта – поэма об Андалузии; я назвал «Романсеро» «цыганским» потому, что цыгане – самый благородный и характерный элемент Андалузии. Это книга, в которой почти нет Андалузии, открытой глазу, зато есть Андалузия, чувствуемая в сердце». Так же и постановка Жемчужного рассчитана прежде всего на восприятие сердцем эмоционального потока спектакля. Когда театрального зрителя задевают не только хитросплетения сюжета, острота и драматизм диалогов, но и пестрое многоцветье костюмов (художник Мария Манюк), азарт и темперамент цыганских танцев (постановщик танцевальных номеров Полина Меньших, балетмейстер Любовь Кузнецова) и, конечно же, каскад самой обжигающей и заразительной музыки (кроме музыки композитора Евгения Ширяева, в постановке использована музыка Николая Жемчужного и фольклор цыган мира). «Колдовская любовь» – история о страсти и смерти. Но при этом в центре сюжета образ женщины-матери, которая готова сносить все невзгоды и беды ради счастья сына. Как и в «Кровавой свадьбе» Лорки, в «Колдовской любви» часть героев, не имея имен собственных, превращаются в символические персонажи и обозначены какМать, Невеста, Жених, Отец невесты… И вроде бы при внешней сюжетной простоте этот спектакль постепенно превращается в некую трагическую формулу страстей человеческих. Мать, которая уже потеряла в межродовых рознях-вендеттах одного из сыновей и мужа, узнает, что второй ее сын влюблен в девушку, семья которой косвенно причастна к гибели этих двух близких ей людей. Параллельно с первых же минут спектакля мы узнаем, что девушка – Невеста – хоть и дала согласие на брак, давно влюблена в Леонардо – мужа своей сестры. И пока на фоне городского карнавала с его беспечным весельем, с его заразительными песнями и танцами, идут приготовления к свадьбе, нарастает тревога, предчувствие трагического финала. Благодаря тому что роль Матери исполняет ведущая актриса театра Ляля Жемчужная, созданный ею образ становится ведущим не только в сюжете, но и цементирующим все эмоционально-смысловые блоки спектакля. Играет она внешне сдержанно, жестко, но с ощутимым сильным внутренним зарядом чувств. Ее героиня готова заглушить в себе свою неприязнь к врагам, заглушить в себе накопившиеся обиды ради счастья сына – Жениха. Роль Жениха исполнена Артуром Булдыженко тонко, лирично. А главное, актер очень убедительно умеет передать романтическую, безоглядную любовь, особенно в сценах, когда он объясняется Невесте в своих чувствах и готов все отдать за счастье быть с ней. Но Невеста мечется между Женихом и Леонардо. Между тем, кому дала слово стать женой, и тем, кого действительно любит. Невесту актриса Роза Данченко играет чуть наивной, нежной, но бесконечно растерянной перед хаосом вдруг открывшихся в ней чувств. Пока односельчане весело пируют на свадьбе, Невеста сбегает с Леонардо. Жениху и его Матери остается одно – снарядить погоню за опозорившими их влюбленными. Жених и Леонардо сталкиваются в единоборстве, как на кровавой корриде, мелькают их плащи и шпаги, неся обоюдную смерть… В финале остаются один на один две убитые горем женщины – Мать и Невеста. Как об искупительном наказании Невеста умоляет Мать убить ее, но та знает, что нет более тяжелой участи, чем жизнь с чувством вины, с глухой, невыразимой скорбью по беспечно загубленным любимым людям. Стоит сказать, что спектакль мастерски сыгран актерами театра в несколько преувеличенно-условном стиле, как того требует драматургическая основа. Хорош в роли Леонардо Семон Кортес, он точно и ярко передает страсть и муки своего героя. Борис Василевский, исполнивший роль Отца невесты, великолепно играет добродушного, но хитроватого крестьянина, прикидывающегося простачком. С какой-то неподдельной искренностью роль Жены Леонардо играет актриса Алмаза Плахотная, в ней есть обезоруживающее чувство любви ко всем окружающим ее людям – к сестре, ребенку, к мужу Леонардо. Наконец, нельзя не сказать о великолепно поставленных так называемых «массовках», в которых занята почти вся труппа театра. Когда они поют и танцуют на сцене или проходят через зрительный зал, вовлекая публику в действие, так и хочется сорваться с места и отправиться за ними в края, где есть такие завораживающие, порой щемящие, порой бунтующие песни и танцы, а главное страсти – искренние и испепеляющие.

Танцы тирана на тексте Камю

[b]Все чаще кажусь себе старомодным, потому что никак не могу понять, зачем тот или иной молодой, талантливый и модный режиссер берется за постановку классической пьесы, когда он в нее не влюблен, когда мысли и герои автора ему не важны, не интересны, наконец, просто не созвучны ни образному строю, ни мировоззрению постановщика, да и социальный, гражданский пафос драматурга никак не отвечает сегодняшнему дню.[/b]Ну скажите, например, зачем брать «Грозу» Александра Николаевича Островского, как это сделала Нина Чусова в «Современнике», если не ставить спектакль о противостоянии Катерины тупости и злобности «темного царства». Чтобы рассказать о томлениях девицы, жаждущей любви, можно было бы найти другой литературный материал. Хотя это просто последний, но не самый «криминальный» случай, когда вопрос «Зачем?» будоражит больше, чем само театральное действо. Нынче каждая вторая премьера превращается в угадайку.Когда Павел Сафонов поставил в Вахтанговском театре чеховскую «Чайку», очень бережно относясь к классику, было очевидно, что и он, и его главный герой – актер Владимир Епифанцев, сыгравший Треплева, заявляют о себе, как о новом поколении, которое собирается привнести в искусство новые формы.Задачи режиссера и актера совпадали с чеховскими. Были и другие сугубо внутритеатральные, благородные поводы для постановки «Чайки» – например, Людмила Максакова давно созрела для роли Аркадиной и уже на подножке уходящего возраста блестяще ее сыграла. Кроме того, «Чайка» Сафонова прекрасно соединила вахтанговских актеров разных поколений – Сергея Маковецкого и Юрия Яковлева, Вячеслава Шалевича и молодых Анну Ходюш, Спартака Сумченко, Марию Шастину…И вот Павел Сафонов с Владимиром Епифанцевым взялись за «Калигулу» Альбера Камю. Очевидно, что интеллектуальная драма середины прошлого века о тиране, который совершает злодейства, унижая и уничтожая подданных, поскольку те сами жалкие рабы и непротивленцы, вряд ли сегодня, когда мы уже отстраненно смотрим на эпоху тоталитаризма, на фигуры Сталина и Гитлера, может быть интересна гражданской позицией и философскими сентенциями. Казалось, что драма привлекла режиссера и исполнителя главной роли самой фигурой Калигулы – несчастного влюбленного страдальца, который тоскует об умершей сестре и любовнице Друзилле, – изощренного и коварного садиста, извращенца, не признающего никакой определенной сексуальной ориентации. Ведь Владимир Епифанцев то и дело при каждом удобном случае уверяет, что сегодня только через жестокость можно пробиться к сердцам зрителей…Итак, «Калигула» в Вахтанговском обещал стать неким интересным, возможно, экстравагантным исследованием тайников извращенной души или леденящим сценическим триллером… Ни того, ни другого, ни третьего…Умный и парадоксальный текст Камю создателям спектакля вовсе не интересен, отодвинут на второй план, поэтому доходит до зрителя как нечто навязчивое, просто по сюжету обязательное, занудное, архаично-классическое. Тяжеловесная архаика присутствует и в оформлении художника Станислава Морозова – обломки колонн, интересно придуманный огромный аквариум с водорослями в центре сцены (из него выходит «сухим из воды» Калигула), который порой превращается то в надгробную плиту, то в любовное ложе, то в стол для пира. Но, к сожалению, и в том, как аляповато-грубо выполнено оформление, тоже есть старомодность, некая театральная замшелость. Да и в постановочных приемах, режиссерских решениях нет ожидаемого напряжения сценического триллера или хотя бы упругого ритма развития действия.Психологическими глубинами зрителей не обременяли. Хотя все исполнители играют свои роли убедительно, талантливо, на глубину неопределенность режиссерского замысла их не пускает. Епифанцев время от времени будоражит нервностью и проникновенностью монологов Калигулы. И смотреть на его обнаженный накачанный торс – приятно. В нем есть редкое сочетание – атлет-интеллектуал. Есть в спектакле две яркие, эффектные сцены – сцена пира, возглавляемого Калигулой, и сцена его танца в одеянии Венеры. Первая блестяще сыграна Епифанцевым средствами пантомимы под клокочущее чавканье, усиленное микрофонами: Калигула едящий – просто жутковатый вурдалак над невинной плотью жертвы, пожирающий ее внутренности. Танец Калигулы в металлическом панцире, изображающем груди и торс Венеры, впечатляет своей почти звериной мощью.Хороший номер, которому на эстраде или в ночном клубе цены бы не было. Да и спектакль ради этих двух сцен посмотреть стоит.Но зачем Камю тревожили? Театр последних лет все больше демонстрирует, что классическая драматургия необходима лишь для противостояния ее сути. Режиссерский поиск на фоне классики – ярче, выпуклей.Беды большой в этом нет, но, как показывает опыт, и смысла тоже.

«Грозу» очистили до дыр

[b]К драматургии великого русского классика Александра Николаевича Островского почти за 50-летнюю свою историю «Современник» обращается впервые. Причем не настаивает, что совершает новое прочтение классики, предупредительно обозначив в программке постановку «Грозы» как «фантазии на тему пьесы». Ну, а фантазии, как известно, могут быть самыми смелыми.[/b]Перед премьерой в своих коротких телеинтервью режиссер Нина Чусова, уже принесшая «Современнику» успех и «Золотую маску» – Чулпан Хаматовой спектаклем «Мамапапасынсобака», уверяла, что цель ее постановки – очистить пьесу Островского от пыли школьных хрестоматий. А уже после премьеры, говоря о новаторстве спектакля Владимиру Владимировичу Путину и его жене, художественный руководитель «Современника» Галина Борисовна Волчек подчеркнула: мол, мы не хотим отпугивать школьников от Островского, поэтому наша Катерина такая современная, она, например, курит… Добавлю от себя: по-моему, она не просто курит, а курит «травку» – уж очень характерная у нее для подобных курителей манера держать сигарету. Фантазии, одним словом.Спектакль начинается с того, как Кабаниха проникновенно читает своим приживалкам и домочадцам нравоучительную книгу, а Катерина несколько нарочито, играя покорную и трогательную девочку, ластится к ней. Но уже с первого монолога Катерины о том, как жаль, что люди не птицы и не летают, зрителям становятся очевидны томления ее плоти.Этой своенравной, а то и истерически вздорной молодой женщине просто скучно рядом с безвольным растяпой мужем. Казалось бы, характеры заданы – и зрителям остается следить за их развитием, ходом смелой режиссерской мысли. Но монтаж пьесы произведен режиссером очень радикально. Выбрав, с ее точки зрения, наиболее драматически-конфликтные моменты, Чусова не смогла выстроить их в единый внутренний сюжет. Поэтому есть ощущение, что классика очищена до зияющих черных смысловых дыр. Актеры то и дело исполняют этюды на заданную тему, делают это мастерски, с удовольствием. Только понять характеры – ни Катерины в исполнении Чулпан Хаматовой, ни Кабанихи – Елены Яковлевой (а на этом дуэте и выстроен спектакль) невозможно. Если в первой сцене Яковлева играет еще не старую женщину, которая бы хотела обрести вокруг себя гармонию и порядок, освященные моралью, то далее она играет (и хорошо играет!) почти патологическую любовь к сыну. Зарисовка на тему раздавленной горем женщины сменяется в исполнении Яковлевой финалом, где она – подруга Катерины, ее зеркальное отражение. То же самое происходит с ролью Катерины – цепь зарисовок на заданную тему: Катерина – ёрничающая, современная оторва, Катерина – в огне любовной, плотской страсти, Катерина – отверженная жертва. Как ни странно, в спектакле наиболее цельной и интересной стала роль Тихона в исполнении Максима Разуваева, и то лишь потому, что она оказалась на периферии режиссерских фантазий. Его добродушного, недалекого и по-детски открытого героя, оказавшегося случайной жертвой в этом Молохе чужих страстей, искренне жаль. Просто в его роли в наибольшей мере сохранен характер, человек, написанный Островским, реалистом на все времена.А вообще-то, спектакль поставлен бойко, эффектно. Режиссер то и дело задает «многофигурным» сценам жесткий, четкий темпо-ритм, заставляя приживалок Кабанихи механически шагать и произносить текст. (Жаль, но половины текста не разобрать. Хорошо бы актерам «Современника» еще раз пройти курс по технике сценической речи.) Любовная сцена Катерины и Тихона выстроена режиссером и хореографом Николаем Андросовым как пластический, почти балетный этюд, рассчитанный на аплодисменты зрителей и вызвавший их в финале первого действия. (Второе действие началось с аплодисментов Владимиру Путину и его жене, которые разместились в ложе вместе с Галиной Волчек.) В спектакле красиво выстроены световые и прочие эффекты. Интересна сценография Александра Боровского – клетки в три-четыре яруса огораживают сценическое пространство, дают воздух и возможность создания необычных мизансцен, проходов персонажей и почти акробатических номеров для Катерины Чулпан Хаматовой. В некоторых декорационных клетках – живые голуби. Это символ: герои спектакля – птицы в неволе, они хотят вырваться на свободу.Спектакль смотрится с большим интересом, он не скучный. Чтобы самому не подводить итоги, спрячусь за авторитетное мнение знаменитого театроведа Виталия Вульфа, который, подойдя к директору Музея изобразительных искусств имени Пушкина Ирине Антоновой, сидящей передо мной, с расчетом на окружающую публику сказал: «Очень талантливо. Но никакого отношения к Островскому не имеет».

Нет, он не Сальвадор Дали

[b]Перепутав день открытия выставки, я пришел познакомиться с творчеством Виктора Кротова на день раньше. Как раз в это время художник со своими подручными занимались развеской картин, графики, расписанных живописью объектов – ширпотребовских скульптур и женских платьев.[/b]Беглого взгляда на живописные работы Виктора Кротова было достаточно, чтобы понять – он глубоко и безнадежно травмирован искусством гениального сюрреалиста Сальвадора Дали. На холстах выжженные солнцем пустыни, зияющие расщелины земли, голые засохшие ветви мертвых деревьев, колючки и шипы. Лица странных людей словно слеплены из жидкого теста, в своей «текучести вот-вот разорвут оболочку дряблой кожи. Гигантские улитки, бабочки и стрекозки скрашивают жуть сюрреализма, превращая его в нечто мило-приятное.– Только не сравнивайте меня с Сальвадором Дали, – раздраженно призвал меня к порядку Виктор Кротов, – а то все только и пишут, что я второй Сальвадор Дали.Иду на уступки, больше имя великого испанца не произношу. Тем более что у того, который испанец, живописный мазок тонкий, виртуозный, мастерство потрясающее, да и в умении создать из предметов, форм, людей сюрреалистические ужастики ему равных нет. Кротов явно не второй. Те же мотивы, те же приемы, но живопись хоть и хорошего ремесла, но без тщательности, без лессировки, без изощренно продуманных конфликтов цветовых пятен и игры масштабов.При этом все работы Виктора Кротова броские, эффектные, в них есть юмор, порой ему удается достаточно далеко отойти от знаменитого испанского сюрреалиста, правда, как в своем автопортрете, в сторону другого испанца – Эль Греко. Такая живопись, конечно же, привлекательна для широкой публики, она может украсить интерьер любой квартиры, а еще лучше – стены современного офиса. Голову ломать не стоит: Альфред Шнитке – великий композитор, а у Наташи Королевой поклонников больше. В чем, несомненно, самобытен Виктор Кротов, так это в графике – лица людей, вплетенные в побеги фантастических растений, выполненные на листах грубой бумаги, иногда дополненной кожей бледных тонов, точны и изысканны по рисунку, а трепещущая нервность их штриховки впечатляет.Выставку «Хрустальный соблазн», которая продлится до 31 марта, посетить стоит, хотя влюбляться в живопись Виктора Кротова совсем не обязательно.

Обнаженка как предмет идеологии

[b]Вольно или невольно нынешняя выставка в Московском доме фотографии перекликается с ее предыдущей экспозицией «Фотоэстафета: от Родченко до наших дней». Опорными и наиболее интересными точками для одной и другой стали 20-е, 30-е, 40-е годы, а современные русские и немецкие фотографии, несмотря на их несомненные художественные достоинства, и там и здесь в большей мере кажутся выбранными наугад, для порядка, для необходимого «до…»[/b]Возможно, 30–40-е уже сложились в нашем сознании в какие-то определенные и устоявшиеся формулировки, в отношении к ним как к бесспорной классике, которую можно любить или не любить, но нельзя не принимать. Глядя на полные созидательной энергии и конструктивистских приемов в выборе ракурсов и границ светотени на фотографиях Родченко, Гладкова, Рыбчинского, не захочешь, а вспомнишь о духе и сути сталинского социализма. Так и работам Лени Рифеншталь с ее атлетами и полнокровными девушками-спортсменками никогда не выпасть из контекста фашизма. Смотришь на этой выставке ее работы и убеждаешься в известном: ну не любила она хлипких и убогих, так прямо взяла бы да убила… С этим же отношением вглядываешься в, казалось бы, почти обыденный портрет «Член гитлер-югенда» 1938 года Августа Зандера. Надо же, такой спокойный, нестрашный человек, а через какие-то пару лет, возможно, и убьет десяток-другой наших, русских, или он уже кого-то успел пристрелить. Погиб он или еще живет где-нибудь в Латинской Америке? Есть две работы 30-х годов того же Зандера с одним названием «Материя» – мертвые в гробу старик и старуха. Жестко, просто, кратко и страшно – материя. Интересны работы Карла Блоссфельда, снимавшего нераспустившиеся или увядающие бутоны цветов, стебли, колючки. В этих промежуточных состояниях – растения, которые на его снимках превратились в нечто загадочное и, как на картинах Босха, фантастичное. Очень хороши и красивы упаднические, декадентские фотографии Герберта Листа 1936–1937 годов с разрушающимися от времени античными скульптурами…Современность представлена на выставке беднее и менее интересно. Хотя и обличительно: скучные городские индустриальные пейзажи, дряблые фрагменты старческих тел, пьяницы-мужики в грязной квартире, одинокие девушки – ни тепла, ни любви. Жизнь без идеологии предстала унылой. Кстати, не стремясь к обобщениям, все же решусь сделать вывод о русском и немецком менталитетах: у нас больше оптимизма. Даже в сталинские времена – что индустриализация, что единый осуждающе-гневный порыв народа – всегда есть некая отчаянная лихость с истероидными весельем, радостью и мазохистским счастьем. А у немцев все – высокое и низкое – ведет к беспросветной депрессии.[i]Выставка продлится до 13 апреля.[/i]

Остап Бендер – самый «продажный» герой января

[b]В последнее время то и дело слышу, что, мол, в театр ходит всего один-два процента нашего населения. Между тем, когда речь заходит о том, почему для жизни мы выбрали столицу, а не тихий провинциальный городок, каждый второй среди прочего обязательно скажет: «В Москве есть куда сходить – в театр, на концерт, на выставку». А ходят все-таки или нет?[/b]По исследованиям театральных социологов, оказалось, что в театр ходит не один-два процента жителей столицы, а целых восемь. Много это или мало? А раньше ходили больше или меньше? Оказывается, восемь процентов населения посещало театр и в 1913, и в 1937, и в 1987 и т. д. годах. Эта цифра остается неизменной. Так что какие ни прилагай мы усилия по воспитанию любви к высокому искусству, есть какой-то у любви статистический предел.Чтобы понять, какие же театры и концерты вызывают наибольший интерес зрителей, мы попросили одно из самых популярных агентств по распространению билетов – компанию «Партер» — составить для нас рейтинг самых востребованных зрелищ Москвы, разделив их условно на три категории: 1) концерты, 2) спектакли и мюзиклы, 3) цирковые программы и спектакли для детей.Время — январь 2004 года.Самым востребованным концертным исполнителем в январе оказался Олег Митяев, выступивший с программой «Из Ничегонеделания» в Государственном Кремлевском дворце. Второе место занимает программа «Сябры» – 30 лет вместе», а третье – концерт Надежды Кадышевой и ансамбля «Золотое кольцо». Обе программы также проходили в Кремлевском дворце. На четвертом месте – концерт «Чартова дюжина» в СК «Лужники». Вы скажете, что, конечно, речь идет о залах огромных и престижных. Но здесь неожиданно вклинивается и занимает пятое место Михаил Задорнов, давший концерт в зале «Мир Кинотавра», то есть в замызганном, обветшавшем здании бывшего кинотеатра «Мир».Далее в этой десятке места распределились следующим образом:[b]6.[/b] Концерт «Серебряный диск» в Государственном Кремлевском дворце;[b]7.[/b] Николай Басков в Государственном Кремлевском дворце;[b]8.[/b] Балет Аллы Духовой «Todes» в ГЦКЗ «Россия»;[b]9.[/b] «Einsturzende Neubauten» в ДК им. Горбунова;[b]10.[/b] Григорий Лепс в Государственном Кремлевском дворце.Среди драматических и музыкальных спектаклей лидером стал новый русский мюзикл «12 стульев» на сцене МДМ. (Вот и не верь после этого в действенность рекламы!) Вторым по популярности стал антрепризный спектакль компании «Независимый театральный проект» на сцене Театра Моссовета «Ladies Night». Не поверите, но третье и четвертое места занял один и тот же коллектив – антрепризный Театр «Квартет И», показавший свои спектакли из комедийных миниатюрных скетчей «День выборов» и «День радио». Пусть интеллектуалы носы воротят от Регины Дубовицкой с ее телевизионным «Аншлагом», но именно через ее передачу пролег путь «Театра И» к популярности и хорошим заработкам. Пятым в этом списке стоит спектакль «Ричард Ш» с Константином Райкиным в «Сатириконе». Надо же, новый спектакль, а за какую-то неделю уже в середине десятки самых-самых!Далее самыми раскупаемыми были билеты на спектакли в Большом:[b]6.[/b] «Дон Кихот»;[b]7.[/b] «Ромео и Джульетта»;[b]8.[/b] «Евгений Онегин»;[b]9.[/b] «Тоска»;[b]10.[/b] «Спящая красавица».Как видите, от великого до смешного – один шаг. А от «Аншлага» до Вильяма нашего Шекспира — еще меньше.Наконец, приводим список по результатам продаж билетов на детские и цирковые представления:[b]1.[/b] Представление «Музыкальная шкатулка» в Цирке Никулина на Цветном бульваре;[b]2.[/b] Цирковое представление в Цирке на проспекте Вернадского;[b]3.[/b] Спектакль «Энни» (антреприза Леге Артист) на сцене Театра эстрады;[b]4.[/b] «Чиполлино» в Большом театре;[b]5.[/b] Музыкально-цирковое представление «Свадьба соек» в Цирке на Вернадского;[b]6.[/b] «Белоснежка и другие» (спектакль антрепризы «Независимый театральный проект») в Культурном центре «Меридиан»;[b]7.[/b] «Золотой петушок» в Большом театре;[b]8.[/b] «Бременские музыканты» (антреприза «Классный театр») в ДК им. Зуева;[b]9.[/b] «Волшебник Изумрудного города» (антреприза «Классный театр») в ДК им. Зуева;[b]10.[/b] «Приключения Тома Сойера» в Российском государственном академическом Молодежном театре.Не знаем, насколько мы приблизили вас к театрально-концертной жизни Москвы, но, надеемся, чтото из приведенного рейтинга вам захочется посмотреть. И тогда, возможно, процент посещаемости культурных зрелищ перешагнет пресловутые восемь процентов.[i](по рейтингу компании «Партер»)[/i]

Вот такой он, Мамонинг

[b]На самом деле вся эта сказка со Снежной королевой – просто моноспектакль Петра Мамонова, в основе которого два его последних диска: «Мыши» и «Зелененький». Мамонов со товарищи представил спектакль прессе в драмтеатре Станиславского, где 8 марта сыграют премьеру. На этой сцене пару лет успешно шел мамоновский моноспектакль «Шоколадный Пушкин».[/b]Кай, Снежная королева и персонаж, изображающий Яйцо, в спектакле появляются бессловесными символами чего-то значительного или пустого нечто – гадай как хочешь. Они нужны здесь для красоты картинки, для оживляжа сцены.Снежная Королева (исполняемая то ли танцоркой, то ли гимнасткой с нарочито претенциозным псевдонимом Айседора Ивановна Кузнецова) – эдакая девушка-робот в «металлическом» трико с капюшоном и в сноубордистских темных очках – время от времени выхаживает, выскальзывает на сцену, не нарушая течения мамоновского исповедального пения-монолога.Кай – в дешевом старомодном костюме, при галстуке, похожий на отяжелевшего от плохой и обильной еды чиновника – то пьет, рассевшись на полу, кофе из термоса, то скачет ни с того ни с сего по сцене, изображая балерину. Наконец, сидит над шахматной доской Яйцо – треснувшее, некачественное, фи...Если убрать иронию, спровоцированную стараниями создателей спектакля, то Петр Мамонов, конечно, артист уникальный. Артист, не актер. Потому что он воспринимается, производит впечатление только весь в целом.Три ноты, три болезненных движения вывернутых ног, беззубый рот, надтреснутый голос, хрип, всхлипы, скрежеты и стоны, которые он извлекает из себя, соединяя невнятные тексты, – начинается шаманство. Он, как сектантский проповедник-гипнотизер, ведет тебя через свои бессонницы, животные желания и звериную тоску, где есть только американский штат, а не до боли любимый то ли городок, то ли дом, то ли пристанище души, названное им Мамонинг, где все не так, не то, не то… (Читай у Бориса Пастернака: «Не тот этот город и полночь не та…») В этом Мамонинге любовь полна желания, терзающего тем, что нет возможности достичь ее глубин и выразить ее.И вдруг ты уже бичуешь себя вместе с Мамоновым. Чувствуешь себя тварью, еще живущей и кричащей. Или шепчущей о себе: «Тяжелый, свинцовый, большой, как неработающий холодильник. Выбросить вроде жаль, зато места занимает много».И надо же. Был небольшой антракт. Наваждение-гипноз прервались. И вновь не возникли. Однообразие ритма спектакля стало надоедать. Мамоновский стих, построенный по принципу «пою о том, что вижу», стал терять прелесть наивности, естественности. Возникло даже ощущение: утомил, достал ты своей неприкаянностью и болью! С какой стати всем нам с ней на сцену лезть! Знаем уже это – мы маленькие, мы безобидные, хорошие мышки, которых жрут злые кошки, нездешние мы. Из всей этой игры в детушек-засратушек гоголевской «Шинели» никак не выходит.Стыдные, признаюсь, по отношению к безобидному гению мысли. Но каким-то образом примирил меня с ними разговор на пресс-конференции после спектакля, где Мамонов рассказывал, как придумывался спектакль: «Мы очень разные, в разное время выросли. Каждый несет свое время. Никуда от него не денешься, плохое оно или хорошее – какое было и какое есть. Без всякой реакции, без всякой оценки: вот это плохо, вот это стыд и срам. Нет. Так нам приходится жить. Так и живем».Так же философски надо относиться и к мамоновскому спектаклю: пока нравится – сидишь, слушаешь, включаешься в его нерв; а наскучило – встал и ушел.И все же одно соображение не дает мне покоя. Петр Мамонов – величина космическая, талант штучный. Но чем дальше – тем больше вся его андеграундность, антибуржуазность вместе с отшельничеством и антисоциальностью становятся настолько старомодными и раритетными, что скоро превратятся в десерт для избранных. Некогда талантливые прозрения, любимые три ноты и скупой слог начинают тщательно культивироваться, пока не превращаются в банальность, пошлость. А там – от «Шоколадного Пушкина» с историей о том, как заяц «предсказал» пушкинскую дуэль и гибель, до «Шоколадного зайца» из «Фабрики звезд» и «Зайки моей» – рукой подать...

Сделаем искусство по-быстрому

[b]Вот уже не в первый раз именно в Новом Манеже попадаю на выставку, которая оставляет странное ощущение осколков красивых вещей и идей. Тот случай, когда можно тихо, потешив свое любопытство, промолчать. Но гул идет по театральной Москве, охиахи – мол, как это мило, как стильно и нечто про «концепцию»...[/b]Выставка «Pro-театр», приуроченная к 10-летию театрального фестиваля «Золотая маска», действительно интересно придумана художником Александром Боровским, построившим из стандартных фанерных листов нечто вроде лабиринта театрального мироздания. От стола с заготовками для изготовления балетных туфелек, через отсек с огромными рекламно-глянцевыми портретами Майи Плисецкой, Нины Ананиашвили, Михаила Барышникова и иных небожителей, удостоенных обложки журнала «Вог», переходишь в костюмерную, гримерную, кукольный и бутафорский цеха, осматриваешь шумовые машины.Подсев к компьютеру, можешь нажатием «мышки» послушать, что бы мечтали поставить в миниатюрном Лилиаканском театре Евгений Гришковец, Петр Фоменко, Михаил Левитин, Нина Чусова и Александр Бакши. Режиссеры наши оказались кровожадны. Так, Александр Бакши сделал бы спектакль по знаменитому монологу из «Чайки» про людей, зверей, львов и куропаток. В момент его произнесения Треплевым (а не Ниной, как у Чехова) на сцену должны толпами, тесня и давя друг друга, устремиться из-за кулис куры, утки и прочее зверье. Пока Треплев не застрелится. А Петр Фоменко, основываясь на пушкинских «Сценах из Фауста», с удовольствием бы устроил всемирный потоп.Завершается выставка огромным групповым портретом – на фотографии мхатовцев первого призыва лица заменены врезанными физиономиями Александра Калягина и Галины Волчек, Олега Табакова и Инны Чуриковой, Марка Захарова и Аллы Демидовой.Путешествие в мир театра вроде бы состоялась. Но замысел то и дело себя же отвергает. Фотографии из журнала «Вог», конечно же, хороши, но куда уместнее смотрелись бы на фотовыставках. Три костюма по эскизам Михаила Шемякина к «Щелкунчику» в Мариинке естественным образом разместились рядом с его же макетом к этому спектаклю. Хотя по логике создателей выставки они должны быть в начале экспозиции – в «костюмерной», где выставлены костюмы Юбера Живанши для «Жизели» в Большом и Игоря Чапурина – к «Горю от ума» Олега Меньшикова.Хороших, важных, уникальных вещей на выставке немного. И огромное пространство Нового Манежа, несмотря на фанерный лабиринт, еще больше подчеркивает их разность – стилевую, фактурную. Количества настоящего искусства на эти квадратные метры явно не хватает.И все же, вольно или невольно, эта выставка отражает черты современного театра. Но… совсем не лучшие. В ней дух современных антрепризных спектаклей. Есть идея, есть несколько известных и инициативных актеров, пара стильных перчаток и веер – разве не достаточно, чтобы сделать искусство по-быстрому?

Виктор Сухоруков впервые заплачет на сцене

[b]Накануне премьеры «Человека из ресторана» на сцене Театра на Малой Бронной худрук агентства «Богис» Галина Боголюбова, режиссер спектакля Андрей Лукьянов и актер Виктор Сухоруков дали пресс-конференцию. Конечно же, в центре внимания был Виктор Сухоруков. Ведь теперь, после всех «Братьев», «Уродов» и «Антикиллеров», после мощного Павла Первого в кино и Шута в вахтанговском «Лире», Сухоруков, несомненно, в числе актеров-первачей, на кого можно звать публику, и она придет.[/b]Выяснилось, что Виктор Сухоруков и Андрей Лукьянов однокурсники. Идея как-то приспособить для сцены и сыграть «Человека из ресторана» по повести Ивана Шмелева у них возникла лет двадцать назад. Время шло. Сухоруков матерел, набирал известность. Лукьянов служил актером в Ермоловском театре. Время пришло, и Лукьянов написал пьесу по «Человеку из ресторана», решив попробовать себя и в режиссуре.Постановка осуществляется с размахом. В отличие от других антреприз, в спектакле занято как минимум 15 актеров. Будет много музыки и танцев, причем хореографией заняты не кто-нибудь, а сам Михаил Лавровский, Александр Петухов и Ирина Зиброва из Большого. Кроме того, в спектакле прозвучат стихи Зинаиды Гиппиус, Ивана Никитина, Иосифа Бродского. Жанр постановки определен тоже как-то очень затейливо: «Экзерсисы на тему повести литератора Шмелева». Как уверял на пресс-конференции Виктор Сухоруков, в новой роли есть где разгуляться его темпераменту.Знатокам известно, что когда-то, в эпоху немого кино был фильм Якова Протазанова «Человек из ресторана» с гениальным мхатовским актером Михаилом Чеховым. Но создатели спектакля не боятся теней прошлого. Во-первых, вряд ли кто-то из обычной публики знает этот фильм. Во-вторых, как сказал Сухоруков, он лишь с годами понял, что в актерском ремесле исповедует творческие методы Михаила Чехова и рад быть его продолжателем.На вопрос, насколько пришлось осовременивать повесть об официанте, который разрывается между работой и сложными взаимоотношениями с детьми, актер ответил:– Талантливые люди современны всегда – будь то Шекспир, Пушкин или Достоевский. Просто Шмелев при советской власти не занял того места в литературе, которое ему положено по таланту. В его повести все современно, там ничего не надо было менять. И мы ничего не убавили, не прибавили к его литературе. Скажем, есть эпизод, который созвучен Мавроди и его МММ; есть сцена, которая напомнит про сегодняшних девочек по вызову. Там есть история, извините, чуть ли не про покупку футбольной команды. Только там не футбол, а несколько другое: у человека каждую минуту капитала прибывает на пять рублей. Если он пять минут посидит у нас на спектакле – заработает уже тысячи…[b]– Идея возникла давно. Что изменилось в актере Викторе Сухорукове за эти годы, чтобы наконец осуществить постановку?[/b]– Конечно, за двадцать пять лет, если не попал в дурдом или в тюрьму, в человеке что-то меняется к лучшему. Потому что только в этих заведениях человек меняется к худшему. Во всем остальном он развивается на благо родине и на пользу себе. Я помудрел, поумнел, стал талантливее. Потому что познал свою профессию – не только через радости и обжорство театральными ролями, а именно через скудость, неуважение, непонимание. Через глубочайший дефицит в работе. И, как ни странно, худое в моей жизни давало мне больше сил, энергии, возможности роста, чем «кондитерское» существование. А спектакль, несмотря на почти трагические ноты, все же будет светлым. Кстати, в роли Скороходова я впервые заплачу на сцене.

На райских яблонях

[b]Кто бы не хотел оказаться среди ангелов в цветущих садах! Хотя один мой приятель с грустью вздыхает: «Не знаю, легко ли бесконечно слушать пение хора контртеноров под звуки лютни». Ангелы на полотнах молодого художника совсем не меланхоличны.[/b]Небесные крылатые тинейджеры Николая Костромитина сопровождают влюбленных по ночам («Свидание под луной»), согревают дома («На закате дня», «Ночной ангел», «Ангелы весны»), охраняют дерево, полное первых плодов («Райская яблоня») или наделяют крыльями все окружающее («Желтый сон»).Костромитина условно можно причислить к наивным художникам. Он нарочито использует большие цветовые пятна, на которых тонкими мазками наносит очертания ангелов, домов, цветов, людей, церквушек с разноцветными куполами. Избегая полутонов, он предпочитает чистые оранжевый, желтый, розовый, зеленый, красный.Есть на выставке и графика. Это серия «Простые истории» с зарисовками русских деревушек. И цикл «Тюльпаны», на которых «цветочки» не вызывают умиления – они колючие, жесткие, строгие и словно полны сознания собственной красоты.Ощутима прямая связь с русским лубком, росписями жостовских подносов, яркостью старинных русских шалей и рукодельных ковров. Не случайно организаторы выставки использовали в экспозиции великолепный дизайнерский ход – создали для живописно-графических работ Костромитина пестрый фон из многоцветных русских ковров и черных с пурпурными розами шалей (галерея «Зили»).К тому же все это красочное великолепие наполнено старинными кувшинчиками, вазочками, бутылками причудливой формы из темного стекла, выставленными как объекты будущих живописных натюрмортов на небольших расписных старинных столах и комодах или на полу в окружении роскошных тканей. И стало очевидно, что работы Костромитина должны жить в домашних интерьерах, быть рядом с людьми, дышать вместе с ними, утешать и согревать их.Редко выставка современного художника рассчитана на то, чтобы вызвать радость и покой, а не привычные страх, ужас и тошноту. Или, может, Костромитин действительно просто очень наивен и не знает конъюнктуры художественного рынка? Нет, скорее это зрелость и смелость. Его работы подобны балетному адажио, которое призвано не потрясать, а успокаивать и радовать. И, кто знает, может, сбудутся чеховские мечты, и мы услышим ангелов и увидим небо в алмазах.[i]Выставка продлится до 18 июня[/i]

Лия Ахеджакова – «Вечерке»: Я – опытная тетка

[i]Потупив долу очи, покорно прошу [b]Лию Меджидовну Ахеджакову [/b]уделить мне двадцать минут после репетиции в «Современнике». Происходит наша встреча накануне сегодняшней московской премьеры спектакля «Чокнутые королевы». Она играет героиню со странностями по имени Кити, в роли ее сестры Ханни – знаменитая питерская актриса Эра Зиганшина, а Мария Кузнецова, чья известность благодаря фильмам Александра Сокурова и ленте «Итальянец» достигла мировых масштабов, играет нежданную гостью в их доме.[/i][b]– Лия, у вас событие за событием. Сегодня – в Театре киноактера московская премьера «Чокнутые королевы», на прошлой неделе вы на этой же сцене, сыграв с Михаилом Жигаловым «Персидскую сирень» Николая Коляды, отметили десятилетие другого своего антрепризного спектакля-долгожителя, а в понедельник мы вас увидим в телесериале Первого канала «Казароза»…[/b] – Меня там вырезали.[b]– Как вырезали? [/b]– Чуть-чуть осталось… так, для приманки. Почему-то на Первом канале меня всегда вырезают.[b]– Но я видел вас в рекламном ролике.[/b]– Так всегда. Первую пишут Ахеджакову, потом вырезают. Я там появляюсь всего три раза.[b]– Тогда лучше поговорим об антрепризе. Считается, что антреприза – легкий хлеб. Так ли?[/b] – О-о-о, легкий хлеб… Вставать в четыре утра, ехать, лететь, а накануне был спектакль в театре.Весь день в дороге – летишь четыре-пять часов – и сразу выходить на сцену. А не дай бог впритык летишь… Какие нервы это выдержат? А ведь на любую сцену вышел и – играй! Ты эту сцену не знаешь. Иногда каблук провалится, иногда оркестровая яма такая, что звук в зал не идет. Гримироваться иногда приходится бог знает где, играть в холодных помещениях. Мы с Мишей Жигаловым «Персидскую сирень» играли в одном городе в Казахстане, где на сцене было два-три градуса тепла, а мы раздетые на сцене.А зритель?.. Например, в екатеринбургском ТЮЗе все спектакли проваливаются. Как быть? Бывает наоборот, зритель сразу тебя поддерживает, и это тебя питает и еще долго будет для тебя праздником. Допустим, это часто случается в Барнауле, Уренгое или в городке Озерск под Челябинском – там всегда успех.Очень интеллигентная публика. Даже такой сложный спектакль, как «Подсолнухи» по Теннесси Уильямсу, который мы играли с Виктором Гвоздицким, принимался на одном дыхании, невероятно хорошо. Люди его поняли. А в Ярославле Теннесси Уильямс не пришелся по вкусу.[b]– В спектакле «Чокнутые королевы» продюсер Ефим Спектор соединил актрис двух российских столиц…[/b] – Поиграть в Питере мне очень интересно. А еще для меня это повод повидаться с друзьями. И драматургия неожиданная, интересная. Спектакль этот – по пьесе молодого немецкого драматурга Даниэля Калля «Зарницы» (мы ее переименовали во избежание наших устойчивых советско-пионерских ассоциаций). Даниэль Калль – та молодая драматургия, которая сейчас появилась не только у нас. Во всем мире происходит обновление театрального языка, языка кино. Этот язык предполагает нечто, казалось бы, не совместимое с нынешним театром. Непривычные художественные зацепки, к которым не знаешь, как подступиться. Даже нам, людям, всю жизнь прожившим в театре, хочется эту драматургию попробовать. И попробовать ее с молодыми талантливыми режиссерами (у нас режиссер именно такой – Ольга Субботина). Не уходить же нам из театра со своей золотой, но старой каретой! Хочется в это новое вникнуть и насладиться им, если такая возможность представляется.Молодая драматургия не всегда очень удобна – то финал не очень сделан, то в середине действие провисает. Характеры хорошо выписаны, а где-то скоропись, которую надо заполнять собой.Всем этим грешит и пьеса Калля.Но зато есть три замечательные женские роли – три женские судьбы вне социума, вне жесткой привязки ко времени. Эти три женщины могут жить и в Германии, и в Африке, и в любом нашем провинциальном городке. И каждая из трио со своим надломом, своим «сдвигом». Моя-то – просто безумная женщина. Они все не молоды и все «не норма», но втроем они – одно целое.[b]– Лия, вот вы говорите, что интересна молодая драматургия и режиссура, но ведь часто смотришь спектакли молодых талантов, ставших модными в последние три-четыре года, и странное ощущение: много в спектакле эффектных эпизодов и «наворотов», а по сути – пшик. Ни глубины мысли, ни эмоций, ни откровений.[/b]– Но этого не скажешь ни о режиссуре Юрия Бутусова, ни о спектаклях Кирилла Серебренникова. У Ольги Субботиной тоже не все получилось. Режиссер она хороший, профессией владеет прекрасно, но в чем-то просто опыта не хватает. Какие-то вещи, не прописанные в пьесе, и ею оказались пропущены. Но мы трое – я с Зиганшиной и Кузнецова – такие опытные тетки, что продолжали въедливо искать, работать, вытягивали, выстраивали те места, где мы ощущали и смысловые, и психологические дыры в драматургии. Нам очень важно, чтобы зритель все мог понять в спектакле. Пьеса-то далекаяот бытописательского, психологического театра.[b]– Но эти опытные тетки еще и актрисы. Как вам удается сосуществовать?[/b] – Великолепно, любя и терпя друг друга. Это все продюсер. Ефим всегда идеально подбирает ансамбль. Со всеми партнерами, с которыми я работала в его антрепризе, были идеальные отношения. Он абсолютно точно угадал, что мы те актрисы, которые говорят на одном языке.[b]– Лия, опять же о молодых. Я бы вас причислил к подвижникам новой драматургии. Ведь десять лет назад Николай Коляда именно для вас и Михаила Жигалова написал «Персидскую сирень»?[/b] – Да, это теперь Коляда уже мэтр. Но еще до «Сирени» Галина Волчек поставила в «Современнике» его пьесу «Мурлин Мурло», потом по его же пьесе она поставила спектакль «Мы едем, едем, едем…», а потом он по моей просьбе написал замечательную пьесу по гоголевским «Старосветским помещикам». Валерий Фокин для нас с Богданом Ступкой поставил спектакль, который сначала критики дружно обругали, а потом также дружно восхваляли.[b]– Эльдар Рязанов снимает новый фильм «Андерсен. Фантазия на тему». Не может быть, чтобы без вас.[/b]– Он его уже снял. У меня в нем всего один эпизод. Играю гадалку, которая нагадала Андерсену, что у него никогда не будет женщины. И как в воду глядела, так и вышло. Вот ведь, великий сказочник, а такой несчастливый человек.[b]– Поскольку говорим после репетиции, в какой новой роли мы вас увидим в «Современнике»?[/b] – Репетируем пьесу, которую принес режиссер Борис Мильграм. С ним мы делали «Персидскую сирень», и у него я с Геннадием Хазановым снималась в телефильме «Бред вдвоем».[b]– Это современная история?[/b] – Современная. Опять – три женщины, три пенсионерки.[b]– С репетиции шла Алла Покровская.[/b]– Да, она занята в нем, две другие роли – у меня и Елены Козельковой. И тоже новый драматург, совершенно пока неизвестный в Москве, он из Ростова. Больше пока о нем ничего не скажу.[b]– Опять твердите: новый, молодой, интересно. А что именно интересно? [/b]– Вот, скажем, Максим Курочкин есть. Я просто мечтаю в одной из его пьес сыграть. «Сталево поле» называется. И даже сказала об этом Кириллу Серебренникову. Я у Серебренникова сейчас играю небольшую роль в фильме «Изображая жертву» по потрясающей пьесе братьев Пресняковых. Японку, которую во мхатовской постановке Серебренникова играет Алла Покровская. И сам Кирилл работает интересно, и все вокруг него начинают работать невероятно. Я присутствовала на съемке, когда снимался эпизод с одним из главных персонажей – капитаном милиции, которого играет Виталий Хаев, он произносит свой центральный монолог. Один дубль был лучше другого. Должен получиться очень интересный фильм. Правда, если «Изображая жертву» Серебренников снимет для Первого канала, то меня опять вырежут.[b]– «Изображая жертву» – страшноватая вещь…[/b] – Есть театр, а есть быт. Как бы театр ни питался жизнью, жизненные реалии и театральные реалии – разные. В театре даже мерзотина жизни становится фактом искусства. И она иначе тобой воспринимается. Например, тот же матерный монолог капитана милиции, если бы я его услышала в жизни, то не знаю, как бы на него реагировала. Но на сцене, в кино о тех вещах, о которых говорит этот Капитан, – иначе ну не скажешь! Уже нет сил, нет языка, на котором это можно сказать.[b]– Лия, и о чем бы вы сказали на этом языке?[/b] – То, о чем говорит этот капитан.[b]– О чем же? О какой мерзости?[/b] – Когда молодежь, молодые люди, которые ни за что, по совсем непонятно каким причинам идут на улицу, чтобы кого-то изнасиловать, убить, порезать. Как говорит этот капитан: «Глобальное нае..тельство». С футболом нае.., со стариками нае… Всякую веру в людях убивают. Нам все время говорят про какой-то немыслимый стабилизационный фонд, а в провинции старики с голоду умирают. На каждом шагу мы боимся. Боимся в свой подъезд войти. Боимся на улице машину оставить – раскурочат, угонят. Воруют… Сумки из рук вырывают. Идет молодой человек и ничтоже сумняшеся отбирает у старухи сумку и на это спокойно живет. Он не хочет работать, он хочет красть сумочки. Ну, я не сумею так сформулировать, как в пьесе Пресняковых: глобальное нае...тельство.

Война закончилась в «Черешневом лесу»

[i]Фестиваль «Черешневый лес» уже традиционно ежегодно во второй половине мая приносит сюрпризы, пытаясь охватить все виды искусств. О большинстве значительных его событий мы писали – в рамках фестиваля состоялся концерт Елены Образцовой (см. «Вечернюю Москву» за 17 мая), приехал на короткие гастроли Театр-студия Резо Габриадзе со спектаклями «Сталинградская битва» и «Осень нашей весны» («ВМ» за 24 мая), прошла премьера «Оратории жизни» Алексея Рыбникова («ВМ» за 20 мая), а МХТ им. Чехова сыграл премьеру спектакля «Возвращение» по Андрею Платонову («ВМ» за 30 мая)…[/i][b]Мировая премьера[/b]В минувшую пятницу огромная толпа окружила зал Московской консерватории, чтобы услышать Юрия Башмета и побывать на мировой премьере Четвертой симфонии для оркестра, хора и солирующего альта «60-летию Великой Победы посвящается» композитора Александра Чайковского и редко звучащую в России Пятую симфонию Бетховена.В первой части концерта звучал Шостакович, зал завороженно следил за магией движений дирижера – Юрия Башмета. Исполнение музыки Александра Чайковского, специально написанной к юбилею Победы, встретили настороженно, но когда к инструментам присоединился хор капеллы Юрлова (дирижер – Геннадий Дмитряк), ведя свои партии без текстов, лишь как дополнительный уникальный музыкальный инструмент, интерес и внимание публики обострились, а когда Башмет взял в руки альт, сомнений не осталось – премьера прошла успешно…В музыке Александра Чайковского нет нагнетания страхов войны, есть мирные картинки, разрываемые, раздражаемые тревогой, лирической, почти интимной болью каждого отдельного человека, а финал, в котором им использована тема песни Василия Соловьева-Седова «Прощай, любимый город», придает Четвертой симфонии величавость, спокойствие силы. Как человек, любящий кино, не могу не сказать, что музыка Чайковского словно создана для хорошего фильма.[b]Гитлер капут! Звучит убедительно…[/b]А завершился фестиваль показом в кинотеатре «Пушкинский» скандально знаменитого фильма «Бункер». Скандально знаменитого, потому что эта картина – первый художественный фильм о Гитлере, снятый на его родине немецким режиссером. В конце 2004 года в Германии долго шли общественные дебаты – стоит или нет выпускать его на экраны, боялись раскола, брожения умов в стране, которая вроде бы покаялась, устала нести бремя вины…Зато американцы номинировали «Бункер» на «Оскар-2005», да и на других кинофорумах он был в числе лидеров. Завтра этот фильм выходит на экраны московских кинотеатров.Как правило, любая картина или спектакль, будь то о Сталине или Гитлере, обязательно загоняет каждого режиссера, а за ним зрителей и критиков в коридор из непременных вопросов: пытаются ли создатели найти в них только качества злодея-тирана, монстра или приоткрывают какие-либо человеческие черты и этим невольно оправдывают их? Кстати, и тот и другой путь художественного осмысления обязательно будет ущербен и осуждаем частью публики. Может, на то они и антигерои, чтобы селить раздор, даже уйдя в историю… Самый памятный и серьезный наш фильм о Гитлере – «Молох» – снял Александр Сокуров. Гитлер в нем – таинственный нелюдь, снедаемый темными, патологическими комплексами. Сокуров как бы вывел свой персонаж за рамки обыденных представлений, определений и норм. Вопрос о том, насколько он человечен, был просто неуместен. А вот в картине «Бункер» Оливера Хиршбигеля Гитлер вполне земной, реально-бытовой и нашему суду подвластен...В «Бункере», ленте о последних днях фюрера и его приближенных, проведенных в подземном укрытии на 11-метровой глубине под Берлином, роль Гитлера играет Бруно Ганц, который, по иронии киноискусства, известен нам как ангел из фильма «Небо над Берлином». Ганц играет фюрера вздорным, разрушающимся и внешне, и внутренне человеком без тени обаяния, персонажем властным, жестоким и трусливым одновременно. То, что Бруно Ганц играет Гитлера в доступных пониманию пределах, нисколько не обедняет роль. Его Гитлер достоверен и отвратителен. Как ни странно, возвращаясь к сокуровской ленте, при всем восхищении ею мне кажется, что, пытаясь подвергнуть то или иное явление глубинному анализу, такие художники, как он, невольно обогащают своих персонажей, придают плоским, а может быть, и просто психически больным историческим личностям отсутствующий в них духовный объем.Несомненно, для режиссера Оливера Хиршбигеля фильм «Бункер» – национальный подвиг. Его фильм жесткий, холодновато рациональный, не щадящий своих соотечественников: рядом с прямолинейными вояками – подлецы, убивающие стариков и детей, одержимые страхом, кровожадные моральные ублюдки. А в окружении Гитлера – прихвостни, жаждущие чинов, женщины с безумными глазами, гипнотически преданные его воле…В фильме «Бункер» создан великолепный актерский ансамбль – от эпизодических персонажей до больших работ, каждая выпукла, объемна. Хороша в ленте актриса Александра Мария Лара, сыгравшая 22-летнюю секретаршу Гитлера Траудль Юнге. Очень интересно сыграна в фильме Юлианой Колер роль Евы Браун, по-своему умной и отчаянной, но безвольной женщины.Эффектно сняты и смонтированы сцены разрушений, бомбежек, операций раненых, когда летят отрезанные человеческие руки и ноги…Наконец, очень мощный эпизод, когда жена Геббельса методично и холодно отравляет поочередно своих шестерых спящих детей, а потом выходит с мужем на поверхность бункера, чтобы совершить совместное самоубийство, – все это впечатляющий и безоговорочный приговор фашизму и войне. Оливер Хиршбигель сказал свое «Гитлер капут!» решительно и внятно.

Чемодан денег им не помог

[b]Диву даешься – сколько же надо иметь энергии, чтобы выпускать премьеру за премьерой на сценах двух театров! Только успевай на них ходить. И не успеешь за Олегом Табаковым, не уследишь, не просчитаешь, какая у него такая своя генеральная линия? На что он делает ставку? То ли на классический репертуар, то ли на современных авангардных авторов, то ли на «самоигральные», бульварные пьесы… Он расчетливо всеяден, в его театрах идет все, что может привлечь публику, его метод проб и ошибок, экспериментов и риска дает главный результат – и МХТ, и «Табакерка» остаются в центре внимания театральной публики.[/b]«Блюз Толстяка Фредди» американского драматурга Филипса Дж. Барри вполне можно отнести к бульварным, так называемым хорошо сделанным пьесам – всего четыре персонажа, остроумные, в стиле пикировки, диалоги, занятный сюжетный «движитель», достоверные типажи и характеры героев, наконец, непременные привкус грусти и масса поводов для разговоров и проявления любви…Кстати, изящный перевод пьесы, сделанный Татьяной Бутровой, позволил сохранить легкость авторского языка, превратив его в современный нашенский русский без ханжеских купюр и без наглой бравады сленгом.Войдя в свой дом, герой спектакля Расс, даже не успев включить свет, обескуражен тем, что в его кресле сидит незваный гость – всем известный в их городке Толстяк Фредди, бывший бандит-мафиози, с возрастом перешедший в категорию влиятельных денежных людей. Да и своему прозвищу Толстяк Фредди нынче вовсе не отвечает – просто плотный, крепкий, уже серьезного возраста господин. А пришел он в дом Расса лишь затем, чтобы устроить счастье своей дочери – красавицы Дианы. Ведь он знает, что она и Расс когда-то любили друг друга, расстались скорее всего по его, Фредди, вине. Теперь же, когда он знает, что бывшего возлюбленного дочери бросила жена, а ему самому осталось жить недолго, он хочет сделать дочь счастливой. Короче, Фредди принес чемодан с полумиллионом долларов и просит Расса жениться на Диане… Вот такая занятная завязка этого спектакля, в котором Расс будет метаться, разрываясь между Дианой и возвращающейся и вновь бросающей его женой Дженни. А Фреддистанет вновь предлагать свои полмиллиона, но уже жене Расса, только чтобы она ушла от мужа.Спектакль поставил режиссер и известный специалист по сценическому движению Андрей Дрознин, поэтому, естественно, в спектакле есть хорошие танцевальные номера и у исполнительницы роли Дианы – Дарьи Калмыковой, и у исполнительницы роли Дженни – Ольги Красько. Кроме того, режиссер активно использует прием «открытого» спектакля, и сидящий на сцене за инструментом тапер, он же композитор Дмитрий Мальцев, не только сопровождает «живым звуком» спектакль, но и отчасти участвует в действии – именно к нему обращены некоторые реплики персонажей, именно у него они ищут одобрения своим поступкам… Спектакль получился в стиле блюз – легким, стремительным, с грустью, эмоционально-взрывными, смешными моментами и с хорошими актерскими работами.Михаил Хомяков играет Толстяка Фредди широко, с вальяжным юмором человека, хорошо знающего жизнь и человеческую натуру. Дарья Калмыкова в роли Дианы создает некий узнаваемый типаж всегда бодрой и молодой американки, знающей себе цену чувственной платиновой блондинки на длинных ногах. Ну а когда роль дает возможность, она убедительно и трогательно передает свои любовь и сочувствие к больному отцу. Ведь в чем-то они очень похожи друг на друга.Труднее всего было добиться актерских открытий Игорю Петрову, играющему Расса, – роль у него такая, все всё решают за него, он пассивный центр главных конфликтов спектакля. Но и у него есть пара сцен, ярких, броских, гротескных и интересных по актерскому воплощению.Наконец, об Ольге Красько в роли Дженни. Всякая настороженность и опасение разочарования в актерском даровании этой актрисы, молниеносно ставшей знаменитой после «Турецкого гамбита», развеялись с первых минут ее появления на сцене. Естественная и необычная одновременно, с какими-то заразительными и заставляющими очаровываться ею внутренними эмоциональными пружинами актриса. При этом она умно и точно выстраивает роль юной, наивной и очень честной, искренней, как пионерка, юной Дженни.В финале Фредди находит решение, как разобраться между собой участникам любовного треугольника. Но его совет не станем оглашать, а вот к рекомендации Фредди доверять себе, своим чувствам, не убивать их, когда сразу не находишь возможности распутать жизненный клубок, прислушаться стоит, ведь дает ее персонаж, который уже знает ценность каждого часа бытия.

Ходорковский стал популярной моделью

[b]С каждым годом выставка «Арт-Москва» собирает все большее количество галерей и публики. «Арт-Москву-2004» посетило больше 35 тыс. человек. Нынешняя, имеющая подзаголовок «Территория искусства. Без цензуры», начавшаяся вчера бурно и весело, явно превысит эту цифру. Да и количество галерей, представивших свои «закрома» в этом году, немалое – 53 галереи, половина из которых – зарубежные.[/b]Одной из явных и самых заметных фишек вчерашнего открытия были коровы, предназначенные для раскраски нашими артистическими знаменитостями. Их готовят к августовскому «Параду коров» и последующей продаже с аукциона «Сотбис», чтобы помочь больным детям ([i]см. «Вечернюю Москву» за 19 апреля с. г.[/i]). А знаменитости – Андрей Макаревич, художники Андрей Бартеньев, Константин Звездочетов, Влад Мамышев-Монро, Олег Кулик, актер Сергей Юрский, шоумен Бари Алибасов и раздающий то и дело автографы, весь в черном Эдуард Лимонов с очень красивой, благоухающей спутницей, в элегантном, тоже черном шифоновом платье. Обстановка располагала к светскому общению – многие галеристы, как водится на подобных выставках, устраивали у своих стендов небольшие фуршеты обязательно с хорошими винами… Ну как еще с чувством поговоришь об этом изобилии искусства, которое глядит со всех сторон! Теперь об искусстве. Выставка отразила явную тенденцию современного изобразительного творчества к слиянию фотографии с плакатным стилем и даже с живописью. Вернее, происходит их взаимопроникновение.Многие живописные работы и цветные литографии похожи на обработанные на компьютере фото. Порой трудно отличить, что стало первоосновой для того или иного полотна или эстампа – фотография, перенесенная на холст и ватманский лист и затем доведенная при помощи красок до конечного результата, или наоборот. Еще одна тенденции – делать цикл из нескольких почти дублирующих друг друга, лишь с разными цветовыми вариациями, работ. И то и другое – большой привет Энди Уорхолу.Другая, тоже почти новая, тенденция – это явный интерес к раскрашенной скульптуре. Ее делают из поролона, папье-маше или гипса. Но здесь авторы стремятся к «прикольности» – раскрашенной скульптуройможет стать обнаженная карлица лишь в трусиках-бикини, за резинкой которых – сторублевка, или нежная Офелия-утопленница, в маленьком стеклянном бассейне с венком на голове и в белом подвенечном платье. Кстати, автором «Офелии» (на снимке) оказалась француженка Флоранс Обреш, которая подтвердила мою догадку, что свою идею она заимствовала у художников прерафаэлитов, которых очень любит. «Офелия» – один в один копия автора. В Москве она выставляется во второй раз. На этом же французском стенде были представлены работы ее товарки-художницы, бродившей рядом с младенцем на руках.Одна ее фотоживописная работа-автопортрет – она обнаженная в пикантной шляпе и туфлях, второй автопортрет – она же, но уже с ребенком.На «Арт-Москве» еще раз можно увидеть живопись модных Александра Виноградова и Владимира Дубосарского, Влада Мамышева-Монро, фотографии Олега Кулика, зачехленные автоматы, украшенные орденами, Дмитрия Цветкова.Но самый большой успех вчера свалился на плечи Павла Шевелева. Успех предсказуемый. Он выставил зарисовки из зала суда над Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым.Вовремя попал художник в нужное место. У его стенда раздавали интервью адвокаты Ходорковского и Лебедева, о своем впечатлении от рисунков говорил народный артист Сергей Юрский… Да, эпохальных художественных открытий не замечено. Но очень много интересного и веселого искусства. Сходите до 29 мая на этот праздник раскрепощенного творчества.

Тайное венчание Сталина

[b]Тоска охватывает, когда идешь на новый фильм или спектакль о Сталине. Опять ждешь долбежки по мозгам о злодее, тиране, о том, что этого больше нельзя допустить, что это не должно повториться… Кто знает и понимает – тот чувствует все больно и глубоко. И что тогда может добавить даже самый распрекрасный спектакль? А до тех, до кого за 50 лет не дошло, – можно ли до них достучаться?[/b]Какие слова, какие горы трупов надо показать, какую художественную мощь затратить, чтобы чем-либо вразумить тех, кто, жонглируя словами «Родина», «народ», «патриотизм», мелькающими в обезличенном косноязычье, под присмотром министра образования создает молодежные партии, призванные разделить нас на «наших» и «чужих», а главное – научить всех «правильно» жить и думать. Они уже готовы ковать «правильных» людей будущего, а те, кто ковке не поддается, – уйдут в бараки, в отходы, в небытие… Спектакль «Полет черной ласточки» по пьесе тбилисских драматургов Петра Хотяновского и Инги Гаручава, поставленный модным режиссером-экспериментатором Владимиром Агеевым, с первых же минут опровергает все внутренние заготовки и начинает погружать зрителей в свой прихотливый, фантастический сюжет, в диссонансные потоки исторических фактов и баек, «хайтековских» придумок, авторско-режиссерских ассоциаций и актерского художественного литья.Место действия спектакля – ближняя дача Сталина. Время действия – с 28 февраля по 2 марта 1953 года. Рядом с умирающим Иосифом Сталиным (Игорь Кваша) – Женщина вождя (Мария Аниканова) и его Друг (Николай Попков). И нам, и героям спектакля известно, что вождь умирает, но сценический Сталин добр и даже полон жизненных сил. Он очарован, он влюблен в Женщину, и она того стоит: юная, обольстительная, с точеным, белого мрамора, лицом, стремительно-гибкая, как дикая кошка, умная, острая на язык.Только ей доверяет вождь свою жизнь и свои мысли. Для вождя шьют новую шинель. И он уже знает, что с этой шинелью ему готовят смерть, – ведь восемь пуговиц на ней будут изготовлены из радиоактивного металла – каждая будет прожигать его тело своими излучениями мощностью в 100 кюри… А еще в это время открылась в небе дыра: смыкаясь, закрываясь, она должна втянуть в себя жизнь вождя всех народов. Но время остановилось, зависло, как компьютер, не хочет выполнять операцию по уничтожению Сталина…Как ни странно, в этот момент я вспомнил давний спектакль «Современника» «Восхождение на Фудзияму» по Чингизу Айтматову. Это, если не ошибаюсь, был первый спектакль, выпущенный Галиной Волчек после ухода из театра Олега Ефремова, и в нем играли гениальная Любовь Добржанская и Игорь Кваша. Мне кажется, тогда Игорь Кваша сыграл свою лучшую роль – в его герое, даже в том, как зябко он прятал руки, вытягивая рукава свитера, была целая трагическая биография человека, прошедшего сталинские лагеря.Я был тогда на практике в литчасти «Современника» и помню, с какой осторожностью завлит театра Ляля Котова и администратор Лидия Постникова расписывали места в зале для приглашенных – так, чтобы ортодоксальный коммунист, сталинист – главный редактор журнала «Театральная жизнь» Зубков не оказался рядом с Андреем Вознесенским или Булатом Окуджавой…Был 1973 год. Время зависало, застой вот-вот готов был раскрыть свой гнилостный рот – в 1974-м начнут сажать, шельмовать, высылать «неправильных», не «наших» людей…Теперь Игорь Кваша играет Сталина – мастерски, без нажима на общеизвестные штампы. Без затяжных, многозначительных пауз, добавив лишь легкий акцент. Играет без ожесточенной разоблачительности, играет самое сложное – заурядность, обыкновенную дрянь рода человеческого. Дрянь, возомнившую себя богом. Дрянь трусливую, жестокую, жадную до жизни, похотливую и даже отчасти сентиментальную.Но любви он не знал – ни к матери, ни к женщине. Поэтому так хочется ему, пока не закроется небо, поймать за хвост ускользающую жизнь, почувствовать себя Ромео, узнать любовь Женщины – он даже готов обвенчаться с ней.И будет на сцене обряд венчания, как положено с «патером Лоренцо» – настоятелем церкви Евлампием (Владислав Федченко), посаженными отцом – евреем-портным (Валерий Шальных) и матерью – случайной цыганкой из хора. Только станет это обручение праздником сатаны и ведьмы…Как-либо препарировать спектакль на составляющие компоненты сложно, да и надо ли? Ведь главное в спектакле – когда не важно, чья заслуга в том, что он захватывает, заставляет следить за действием. А здесь есть и интересный, многомерный текст с небанальными, смелыми поворотами сюжета; и властная, мощная, строгая и эффектная режиссура; и слаженный, точный актерский ансамбль.Что замечательно в режиссуре Владимира Агеева – создавая жесткую, почти графическую сценическую форму спектакля с интересно выстроенными, часто просто скульптурными мизансценами, с эффектными массовками, у него психологически выпукло проработаны все роли. Кваша – великолепен.Но и роль Женщины сыграна Марией Аникановой так неожиданно (женственно и холодновато-хищно одновременно), что очевидно: слава уже набрала в легкие воздух, чтобы окликнуть ее… Валерий Шальных очень хорош в роли портного, да и Владислав Федченко свою роль сыграл интересно, броско.Впечатляют костюмы и оформление Марины Филатовой и световая партитура спектакля Олега Уразбахтина. Играется спектакль среди черных прямоугольных колонн на фоне то барельефа, изображающего счастье советского народа, то фрагмента лица с неусыпным звериным взглядом вождя. Черный диван, радио 50-х годов, массивный стол. Минимум реальных деталей, игра черно-красных тонов оформления и света как нельзя лучше работают на создание тревожно-мистической атмосферы спектакля.Пожалуй, лишь предфинальная сцена с диалогами Сталина и Друга (очевидно, что это Берия), с охранником с багром в руке, сообщающим о наводнении в правительственном метро, с дважды-трижды прожеванным разговором об освобождении или нет еврея-портного из лагеря и прочими деталями утяжеляет, тормозит удивительно легкое и стремительное развитие этой изящной и умной фантасмагории о Сталине и наших мифах о нем.В финале Сталин-идол опускается вниз, в преисподнюю, и вновь поднимается на сцену в белоснежно-парадном военном френче. Все это происходит под песню: «Ты не печалься, ты не прощайся, я обязательно вернусь…» Неужто время опять зависнет? Не приведи судьба опять вспомнить его застывшим.

Русские отверженные атакуют Марсель

[b]Казалось, от затеи показать во Франции русский мюзикл веет авантюрой. Но три последние дня фестиваля, включавшего и нашу киноклассику («Летят журавли», «Баллада о солдате», «Военно-полевой роман»), и выступления драматических коллективов и театров-кабаре, зал театра «Турски» в Марселе был забит до отказа. Каждое представление мюзикла «Владимирская площадь» завершалось овациями.[/b]Первая постановка мюзикла Александра Журбина «Владимирская площадь», поставленная питерским режиссером Владиславом Пази в Театре Ленсовета, большого успеха не имела.Не совпала, видно, со строгими, сдержанными вкусами жителей Северной столицы. Мюзикл создан на основе «Униженных и оскорбленных» Ф. М. Достоевского. А питерцы очень дорожат и так называемой достоевщиной, и несколько переоцененной ими якобы депрессивной атмосферой своего города.И тем не менее режиссер Борис Мильграм, недавно возглавивший Пермский академический драматический театр, решил, что этому коллективу не повредят резкие движения, и предложил Владиславу Пази осуществить перенос его мюзикла на новую сцену.Для обновленной постановки дорабатывались и либретто Вячеслава Вербина, и музыка, корректировались декорации и установка света (партитура спектакля художника по свету Глеба Фильштинского стоила бы отдельной статьи).Но главное – приходилось преодолевать страх драматических актеров перед тем, что им более двух часов предстоит на сцене петь и вообще существовать в иной, не в традиционно-реалистической стилистике.Теперь же, когда видишь их упоение музыкой и самим жанром, кажется, что это если уж не певцы с консерваторской школой, то, по крайней мере, труппа хорошего театра оперетты.При этом в спектакле много великолепно сыгранных и спетых ролей актрисами Ольгой Пудовой и Татьяной Поповой, Лидией Аникеевой и Анной Сырчиковой. (Об исполнительнице роли Нелли скажу чуть позже.) Спектакль динамичный, весь создан из контрастов – сцены буйные, лихие сменяются лирическими, интимно-тихими, а большим массовым приходят на смену дуэтные, сольные.Только видя спектакль, понимаешь, что в сюжете, в самой канве «Униженных и оскорбленных» есть все опорные точки, на которых зиждется популярность классических мюзиклов – таких как «Моя прекрасная леди», «Оливер», «Отверженные» («Мизерабль») по Гюго.Есть возможность контраста. С одной стороны – отбросы общества: нищие пьяницы, бандиты, проститутки (не будем ханжами – эти типы всегда живописно-выигрышно смотрятся на сцене). С другой – «приличные люди»: страдающие, переполненные чувствами любовными, светлыми, трагическими, наконец.Когда на марсельской пресс-конференции я спросил Александра Журбина, насколько им двигал расчет на фигуры «отверженных» так или иначе героев мюзиклов с мировой славой, композитор ответил, что расчет был действительно вполне сознательным. Он даже назвать хотел свое сочинение «Русский «Мизерабль». Да и кто теперь бросит в победителя камень, когда литературная основа дала возможность создать яркие музыкальные шлягеры в диапазоне от лирического городского романса до площадной песни, да еще насытить все это фольклорными элементами, «блатняком» и «цыганщиной»… Когда в финале спектакля хрупкая, несчастная и трогательная Нелли перед смертью дрожаще-детским голоском поет: «Разбилась жизнь-тарелочка, и пальчики в крови, прощай навеки, девочка, хотевшая любви», в зале восторг восхищения перемежается с сентиментальными слезами.Об исполнительнице роли Нелли, актрисе Ирине Максимкиной, стоит сказать особо и потому, что ее роль – абсолютная удача спектакля, и потому, что москвичам она хорошо известна. Несколько лет назад она потрясающе сыграла вместе с такими звездами, как Инна Чурикова и Гедиминас Таранда в нашумевшем и до сих пор памятном спектакле «Овечка», поставленном ее мужем Борисом Мильграмом. Когда мужу предложили возглавить Пермский драматический театр, эта юная, но уже с двумя детьми актриса отправилась за ним. Нет, не в Сибирь, не в глушь, но в город, где очень поддерживают культуру, где лозунгом стали слоганы: «Пермь – территория успеха» и «Не уезжай!» Вице-губернатор Пермской области Олег Ощепков, опекавший театр в Марселе, рассказывал журналистам о специальной программе возрождения провинции, если Пермь вообще можно отнести к провинции – ведь одни только балетные танцовщики сделали этому городу мировое имя! Нужно очень заботиться о культурной славе своего города, чтобы на зарубежные гастроли вывести не только огромные декорации, но и такой состав исполнителей: более 40 артистов, да еще человек 60 санкт-петербургского оркестра «Классика»! Ну и напоследок стоит сказать, что спектакли в Марселе, этот успех у французских зрителей – только генеральная репетиция перед осенними гастролями мюзикла пермяков в Москве.Гастроли намечены на октябрь.Предполагается, что сначала мюзикл «Владимирская площадь» пройдет на сцене Малого театра, а потом и в других залах столицы. Ведь создатели «Владимирской площади» – люди амбициозные и намерены сыграть его в Москве раз 15–20, не меньше!

Депутат Неверов против «Детей Розенталя»

[b]Как уже писала «Вечерка», по инициативе депутата от «Единой России» Сергея Неверова Госдума поручила Комитету по культуре изучить обстоятельства постановки в Большом театре оперы «Дети Розенталя» Леонида Десятникова на либретто Владимира Сорокина. Пресс-служба театра ответила: «Большой театр может заверить в том, что произведение не содержит ненормативной лексики или сцен порнографического содержания».[/b]Генеральный директор Большого театра Анатолий Иксанов накануне предположил, что инициатива Неверова связана с «черным пиаром» вокруг реконструкции здания театра.Вчера прошла пресс-конференция на эту тему. «Вечерка» просила руководителей театра прокомментировать скандальные события.[b]Генеральный директор ГАБТа Анатолий ИКСАНОВ:[/b]– А раньше Госдума хоть раз интересовалась репертуаром какого-нибудь театра? Почему же сейчас заинтересовался г-н Неверов из Кузбасса? Мне тоже захотелось задать ему вопрос: а все ли у вас в порядке в шахтах? Что-то он оторвался от народа, театрал какой стал! «Я не читал, а считаю, что это порнография и пошлость». Я могу задать ему встречный вопрос: я не присутствовал на заседаниях Госдумы, но, может, вы там занимаетесь пошлостью и порнографией? Пусть он мне ответит! Я ему, кстати, вчера послал текст либретто.[b]Главный дирижер ГАБТа Александр ВЕДЕРНИКОВ:[/b]– Вы можете себе представить реакцию английского общества, если бы парламент задал театру «Ковент Гарден» пару таких вопросов?! Я – с трудом! Если допустить, что сыр-бор разгорелся из-за оперы, а не как метод политического давления, то мы уже два года этой оперой занимаемся – можно было запросить либретто почитать.Это очень прозрачное сочинение. Весьма традиционное, оно отсылает к творчеству композиторов, о которых там идет речь (Моцарт, Верди, Чайковский, Вагнер. – Н. З.). Мне факт создания новой отечественной оперы представляется крайне позитивным. Оперы-то сейчас никто не пишет… Вспомним, что были провалены и ошельмованы в свое время и «Жизнь за царя», и «Борис Годунов», и балет «Лебединое озеро». Так что это наша российская традиция. И за 150 лет мы ничему не научились....Прежде чем Неверову судить Сорокина, неплохо бы ему ознакомиться с хорошей русской литературой ХХ века: Белым, Платоновым, Бабелем, Замятиным. Тогда Сорокин не вызывал бы такого прыткого возмущения. Аргумент же какой-нибудь серьезный имейте! А то, как всегда, вместо серьезных аргументов – в одну дуду: «пошлость», «порнография», «сумбур вместо музыки»… Как-то один хороший психолог раскрыл секрет: защита нравственности – последнее прибежище невежества.Ну, зато аншлаг опере «Дети Розенталя», премьера которой 23 марта, обеспечен.

К святости всегда готова!

[b]В основу спектакля лег скандальный роман Михаила Кононова – бестселлер 2001–2002 годов. Правда, стоит сказать, что до взрыва своей популярности роман несколько лет мусолился по разным издательствам, и никто не решался его опубликовать. Еще бы: ведь роман о том, как юная чистая девочка Маша Мухина стала на войне полковой шлюхой и… святой одновременно! И здесь, как ни крути – авторов постановки упрекнут в попрании святынь нашей истории и подвига народа, положившего на алтарь победы миллионы невинных жизней. Ведь это ж надо такое придумать: «Голая пионерка» – подстилка солдатская!..[/b]Инсценировку написала Ксения Драгунская, постановщик спектакля Кирилл Серебренников тоже к ней руку приложил.Естественно, режиссер выстроил спектакль вокруг Чулпан Хаматовой. Он провел ее Машу Мухину по трагической, но в чем-то и типичной судьбе девочки предвоенных и военных лет, дав спектаклю развернутый подзаголовок: «Музыкально-батальная мистерия с бодрой войной и чистой любовью, с цирковыми аттракционами и настоящей Любоффью-орловой, а также зафиксированным явлением Пресвятой Богородицы и стратегическими полетами АБСОЛЮТНО ГОЛОЙ ПИОНЕРКИ!»Серебренников отважно разнообразит и расцвечивает повествовательность каскадом режиссерских трюков. Есть в спектакле и кинопроекция знаменитых кадров из «Цирка», и летучая мышь, обернувшаяся американцем Бэтменом в маске и красном плаще. Есть нечто вроде древнегреческого хора, в который то и дело превращаются второстепенные персонажи.Наконец, ближе к финалу, когда святость Машиной души должна быть обозначена и визуально, на сцене появляется рака в драгоценных камнях и постамент для скульптуры Богородицы. Кроме того, Маша-Муха в своих снах и по воле Всевышнего, в которого не верит, ходит то по канату, то по цирковой доске, взлетая на трапеции, закрепившись за цирковые лонжи, проделывает акробатические этюды…В таком режиссерском изобилии и существует героиня Чулпан Хаматовой – простая, недалекая, одержимая верой в Сталина и в светлое коммунистическое будущее, любовью к Любови Орловой. Пионерка, которая никогда не даст поцелуя без любви.Но, попав на фронт, услышит от командира, что если она патриотка, то должна понимать, какая на ней, юной дочери Ленина и Сталина, ответственность и каков ее святой долг – давать героическим сынам Родины свое тело. И она, как настоящая пионерка, отвечает: «Всегда готова!»…Чулпан Хаматова невинность, незащищенность и завороженность коммунистическим мифом играет пронзительно, тонко и нервно. Ее Муха, побывав под сотнями солдат, верит и тому, что сама чиста и любви еще не знала. А уж целовать себя в губы никому не позволила… Роль потрясающая, Чулпан Хаматова вырастает в большую, возможно, великую актрису.Но… Дело в том, что Хаматова относится к типу актеров, каким был Михаил Чехов: амплуа их в старом театре определялось как «герой-неврастеник». Они способны довести свое внутреннее состояние до белого каления и в такие минуты полностью подчиняют себе зал.Чтобы держать эту властительную ноту, нужен большой опыт и настоящая драматургия, расчетливо оставляющая возможность эмоционального пика на финал. В «Голой пионерке» (возможно, в силу повествовательной первоосновы) такой пик наступает в середине, держать напряжение дальше не удается. Зрители просто следят за тем, как история ползет к финалу.Наивысший эмоциональный пик приходится на эпизод, когда благодаря выстрелу Маши Мухиной солдаты ее отряда выходят из окружения. Но большой генерал в воспитательных целях начинает расстреливать каждого третьего из выживших. Раз целы – значит, трусы. И вот эта святая солдатская девка рассуждает: как же велик генерал, не хочется ему расстреливать, а надо, чтобы наша Родина была сильной, могучей. Логика тоже сильная, крепкая, советская.Вспомнилось, как недавно премьер Михаил Фрадков в Госдуме докладывал о сбоях в работе с пенсионерами-льготниками, говорил, что ему приходится видеться с Михаилом Зурабовым, и тот так переживает, так страдает из-за пробуксовки реформ! Действительно, вот кому сострадать по-настоящему надо – им, несчастным слугам народа. Кроме них, в нашей стране и посочувствовать больше некому. Я вот после этой речи чуть ли не неделю рыдал, Зурабова жалко было…Режиссура Кирилла Серебренникова небезынтересна. Впечатляет, когда в тишине с грохотом падают с колосников на помост сапоги – так неожиданно и страшно обозначено начало великой народной войны. Есть в спектакле точные, хоть и менее эффектные овеществленные метафоры: земля в платочке – ногами на земле стоять, «ни пяди родной земли»… Но жаль, что режиссура заставляет следить за ней, как за фигурным катанием: за такой-то трюк можно поставить 5,5, а за этот – и все 6 баллов…Поизрасходовавшись в недавнем «Лесе» в МХТ на проникновении вслед за знаменитым немецким режиссером Кристофом Марталером ([i]см. «ВМ» за 22 ноября и за 22 декабря 2004 г.[/i]) в стилистику советского застойного быта, постановщик в своих находках не кажется столь изящным, как во мхатовском спектакле.Так, появление, помимо Маши Мухиной, на другой трапеции немецкой девицы, якобы Марики Рёкк, с песней и танцем из «Девушки моей мечты» – затея слишком уж тривиальная. (Все цитаты с кинодивами – Мэрилин Монро с задранной ветродуем юбкой, Марлен Дитрих с пахитоской и т. п. в кино и театре растиражированы до оскомины.) Хотя очевидно, что Кирилл Серебренников, человек образованный и широких интересов, приступая к постановке, хорошо проштудировал «Монтаж аттракционов» Сергея Эйзенштейна, который тот создавал параллельно со спектаклем «Мудрец» (по пьесе «На всякого мудреца довольно простоты»), где персонажи у него играли на цирковых трапециях, карабкались по першу, ходили по канату… Что ж, можно быть только признательным за возрождение забытых традиций отечественных театральных экспериментаторов, за талантливый монтаж аттракционов. Но еще более – за новую роль Чулпан Хаматовой на ее пути к абсолютным актерским вершинам.Будь готов! Всегда готова!

Подлецы тоже смысл жизни постичь хотят

[b]Спектакль сыгран на Новой сцене – самой маленькой в МХТ. Да и поставлен он по сценическим миниатюрам братьев Дурненковых «Культурный слой» и «Внутренний мир», объединенных авторами новой сюжетной линией о паре молодоженов, купивших квартиру у авантюристов-риелторов.[/b]Сюрпризом для новоселов Маши (Анастасия Скорик) и Гены (Никита Панфилов) стало явление соседа – человека со странностями, очень чувствительного к любым шумам. Сосед по фамилии Софронов когда-то служил на эстонской границе в особой службе «слухачей»: любой звук вражеского приближения улавливал невероятно чувствительно и ответственно.А теперь он слышит даже, как шуршит металл чайной ложки в стакане. Да и как ей не шуршать, ведь она испытывает на себе огромное давление со всех сторон – атмосферы нашей небесной, луча света, людских взглядов…Маша с Геной тоже к звукам чувствительны стали. И вот, то ли из-за этого свежеприобретенного свойства, то ли просто по закону свободной композиции пьесы, возникают сцены из жизни прежних владельцев квартиры: деда Николай Андреича (Владимир Краснов), страдающего от недержания мочи и язвы, и его внука-художника Саши (Игорь Петров). Внук, возможно, даже гений, но пока его кормит дед. Старик-то знает, что раньше искусство огромную силу имело: увидел он в молодости фильм с Зоей Федоровой – и моментально бросил курить. А нынче… И кино не то, и молодежь странная: соберутся вместе – ни смеха не слышно, ни бутылочек позвякивания, сидят как в воду опущенные…Так вот, чтобы пользу от искусства внука получить, просит его Николай Андреич: «Нарисуй ты мне мой желудок!» Язва же мучает. И пусть, мол, у этого желудка, как у пещеры, люди сидят, на огонь костра смотрят и о жизни размышляют… Должен же кто-то, в конце концов, отобразить его, Николая Андреича, внутренний мир! Тут возникает параллельный сюжет с квартирными риелторами Юриком (Владимир Тимофеев) и Константином (Вячеслав Невинный-мл.). Константин задирается: мол, размечтался Юрик, квартиру погорельцев, которую никто брать не хотел, молодоженам сбагрил, видно, скоро крутым бизнесменом станет. Выпили, добавили, еще добавили… И вспомнил Константин, что ему про культурный слой какой-то археолог рассказывал. Взял он ножичек, приставил к горлу Юрика – давай, вороши мозгами, поднимай из глубин неизвестных свой культурный слой, вспоминай, кто такой Артемидор… Надо же, Юрик вспомнил: «А-а-артемидор… Далдианский. Вторая половина второго века нашей эры… Писатель… Толкователь сс-сновидений… Созданный им сонник «Онейрокритика»…» А молодожены с соседом мучаются и картину с пещерой, вокруг которой люди у костра собрались, разглядывают. Наверное, про последний день лета картина эта. Они всегда в детстве перед первым сентября костер жгли… Спектакль, поставленный Николаем Скориком, – тихий, скромный, настроенческий.Ведь в нем даже не важно и не ясно: сожгли ли квартиру Николай Андреича риелторы или сгорела она от прибора по поглощению звука, разработанного соседом Софроновым. Привлекательна в нем сама интонация, дающая простор для зрительских ассоциаций, сопоставлений, домысливаний по поводу переплетения судеб, характеров, историй с размытыми и незавершенными сюжетами.Создан странный и одновременно реалистичный мир сегодняшней провинциальной жизни.И очевидно, что актерам существовать в спектакле интересно. Поэтому так привлекательны и забавный, чуть хитрый, посвоему умный дед, сыгранный Владимиром Красновым, и эксцентричный чудак-сосед Софронов в исполнении Сергея Сосновского, страшны и узнаваемы современные дельцы Юрик и Константин. У молодых актеров Анастасии Скорик и Никиты Панфилова – роли небольшие, но и они сыграны точно и искренне.Пожалуй, спектакль «Последний день лета» не станет сенсацией, но в репертуар МХТа добавит новых, нужных красок.Как бы ни были хороши и эффектны спектакли, поставленные по классике или крепкой западной драматургии, все равно слово, сюжет, характеры и ситуации из нашенской сегодняшней жизни интересней и желанней.Тем более – как в данном случае – когда спектакль дает надежду, что и подлецы порой в себе культурный слой ищут и смысл жизни постичь хотят.

Игры в серсо под дулом пистолета

[b]Вчера для широкой публики открылась выставка Нестеровой «Отражения утраченного времени». 50 работ за последние три десятилетия представлены из собрания нью-йоркского Фонда IntArt, самой Третьяковки, Русского музея, Музея Людвига в Русском музее, Галереи современного искусства «Палаццо Форти» и музея «Арбат Престиж».[/b]Кстати, именно учредитель Фонда IntArt Александр Герцман уже многие годы занимается выставками художницы, собрал и организовал нынешнюю и выпустил роскошный альбом-книгу, к ней приуроченную. Сама же выставка «Отражения утраченного времени» уже побывала в Германии и после Третьяковки будет демонстрироваться в других странах Европы и США.Яркие, с крупными чертами лиц, почти лепными носами мужчины в шляпах, женщины в платьях с оборками и летних манто – плотские, живые, вроде бы монументальные и одновременно очень подвижные, быстрые в ходьбе и энергичные в жестах – сидят на скамейках, ходят по бульварам Москвы с их осенними деревьями, памятниками, чугунными решетками. Какое все знакомое, сугубо московское, с непередаваемым единством ироничности, почти хулиганствующего подтрунивания и человеческой теплоты! Такими впервые запомнились картины Натальи Нестеровой на выставке в Доме художника на Кузнецком Мосту еще в 1974 году. Она была посвящена четырем художникам, но в Нестерову невозможно было не влюбиться сразу и навсегда. Лично я даже сейчас могу вспомнить и показать, в каком зале и где, на какой стене висели ее работы…Десятилетие спустя надо было завизировать у Натальи Игоревны наше интервью с ней, и она вдруг сказала: «Его должна прочитать мама…» Выставка художницы «Отражения утраченного времени», ее альбом посвящены прежде всего маме – Зое Николаевне Нестеровой, с которой художница прожила бок о бок 58 лет. И когда на вернисаже кто-то из журналистов спросил о самых счастливых и трудных периодах жизни и творчества, Нестерова по-житейски просто ответила: «Счастливой была молодость. Сейчас тяжело терять близких людей. И понимать, что эти потери невосполнимы…» Конечно, она говорила о маме.«Детство мое – счастливое детство, – говорит Наталья Игоревна. – Родители были архитекторами. А дедушка – очень хорошим художником и педагогом (он учился с Фальком, они одной школы). И тогда, и сейчас у нас в доме висят его картины – близкие по манере Сезанну. Он любил Сезанна и Дерена. Поэтому мне не надо было прилагать усилий, чтобы войти в мир живописи. Любимой моей книгой в детстве был огромный альбом западного искусства, который я бесконечно разглядывала, особенно когда болела, а болела я часто. Там были Матисс, Сезанн, Ван Гог. Поэтому позже мне никогда не надо было в себе что-то преодолевать, открывать, постигать для восприятия самых разных направлений. Живопись вошла в мою жизнь естественно. И сколько помню себя – я всегда рисовала».Детство до сих пор на ее картинах «Игра в обруч», «Чехарда», «Городки» – словно особый, утраченный мир. Не просто безоблачно-нежный, нет. Но – упрямый, ясный и ностальгически грустный. Мальчишки и девчонки в одинаковых белоснежно-полосато-синих матросках, играя и споря друг с другом, честны и настойчивы. «Утраченное время» на этих картинах – это тоска по справедливости.Был период, когда Наталья Нестерова писала картины на библейские сюжеты, закрывая лица персонажей однотонными белыми или охристыми масками. На выставке он представлен работами «Омовение ног», «Мужи в Гефсиманском саду», «Поцелуй Иуды». Драматизм ситуаций и отношений читается лишь по максимально скупым жестам, насыщенному, тревожному колориту широких мазков. В этих картинах есть скрытая мощь и сила страстей, величие и монументальность раннего Возрождения, и прежде всего любимого художницей Джотто.Это работы 1992 года. Теперь Нестерова вернулась к открытым лицам – правда, играть гримасами ее персонажи не стали.– Истосковались по лицам? Вернулись к ним?– Тогда мне казалось, что я тиражирую одинаковые лица. Закрыла их масками. Потом опять стала писать лица. А сейчас горюю, что открыла их, поскольку под маской скрывается больше тайны, она расширяет смысл.Был и период, когда Наталья Нестерова не только закрывала лица, но и превращала людей на холстах в манекены в цирковых трико.А теперь, на картинах 2003 года «Нервный, агрессивный, самодовольный», «Равнодушный, наглый, послушный», «Беззаботность, надежда, отчаяние», «Юность, зрелость, старость», ее персонажи-символы превратились в каких-то кукол, забинтованных с ног до головы пациентов больницы. Страшноватыми выглядят в равной мере и ее радость, и ее печаль.В декабре 1993 года в мастерской у Нестеровой мне запомнились две очень сильные работы. Одна – уличный факир с факелом среди скопления зевак готовится то ли глотать, то ли раздувать огонь. Другая – толпа людей на фоне полыхающего пламени, на лицах – застывшие маски: оцепенение, ужас, страх… Это была ее реакция на расстрел Белого дома.«Эти события показали, – говорила тогда Наталья, – что мы все ходим по лезвию бритвы; показали, как наша жизнь зависит от каких-то совсем недостойных людей. Сейчас трагическое время, а не смешное. – И добавила: – Я всегда себя чувствовала под дулом пистолета».Интересно, что даже в целом цикле ее картин с морскими пейзажами, пляжными шезлонгами, гамаками, песчаными дюнами, отдыхающими мужчинами и женщинами (опять же в бело-полосато-синих костюмах и платьях) и атакующими их чайками есть ощущение этого лезвия бритвы – простор, свежий соленый ветер и кровожадно-хищные птицы.Но все же в отражения утраченного времени она вглядывается без отчаяния и надрыва. Взгляните на афишу выставки: мужчина и женщина, придерживающая широкополую шляпу от ветра, идут к нам спинами по песчаному пляжу. В них такое внутреннее достоинство, столько прохладной правоты и такое ощущение простора и свободы, что хочется немедленно к ним присоединиться.

Не нужно Аксюше в артистки идти

[b]С выпуском «Леса» какая-то чехарда. Намечен вроде бы на начало января будущего года. Потом в афишах появились 15 и 16 декабря, но спектакли для широкой публики отменили, а вместо них сыграли генеральные репетиции «для пап и мам». Особо злобных критиков пригласят завтра, ну а кое-кому из прессы удалось уже спектакль посмотреть.[/b] В благодарность спешу выразить МХТу комплимент: даже в этой чехарде с переносами сроков премьеры есть отрадное ощущение живой, импульсивной жизни сегодняшней мхатовской труппы. Ясно же, что режиссер спектакля Кирилл Серебренников «перевыполнил план», решил «сдать объект досрочно», но худрук театра Олег Табаков предложил ему отлакировать постановку до блеска.Действие «Леса» Серебренников перенес в застойные 60–70-е годы. И, как ни странно, вопрос «зачем?» не возникает.Годы не столь отдаленные – тогда были молоды нынешние еще не старые дедушки и бабушки. И воспринимаются те времена как милая, смешная, в чем-то убогая, но и забавная эпоха. Кстати, обращаясь к 60–70-м, режиссер вполне отвечает модным тенденциям: ретро помолодело, эпоха соцреализма высоко ценится у собирателей живописи, дизайнеры мебели и одежды с удовольствием ее «расхищают», питаясь прежними художественными идеями.Вот и сценограф Николай Симонов создает дом Гурмыжской наподобие каких-нибудь цековских пансионатов. А вокзал, в котором встретившиеся на дороге из Вологды в Керчь актер-комик Счастливцев и актер-трагик Несчастливцев пьют пиво, беседуя о превратностях актерской судьбы, и ресторан, где происходит свадьба Гурмыжской, – такие же, как у Никиты Михалкова в фильме «Родня». Да и одеты персонажи художницей Евгенией Панфиловой и самим Кириллом Серебренниковым по моде застойной эпохи.Правда, когда Гурмыжская – Наталья Тенякова, находясь в фазе любовного куража, надевает укороченное белое платье-трапецию, она выглядит один в один как Алла Пугачева периодов расставаний с бывшими возлюбленными. Поводы могут быть разные, а внешний «выброс энергии» схож.В ироничной подаче застойных времен Серебренников изобретателен и щедр. Гурмыжская с Улитой танцуют под страстную «Коимбру» Лолиты Торрес. Сцена Улиты и Аркашки Счастливцева происходит на типичной детской площадке, где холодные металлические конструкции лесенок, горок и качелей, скелетами торчащие на пустыре, должны создавать иллюзию детского счастья. А венчает всю эту благодать лозунг из светящихся лампочек «А не удавиться ли мне!» – слова из монолога актера-комика.Время от времени на сцене появляется детский хор, исполняющий «Город детства» и «Беловежскую пущу». Про пущу особенно актуально – спектакль же про лес. А когда детки поют, что если леса, пущи-гущи не беречь, тогда дети зубров их никогда не увидят – становится особенно грустно. Какая же важная вещь вся эта экология! Гурмыжскую – барыню, воспылавшую страстью к молодому неучу Алексею Буланову (Юрий Чурсин) и желающую любым образом избавиться от юной воспитанницы Аксюши (Анастасия Скорик), Наталья Тенякова играет великолепно: царственно, смешно, по-актерски щедро и изобретательно.Актриса, которая рано стала играть возрастные роли, даже выглядит моложе – дамой, достойной романа и любви. При этом Тенякова избежала главного штампа, преследующего эту роль – изображать жесткую, похотливую стерву.Напротив, в ней есть обаятельная мягкость, не стервозность, а ум и даже ироничность к своей вдруг вспыхнувшей страсти. И когда ее племянник Геннадий Несчастливцев все же вынуждает Гурмыжскую отдать ему причитающиеся деньги, она недолго сомневается – возвращает их почти с легкостью. Ну, не дал он ей еще один грех взвалить на душу, вот и хорошо…Несчастливцев Дмитрия Назарова великолепен: вот вам настоящий русский актер, с широкой душой, с широкими жестами и поступками. Но с нежной, тонкой, ранимой и детской душой. В нем и в Счастливцеве – главная притягательная сила пьесы Островского, ставшей гимном актерской профессии.Интересен, смешон, оригинален в роли Счастливцева Авангард Леонтьев. Его замедленные реакции, замирания то в позе статуи Командора, то в позе гимнастической «ласточки» впечатляют. Но, к счастью или к сожалению, я хорошо и навсегда запомнил в этой роли Игоря Ильинского (пардон, не в спектакле Мейерхольда, а в его собственной постановке в Малом) – это была фантастика.Хороша Улита в исполнении Евгении Добровольской, правда, к финалу ее роль как-то размывается, становится невзрачной, невнятной. Молодые исполнители – Юрий Чурсин в роли Буланова и Олег Мазуров тоже органичны и милы. У исполнительницы роли Аксюши – Анастасии Скорик, вроде бы все по рисунку роли придумано интересно: она воплощает тип современных жестких девушек, скупых на внешние проявления чувств. Но какого-то внутреннего горения, той божьей искры, которая заставила бы Несчастливцева думать, что из Аксюши выйдет настоящая актриса, в ней нет, как нет и искренней наивности, юной трепетности. Не стоит этой Аксюше в актрисы идти. Вот замуж – это пожалуйста.Красиво поставлена Серебренниковым сцена, когда Несчастливцев извлекает из пруда пытавшуюся утопиться Аксюшу. Якобы находясь между жизнью и смертью, она с крылышками за спиной, как ангел, летает над сценой. Эффектно, трогательно. Жаль, ангелов теперь столько в кино и на эстраде развелось, что хватило бы на большую птицефабрику.По впечатлениям от генеральной репетиции, МХТ выпускает оригинальный, веселый спектакль. К бесспорным успехам отнести его не могу, поскольку, увлекшись формой, Серебренников порой теряет магистральные, цементирующие моменты. Оттого не прочитывается, как сейчас модно говорить, «месседж»–послание, сообщение, то главное слово, которое режиссер хотел бы донести до зрителей. Хотя если сегодня нет сообщений на вашем автоответчике, это еще не повод для волнения.

Дочка Вертинского – моя любимая роль

[b]Анастасия Вертинская очень умна. Ну не петь же по обыкновению дифирамбы ее неземной красоте, в конце концов! Более того, я уверен, она дважды умна. Во-первых, Анастасия Александровна обладает тем умом, которым на Западе определяют интеллигентов: это образованный, интеллектуальный человек. Во-вторых, тем, который у нас ставится выше интеллектуальности: мудростью, чутьем на хорошее и злое, достойное и пустое. Еще она ценит и высоко ставит человеческий талант.[/b][i]Те, кто не знает ее и не догадывается о щедрости ее ума, порой сочтут ее нестрогой в отборе друзей и знакомств. Они-то уверены, что прилюдно дружить со знаменитостями – верный путь поднять собственный рейтинг. Вертинская о таких глупостях и не думает. Аристократизм у нее в крови. Поэтому она с равной нежностью относится и к утонченному гению – художнику Рустаму Хамдамову, и к скандалисту Стасу Садальскому. Она бровью не поведет, если Садальский, сопровождая ее на каком-нибудь светском рауте, начнет материться и шумно цепляться к окружающим. Она просто знает – он талантлив, она помнит его молодым как коллегу, недолгое время служившего с ней в театре «Современник».«Я – чайка», – писала Анастасия слова своей героини Нины Заречной на премьерной афише, раздавая автографы после первых представлений «Чайки» в постановке Олега Ефремова в «Современнике». Это был его последний спектакль в созданном им театре. Все говорили: его, Олега, завещание. Это был вызов. Он заставил в чеховской «Чайке» всех актеров сыграть самих себя. Так ли? Но Анастасия Вертинская точно была чайка – Нина Заречная: легкая, трепетная, наивная, сумасшедшая от любви и жажды сцены, театра, славы. При этом ее собственная слава действительно гремела по всей стране – ведь всем она запомнилась как Ассоль из «Алых парусов», Гуттиэре из «Человека-амфибии»…Странно, но тогда почти не заметили, как великолепны были ее Офелия в «Гамлете» Козинцева, ее Лиза Болконская в «Войне и мире» Бондарчука, Кити в «Анне Карениной» Зархи… А потом в «Современнике» она потрясающе сыграет одну из беженок войны в «Эшелоне».Когда ее героиня, обезумевшая от горя и тягостных мыслей, появится на сцене, отчаянно таща на своих слабых плечах деревянный крест с кладбища, чтобы спалить его в печи, согреть детей и других женщин, в ее хрупкой распятой фигуре прочтется много символичного.Нину Заречную она сыграла еще раз – и опять у Олега Ефремова, но теперь во МХАТе. Ее героиня, да и сама она, уже стали другие – жестче, резче. Трепетность в Нине сменилась нервностью, но она по-прежнему так хороша в своем праве жить открытыми страстями! Кстати, о страстях. О ее юном браке с Никитой Михалковым известно всем, но как-то в интервью с Александром Градским промелькнуло, что он, оказывается, был женат на Анастасии Вертинской. Вот-те на… Надо было набраться наглости, чтобы уточнить у этой неземной женщины вполне земные обстоятельства.[/i]– Моим первым мужем был Никита Михалков. От него у меня сын Степан. А почему о нашем браке вспоминает Саша, мне понять трудно. Это был не брак, а какой-то солнечный удар. Во-первых, мы познакомились в Крыму, в Солнечногорске. Во-вторых, стояла жуткая жара, пылало солнце, и вдруг из моря выходит красивый, спортивного телосложения, улыбчивый человек.Мы познакомились, поженились. Но наш брак просуществовал всего месяц… Перелистывая свою жизнь назад, я сама жалею, что не смогла за жизнь собрать хотя бы пяток таких скандальных историй, которые громыхали бы на всю страну.[b]– А как вы сейчас относитесь к Никите Сергеевичу Михалкову?[/b]– Хорошо отношусь. Он отец моего сына, он очень талантливый человек и большой режиссер.[b]– Вам он не предлагал сниматься в его фильмах?[/b]– Нет, не предлагал... После «Мастера и Маргариты» я не снимаюсь... Вернемся к театру. Роли у нее были и кроме Нины Заречной. Одна из них просто золотая – Эльмира в блистательном спектакле Анатолия Эфроса «Тартюф», невероятном по актерскому ансамблю: Анастасия Вертинская, Юрий Богатырев, Станислав Любшин, Александр Калягин. Но когда начался раздел МХАТа, его раздвоение, она ушла. Не захотела, не смогла участвовать в склоке. В «выбраковке» своих же товарищей, тех, кто слабее…[b]– Вы не жалеете, что ушли из театра?[/b]– У меня исчерпаны все коллективные рефлексы. В труппу я больше никогда не вернусь. У меня аллергия на кошек, собак, жару, ветер, зной и на театральные труппы. Людям, ощущающим себя личностью, противопоказана групповщина. Наши театры – это какие-то страшные коммуналки. Другое дело – театральный проект, определенный спектакль. Тогда важны и твои партнеры, и взаимопонимание, и ваше общее дело.Пару лет назад Вертинская сыграла в антрепризном спектакле «Имаго», в основе которого была пьеса Бернарда Шоу «Пигмалион», Элизу Дулиттл. Скандальный был спектакль, но наряды у Вертинской были такие забойно-экстравагантные, что грехбыло ей не ввязаться в эту авантюру. Да и вспоминает она этот спектакль с любовью – главное, что он делался азартно, талантливыми, неравнодушными людьми.[b]– Вы руководите Благотворительным фондом русских актеров. Каково его предназначение? Как он существует?[/b]– Добровольно и серьезно нам помог только один человек – Владимир Ресин из правительства Москвы. Множество актеров, костюмеров, музыкантов – короче, театральных людей – бедствуют. Порой им даже не на что похоронить близких. Мы помогаем им, помогаем театру слабовидящих детей, Театральной библиотеке, Домумузею Чехова...Она перечисляет далеко не все. Возглавляемый Анастасией Вертинской фонд оказывает поддержку Дому-музею Бориса Пастернака в Переделкине, храму Успения Богородицы в Путинках. Помог установить памятник великому актеру Олегу Борисову и мемориальную доску на доме, где жил Марк Бернес. При ее непосредственном участии во Франции и в России были отреставрированы и выпущены компакт-диски с записями Александра Вертинского «Alezandre Vertinsky», «Песни любви», «Легенды века»… Кстати, вы не заметили, что про этот фонд мало кто знает? Это вам тоже доказательство, что Анастасия Александровна не из тех, кто поможет на 30 рублей, а потом банкет «благотворительный» на 300 тысяч долларов закатит, чтобы знала нищая Россия о щедрости толстосума… А по поводу Франции стоит сказать, что у Вертинской с ней особые связи: ведь она несколько лет преподавала вместе с Александром Калягиным в актерской школе имени Чехова в Париже…[b]– В кино вы сыграли множество ролей, кроме прочего –и в «Безымянной звезде», и в «Оводе»... А вам-то как кажется, какие из них больше всего полюбились широкой публике?[/b]– Это трагедия моей жизни. Зрители любят и помнят меня по «Алым парусам» и «Человеку-амфибии». А ведь в этих двух фильмах я снималась, даже не окончив еще театрального училища. Потом я росла как актриса, были серьезные роли. Я уж не говорю об Офелии, за которую была удостоена множества международных наград. Правда, в конце концов я перестала сердиться на зрителей.[b]– Понятно, что вы обожаете отца, но не было ли периода, когда его имя на вас давило?[/b]– Конечно, когда я только начала сниматься и все мне говорили: «А, это ты – дочка Вертинского!», я внутренне вся сжималась и твердила про себя: «Какая я вам дочка Вертинского! Я сама но себе. И я вам это докажу!» Шли годы, и я доказывала, доказывала. Потом стали говорить: «Какая она красивая!» Опять я бунтовала: «Да разве это главное? Я актриса, актриса – вот что главное!» И я стала актрисой. А сейчас, знаете, «дочка Вертинского» – это самая моя любимая роль. Я ничего больше не хочу доказывать. Потому что самое дорогое, ценное и великое, что у меня есть, – это мой отец с его талантом и его искусством.[b]– Когда не стало вашего отца, насколько вы понимали, что он великий артист?[/b]– Не очень понимала. Мне было двенадцать с половиной лет, когда он умер. О его величии я тогда не думала. В детстве я даже иногда ужасалась: «Ах, что же это не он написал «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих». Все пишет про каких-то клоунов, пажей, маленьких балерин… Написал бы про галстуки пионерские, костры, я бы стояла вместе со всеми в строю, пела бы и гордилась им!» Все-таки как хорошо, что он ничего подобного не писал.[b]– Ну а песня «Доченьки», посвященная вам с Марианной, вам нравилась?[/b]– «Доченьки»? Когда мама привела нас на концерт, где он спел эту песню, мы ревели на весь зал. Потому что в последнем куплете были слова: «И закроют доченьки оченьки мои, мне споют на кладбище те же соловьи». Мне казалось, что он нарочно это написал, ведь я знала, что он никогда не умрет. Я с ним не разговаривала две недели. Он просил у меня прощения за этот последний куплет.[b]– После интервью вашего сына Степана в нашей газете ([i]см. «Вечерку» за 7 сентября с.г/[/i]) наши читатели спрашивают, когда они вас вновь увидят на сцене, на экране?[/b]– Не знаю. Не зовут. Не приглашают.[b]– Многие любили ваши телепередачи «Золотое сечение», «Другие берега». Там у вас были интересные герои, а ваши тексты потрясали. Не будет ли продолжения этих телеработ?[/b]– Для этого должны появиться заинтересованные в них люди. А их нет. Вы что, не видите, что нужно нашему телевидению: отгадайте, в каком чемодане больше денег…

Без умиления перед банкиром и БОМЖом

[b]Свою юбилейную выставку художница назвала исчерпывающе просто: «Фрагменты». Не позволила себе никакой сентиментальности, никаких намеков на метания и терзания с пафосным подтекстом «моя нелегкая жизнь в искусстве». В этом вся Назаренко с ее ясностью и прямотой самовыражения. К тому же по двум-трем работам каждого периода творчества предстает ее путь длиною почти в четыре десятилетия.[/b] Картины Татьяны Назаренко помнятся с начала 70-х, когда ее имя стало звучать в художественной среде все настойчивее. Теперь, заново вглядываясь в них на вернисаже, в знаменитых «Казни народовольцев» и «Пугачеве» слышишь перекличку с «Современником», с его постановками «Декабристов», «Народовольцев», «Большевиков». Та же попытка понять: не тщетна ли борьба за свободу? Должна же она иметь смысл?! Так хочется, чтоб не напрасны были жертвы!.. К счастью, Назаренко до большевиков добраться то ли не довелось, то ли не захотелось.Неожиданность на вернисаже – малоизвестный графический цикл 1978 года «В Норвегии» (темпера на бумаге). И здесь она тоже первоклассный мастер – ведь многие работы сделаны в темных тонах, без четко обозначенных контуром цветовых границ. Не каждый художник в темпере способен сохранить такую игру жухлых красок, которой добивается она. И графика ее внутренне мощная, эмоциональная.А потом опять, словно возврат к ранним работам с их лирической печалью, многофигурные сценки застолий в интерьерах и на пленере. Чуть нарочито примитивная, гротескная манера. И, как ни странно, если в работе двадцатилетней давности «В деревне» ее сельские гражданки выполнены более жестко, то в женской сценке «Деревенский пруд» их черты смягчены, в них больше приятности. Видно, добреет с годами к «простым людям» художница, не так она заносчива и резка, как в юности...Хотя если попытаться, так и сяк разглядывая «Фрагменты», сформулировать суть Назаренко, художника и человека, то мне она представляется эдакой кавалерист-девицей, мчащейся с шашкой наголо. Когда она пробует себя в новом стиле, новой технике – у нее на первых порах смелость художественной идеи обгоняет глубину. Потом она начинает над идеей работать, оттачивать ее. Но, выжав максимум, добившись совершенства, безжалостно охладевает к ней и увлекается чем-то новым. И в этой бесконечной способности обновляться она сродни Пабло Пикассо.Преображение, трансформацию Назаренко легко проследить. Еще недавно она ошеломила своими раскрашенными фанерными фигурами-обманками – знаменитым циклом «Переход», фанерным памятником «Рабочая и крестьянин». На выставке есть выполненые в этом стиле «Панки» (1997–2004). Вероятно, и этому периоду наступает конец. Плоскостные фигуры-обманки переросли в новый цикл. Назаренко теперь делает раскрашенные фигуры из монтажной пены – получаются своеобразные скульптуры-барельефы на фанерных листах, покрытых эмалью локального блекло-синего цвета.Фигуры жутковаты. «Охранники» – почти без эмоций, с безвольными, опущенными вниз руками. Бурые сгустки пены, из-под которых выглядывают женские ноги, – работа с красноречивым названием «Жертва». Да и нынешнее молодежное трио «Джинсовая мода» – две девушки и юноша – какие-то безрадостные люди-манекены, с красивыми, чистыми, но глуповатыми лицами.И новые персонажи, и новые материалы в сочетании дают простор самым неожиданным ассоциациям. Монтажная, строительная пена – строительный бум, хай-тек – охранники и жертвы. Жертвы борьбы за свободу сменились жертвами за квадратные метры. (Интерпретация вольная. Вероятно, Назаренко не запрограмированна.Но для этого и существует искусство.) В творчестве Назаренко импонирует абсолютная неангажированность спекулятивно-сегодняшней народной, гражданской идеей. Она с равной критичностью и сарказмом и с равными же добротой и сочувствием относится и к банкирам (парадный «Портрет В. И. Некрасова»), и к бомжам (цикл «Переходы»).Она не отягощает себя социальной ложью. А это дорогого стоит во все времена.Кстати, в смелых, даже лихих сменах стилей отражен и прямой, открытый, экстравертный характер самой художницы. Она всегда на виду, она красивая и эффектная, всегда в броских нарядах. Она всегда в центре – будь то фойе театра или вернисаж кого-то из коллег.Она всю жизнь дружит с другой, не менее известной художницей Нататьей Нестеровой. Та всегда тиха и незаметна, любит джинсы и свитера. И хотя в творческой смелости Нестеровой тоже не откажешь, ее поиск более осторожен. Сравнивать таланты – дело, конечно, некорректное.Только ведь если сравнивать этих – обе в выигрыше. Всю жизнь идут голова в голову. И залы, где сейчас проходит выставка Татьяны Назаренко, в январе займут работы Натальи Нестеровой.А до 16 января надо спешить смотреть «Фрагменты» Назаренко. Ведь мы и представить не можем, в какие новые художественные дебри понесет ее уже завтра.

РУКОВОДИТЕ НАМИ НЕЖНО И СО ЩЕДРОСТЬЮ!

[b]Два дня бушевала театральная Москва по поводу грядущих театральных реформ. Людей, кое-что знающих о театральной жизни и увидевших 22 ноября по телевизору экстренную встречу ведущих театральных деятелей Москвы, возмущенных готовящимися театральными реформами, несколько удивило такое единство людей с абсолютно разными интересами.[/b]Навскидку, без глубинного проникновения в тему, казалось: ну, допустим, Константина Райкина волнует: отойдет ли ему в вечное пользование театр «Сатирикон», Александра Калягина – дадут ли достроить новое здание его театра, не проплывут ли деньги «мимо кассы». Юрия Соломина, предположим, беспокоит: не заставят ли сокращать огромную труппу Малого театра, а Генриетту Яновскую – не придется ли опять в МТЮЗе ставить эти ненавистные детские спектакли.Ведь все эти люди – большие реформаторы, но реформ почему-то ах как боятся. И правильно. Суть этих опасений, вернее, недоверие к людям, их совершающим, высказал Марк Захаров: «За что ни возьмутся – не получается. Хуже всего, что проводить задуманные преобразования будут те же самые знакомые нам люди».Театральные деятели боятся того, что и на их деятельность будет распространяться правительственный пакет законов «О реорганизации государственных и муниципальных учреждений социальной сферы», согласно которому театры подпадут под одну из трех предложенных им форм «ведения хозяйства».[b]Варианты такие:Первый:[/b] они могут стать автономными учреждениями (АУ). ЗаАУкаешься вертеться! Нечто вроде бродячей труппы: за все плати сам, гуляй – не хочу! За аренду сцены, костюмы, декорации – плати. Твори свободно и раскованно, но помощи – шиш.[b]Вариант второй:[/b] театры могут стать государственными (муниципальными) автономными некоммерческими организациями (ГМАНО). То есть приватизируй театр, бери его имущество на правах собственности и выкручивайся сам – ставь кассовые мюзиклы до одурения. Правда, пока реформа еще не завершена, а то ведь и здание могут не отдать…Наконец ([b]вариант третий[/b]), театры могут превратиться в какие-то хозяйственные общества.Конечно, многозначительное ГМАНО устроило бы многих, но тогда театры обязаны будут иметь не просто учредителей, а попечительский совет из представителей власти и общественности. Замучаешься с ними репертуар утверждать, почище всякого застойного министерского реперткома могут оказаться! Да и формы своего существования не театры будут выбирать, а власть.Объединяет же всех мастеров большой театральной культуры в первую очередь страх, что им перекроют доступ к закрытым внебюджетным счетам. Злорадствовать здесь нечего. Все толковые театральные руководители за годы реформ и революций научились своим обаянием, недюжинным талантом, мастерством и хитростью добывать для собственных театров деньги. Из них они платят зарплату актерам, делают ремонт, закупают аппаратуру, приглашают режиссеров...А покажи эти деньги тем, кто тебя опекать станет, чиновникам разным, – конец денежкам, каюк театру. Приватизировать-то «Сатирикон» Райкин сможет, а вот на зарплату для труппы где денег взять? Театральные деятели – Калягин, Райкин, Яновская, Захаров, Соломин, Фокин и др. – обратились с меморандумом к президенту Владимиру Путину, председателю правительства России Михаилу Фрадкову и в ЮНЕСКО. Мэр Москвы Юрий Лужков обещал помочь в меру своих немалых сил довести его до сведения президента, от которого театральные деятели требуют, чтобы без учета их профессионального мнения никаких решений и законов по театрам не принималось. А ЮНЕСКО просят признать Российский репертуарный театр величайшим нематериальным художественным достоянием страны.Не поздно ли спохватились? Сначала актеров антрепризами и рекламами развратили, а теперь о ценностях вспомнили! Попробовал бы кто-то из «Комеди Франсез» в рекламе сняться! Их актерам даже в кино сниматься запрещено. Ну а уж о мюзиклах или фривольных пьесах-однодневках там даже и думать неприлично. Только классика высокой пробы на этой великой сцене идет, и в основном своя, французская. И от Мольера никто еще за 300 лет не устал.Вчерашняя встреча деятелей театра у Михаила Швыдкого была не столь пылкой, как предыдущая. Глава Федерального агентства по культуре и кинематографии заверил: «Театральные реформы никто не проводит, никаких изменений в 2005 году не будет, и театрам ничего не грозит. Предполагается расширение изменения набора организационно-правовых форм, но театры будут сами решать, в какой из них им удобно работать. Учреждения, которые не захотят изменений, будут получать такую же дотацию и жить, как жили».Недоверчиво-революционный Валерий Фокин сделал свои выводы: «Все равно надо создать нашу театральную комиссию. Если какие-либо реформы начнут разрабатывать, чтобы было учтено и мнение профессионалов, тех, кто знает театр и работает в нем».Михаил Швыдкой предложил разослать по театрам документы проекта, чтобы руководители театров изучили его. А он сам готов договориться о встрече с министром финансов РФ по обсуждению волнующих театральных деятелей вопросов.Кстати, вы заметили, что в эти дни на телеэкранах среди театральных деятелей не было Олега Табакова? Почему? Константин Райкин рассказал, что первыми о проектах театральных реформ прознали он (Райкин), Олег Табаков и Александр Калягин. И решили всколыхнуть общественность.Но, видно, по словам Райкина, кто-то умный объяснил Олегу Павловичу, что негоже лезть туда, где все решено. А вот ему, Райкину, с рассекречиванием внебюджетного счета – хоть в петлю лезь. Никакая приватизация не поможет театру выжить.«Объединяться нам надо», – твердил Константин Аркадьевич два дня подряд. Но если завтра ему кто-нибудь предложит хорошее и пока неизвестное решение проблемы театральной реформы, причем не общее, братское, а индивидуальное?Короче, процесс «завис», как объевшийся вирусами компьютер. Все похоже на мой любимый анекдот: «Приходит телеграмма с текстом: «Волнуйтесь. Подробности – письмом».

В ПАРИЖЕ ОПЯТЬ ТОРЖЕСТВУЕТ ОСТРОВСКИЙ

[b]В прошлом сезоне заядлые театралы Парижа шли в «Комеди Франсез» – на «Лес» Островского в постановке Петра Фоменко и оформлении Игоря Иванова. В этом году имя великого русского драматурга громко прозвучало еще раз: на сцене Гранд-опера – опера Леоша Яначека «Катя Кабанова» по пьесе «Гроза».[/b]Кстати, великий чех Яначек довольно основательно – любовно и пристрастно – «перечитал» русскую классику. По Гоголю написал рапсодию «Тарас Бульба»; Первый струнный квартет создал под влиянием «Крейцеровой сонаты» Толстого, а последнюю оперу «Из мертвого дома» – на тему «Записок из мертвого дома» Достоевского. Но на первом месте в этом русском списке стоит, конечно, «Катя Кабанова», к которой он сам написал либретто, с высочайшей точностью сохранив в чешской версии особенности речи героев Островского.Леош Яначек – из плеяды композиторов переломной эпохи: музыка романтиков уже увядала, а атональный авангард только зарождался. Если его и можно причислить к авангардистам, то лишь умеренного толка – к тем, кто все же опирается на классику и глубинный народный фольклор. Поэтому и сегодня, когда оперное искусство продолжает жить между двумя резко обозначенными полюсами – классической роскошью мелодического звучания и тяжеловесной и резкой истерией авангарда, декаданс музыки Яначека вдруг обнаруживает свежесть звучания третьего музыкального пути и еще долго будет подкупать своей подлинной новизной.Опера «Катя Кабанова» была написана и впервые представлена в октябре 1921 года в Брно, второе ее рождение состоялось в 1959 году в Национальном театре в Праге. А парижане ее впервые услышали лишь в 1968 году, когда интерес к Чехословакии имел особый политический привкус. Тем более, что шла она в революционные и для Парижа майские дни на сцене Комической оперы.И вот спустя почти сорок лет «Катя Кабанова» добрела до главной оперной святыни Франции – Гранд-опера.Поставил спектакль швейцарский режиссер Кристоф Марталер, оформила ее и создала костюмы немецкая художница Анна Виброк. Говорить об образе спектакля, о трактовке темы можно только имея в виду прочную связку этих двух имен, поскольку временем и местом действия оперы они выбрали Чехословакию конца 60-х годов прошлого века, где царит мрачный, неприглядный, кондовый и туповатый социализм.Признаюсь, сценография Виброк настолько убедительна, что сразу же после поднятия занавеса понимаешь: спектакль уже состоялся. В центре сцены железными трубами и торчащими лейками-сосками красуется ржавеющий фонтан (по ходу действия время от времени из него будут вырываться нервные водные струи). Фонтан окружен вывороченным наизнанку интерьером стереотипной квартиры тех лет: большой шкаф, кухонный стол, невыразительные стулья. А в глубине – альков Кабанихи, тот чуть побогаче: огромная кровать, плюшевый ковер с рогатым оленем, опять шкаф с полками, на которых стоит чэбешный телевизор и бутылочка с водочкой.Над всей этой соц-артовской красотой быта, оставляя ее на дне колодца, вырастают бетонные конструкции хрущевских новостроек, будто изначально задуманных такими, чтобы жизнь медом не казалась: с облупившейся облицовкой и разбитыми стеклами окон… Одела персонажей оперы художница тоже с тонким значением: Катерина в исполнении Ангелы Деноке (сопрано) – в платье, туфлях и плаще, какие демонстрировали в более изысканном и дорогом варианте Катрин Денев и ее сестра Франсуаза Дорлеак в фильме «Девушки из Рошфора». Платье деловитой, властной, приземистой престарелой толстухи Кабанихи (меццо-сопрано Джейн Эншель) тоже из тех лет, а прическа – так называемая ракушка, та, что быстро переросла у наших дам в «халу». Кстати, фильм «Девушки из Рошфора» вышел на экраны как раз в 1968 году. И если кто-то его хорошо знает, то не забыл: в нем есть великолепный танцевальный мужской дуэт Джорджа Чакириса и Гровера Дэйла, который почти буквально процитирован в одной из сцен парижской «Кати Кабановой», в танце Кулигина и Кудряша (оперных (!) артистов – баса Фредерика Катона и тенора Тоби Спенсера). Эти внешние эффекты уверенно поддержаны мастерской режиссурой и работой артистов.Марталер великолепно обыграл верхние этажи новостройки-колодца: по ходу действия и развития, смены музыкальных тем то в окне второго этажа возникнет скрипач, когда идет его соло с оркестром, то появится в освещенных окнах хор (все хоровые моменты оперы написаны Яначеком на основе народных – русских и чешских – песнопений), а то и просто высунутся из своих квартир молчаливые и любопытствующие свидетели событий.Исполнительница роли Катерины – уже знаменитая Ангела Деноке – высокая, стройная, обладающая красивым тембром голоса – оказалась еще и прекрасной драматической актрисой. Без сентиментальности, но эмоционально и страстно она передают тоску одиночества молодой женщины, оказавшейся среди чужих людей, их предрассудков и ханжества.Кабаниху американская певица Джейн Эншпиль (сильное, яркой окраски меццо) играет не только властной самодуркой, но и по-своему опасно хищной и к тому же похотливой дамой. Эта Кабаниха не только втихаря попивает водочку, но и не прочь затащить в свою постель Дикого (великолепный насыщенный бас – немецкий певец Роланд Брахт). Хороши в спектакле Тихон – шведский тенор Кристофер Хомбергер и Варвара – чешская певица Дагмара Пескова (меццо-сопрано), солистка Дрезденской оперы.Пожалуй, лишь Борис – немецкий тенор, работающий в Америке, Давид Кублер – маловыразителен в своей роли. Правда, когда в жестком и символическом финале все персонажи, подвергнув «падшую» Катерину травле, отворачиваются от нее и от зрителей, становясь лицом к сценическому каре декорации и образуя непроницаемую стену из спин, и среди них оказывается еще недавно пылко влюбленный Борис – невыразительность артиста находит некое оправдание – чего еще ждать от такого… Катерина гибнет, она умирает в центре нищенско-безликих конструкций фонтана. Вместо Волги – этот ржавый фонтан, а вместо людей больших страстей и чувств – мелкие, серые, острожные и злобные ханжи.К чести создателей спектакля, возникшее в начале опасение, что постановщики примутся клеймить позором пороки социализма и тоталитаризма, не оправдалось. Мещанское сознание, желание унизить и уничтожить тех, кто хочет жить, пренебрегая ханжескими условностями, присуще любому обществу и строю.Поэтому даже в шикарной Гранд-опера этот спектакль встречают с восторгом и потомственные миллионеры, никогда не жившие при социализме, и те, кто сполна испытал на себе его прелести.[b]Париж–Москва[/b]

75 ЛЕТ «НЕЖНОСТИ» И «НАДЕЖДЕ»

[i]«Я еще напишу о Москве». Этими словами ответила композитор Александра Пахмутова на поздравления, прозвучавшие в ее адрес на сегодняшнем заседании правительства столицы. Ее, Почетного гражданина Москвы, от имени всех москвичей приветствовали мэр города Юрий Лужков и председатель Мосгордумы Владимир Платонов, отметившие, что добрые, лиричные и патриотичные песни Александры Николаевны поют и будут петь многие поколения людей в разных странах.[/i][b]И как здесь не поверить в астрологию, если дни рождения комсомола (22 октября), Александры Пахмутовой (сегодня, 9 ноября) и Николая Добронравова (22 ноября) выстроились в ряд с абсолютно явным и мощным центром таланта Александры Николаевны! Кстати, в этот ряд гармонично вписался день рождения Александра Градского (3 ноября), лучшего исполнителя одного из главных шлягеров Пахмутовой и Добронравова «Как молоды мы были»…[/b]Были… И всю жизнь славили молодость, энергию, страсть к созиданию, открытиям, и только дураки могут ставить в вину Александре Пахмутовой и Николаю Добронравову то, что комсомол был их внутренней и творческой стихией. А вот, кстати, членами КПСС ни она, ни он никогда не были.Зато всегда было что-то грандиозное, театрально впечатляющее в том, как эта маленькая женщина выходила на сцену к роялю – и тысячные залы и стадионы вставали навстречу ее песням! Ее миниатюрная фигура всегда вызывала умиление, но часто досаждала самой Александре Николаевне. Ведь даже когда ей было за пятьдесят, то и дело приходилось оборачиваться на улице: «Я не девочка, я композитор Пахмутова!» Когда Александра Пахмутова и Николай Добронравов впервые встретились на радио в старом Доме звукозаписи на бывшей улице Качалова, когда они написали первую совместную песню «Лодочка моторная», юный актер ТЮЗа сразу влюбился в девчонку-кнопку – на десятилетия, на всю жизнь. А она, конечно же, влюбилась в красавца Арамиса – Добронравов играл тогда в «Трех мушкетерах»… В их песни «Нежность», «Ненаглядный мой», «Ты – моя мелодия» вложено столько любви и чистоты, что хватило бы на сотни романов и поэм. Стыдно вспоминать, как в первые годы перестройки бросились терзать и трепать их имена – пусть теперь те злыдни и мучаются наедине с собственной совестью. Люди же крупного творческого масштаба – Родион Щедрин, Евгений Светланов, Михаил Плетнев, Валерий Гергиев – всегда ценили уникальный мелодический талант Александры Пахмутовой, включали ее симфонические и другие непесенные произведения в свои концерты. Но прежде всего их всегда любил и любит народ.Кстати, в период ошалелого ниспровергательства и разрухи под демократическими лозунгами не у многих, как у Пахмутовой и Добронравова, хватило бы мужества на песни «Госпожа нищета», «Девочка Греза», «Бездорожье», «Русский вальс», «Только бы дождаться», где выражена их четкая жизненная позиция: «Остаюсь с обманутым народом…» За эту искренность, чуткость и нежность мы их и любим. И желаем Александре Николаевне здоровья и счастья на многая лета, таланта-то у нее и так тонны. Мы все – преданные Орфеи ее Мелодии.

«У-Ё-О-О!..»

[b]30 и 31 октября МХТ им. Чехова покажет премьеру «Короля Лира». Этого спектакля театральная Москва ждала с большим нетерпением. Немногочисленные счастливчики смогли побывать вчера на генеральной репетиции.[/b]Поставил спектакль знаменитейший японский режиссер Тадаси Судзуки (чье имя еще две недели назад было принято писать как Тадаши Сузуки).Знаменит Судзуки у себя на родине, в Европе и Америке не только постановками, но и особой системой тренировки актерского организма: доверившиеся ему артисты должны выполнять специальные пластические движения сродни гимнастике ушу и производить звуковые «выбросы внутренней энергии».Вчера можно было понаблюдать за этим тренингом в чистом виде. Небезынтересно. Особенно когда сам Судзуки берет в руки палку и время от времени, подстегивая ритм движений актеров, бьет ею по полу с криком «у-ё-о-о!..» Сразу слышалось что-то родное, глубинное, многообещающее. После такого разве можно спектакль плохо сыграть! Актеры – а в спектакле заняты сплошь мужчины – и вправду сыграли его быстро и хорошо. (Чисто мужская команда – дань театру шекспировской поры и национальному японскому сценическому искусству.) Весь шекспировский «Король Лир» уложился в полтора часа.Хотя начинался медленно и таинственно. Из стены с нишами, напоминающей японские средневековые постройки (оформление тоже Судзуки-сана), медленно, имитируя некую механистичную пластику, появлялись персонажи. Но сам Лир (Анатолий Белый) выкатил на инвалидной коляске. Король требовал слов любви от дочерей – стоящих рядом мужиков в красивых парчовых кимоно (Гонерилья – Роман Кириллов, Регана – бородатый Дмитрий Куличков, младшая, Корделия – Евгений Савинков). Гонерилья и Регана, как водится у Шекспира, наврав, польстили. А Корделия сказала как есть, не больше и не меньше. И лишил Лир честную Корделию наследства и выгнал он ее из королевства. Свою свиту распустил и решил погостить у старших дочерей. Но об этом мы узнаем уже из пересказа других персонажей – то от несчастного Глостера (Сергей Колесников), побочный сын которого оказался тоже сволочью, то от Реганы с Гонерильей…Актеры играли, не злоупотребляя мимикой, передвигались по невидимым прямым и косым линиям, создавая очень красивый рисунок мизансцен. Хотелось верить – очень умных иероглифов. Самурайские жесты и утрированные выражения актерских лиц – маски ярости, ужаса, скорби – превращали спектакль в подобие японского театра Кабуки. Временами выразительные движения сопровождались музыкой Генделя и тарантеллой из «Лебединого озера» Чайковского.Минут через сорок, с началом знаменитого трагического монолога Лира «Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!», стало ясно, что дело пошло к развязке.Начался текст на все времена: «В наш век слепцам безумцы вожаки», и моя соседка оптимистично проронила: «А все-таки Шекспир великий драматург!» И мое сердце тоже наполнилось восторгом перед его нетленным гением.Сверхзадача же данного спектакля была выражена режиссером изящно и до обидного просто: все основные персонажи трагедии оказываются сумасшедшими в инвалидных колясках под присмотром медсестер, у которых тоже свои нехитрые забавы – например, надрывное пение песни «Во поле березка стояла…» Спектакль временами очень красив по построению, движению, пластике. Актерам – тем же Анатолию Белому, Сергею Колесникову, Дмитрию Куличкову, Роману Кириллову, Максиму Матвееву (Эдгар) в некоторых моментах удается быть страстными, нервными, подлинно трагическими. Но это никак не идет в общую копилку спектакля, выстроенного из сухих формул. Здесь истинные чувства и эмоции предстают каким-то допотопным вздором.Конечно, в палитре нынешних мхатовских постановок новенький «Король Лир» станет своеобразной, возможно, даже необходимой краской. Но если и суждено ему снискать хоть какой-то успех – то разве что за далекими рубежами нашей родины.Кого это у нас в России поразит откровение Судзуки, что весь мир сошел с ума и что мы живем в безумном мире? Или кто-то из нас когда-нибудь думал по-другому? Для нас этот мир – обычная среда обитания.И еще: нашего зрителя в первую очередь задевают человеческие страсти, эмоции, связанные с реальной чувственной жизнью.Вероятно, Тадаси Судзуки не читал стихов Бориса Пастернака (по его переводу поставлен «Король Лир» во МХТе). А когда б читал – то знал бы, что нашему театралу вся эта кружевная вязь на сцене только радует глаз. Но по-настоящему трогают его лишь те секунды, когда «кончается искусство, и дышат почва и судьба»....Или когда хочется крикнуть: «У-Ё-О-О!..»

ГЛАВНЫЙ ГВОЗДЬ РУССКОГО ТЕАТРА

[b]Абсолютно правы не знакомые с театральной историей простаки, считающие, что Малым театр назван потому, что меньше стоящего рядом Большого. Но по значению в истории русской культуры – ох, немалый он.[/b]Если труппа свое летоисчисление ведет с 1756 года и скоро отметит 250-летний юбилей, то здание свой день рождения считает с момента его открытия в октябре 1824 года – в особняке купца Варгина, перестроенном архитектором Бове. Тем самым, что построил и Большой театр.Кстати, и труппа в Большом и Малом была в те времена одна: артисты успевали за один вечер сыграть на разных сценах, перебегая туда-сюда по подземному переходу. Первоначально даже название «малый» не писалось с большой буквы.Сегодня, в юбилейный вечер, на сцене Малого будет представлен спектакль «Таинственный ящик» в постановке нынешнего худрука театра Юрия Соломина, который сыграет и главную роль. Водевиль Петра Каратыгина на год старше юбиляра – написан в 1843 году, а назывался тогда «Чудак-покойник, или Таинственный ящик». Вот вам и Малый театр – хранитель традиций русской сцены! Здесь были впервые поставлены такие шедевры отечественной драматургии как «Горе от ума» Грибоедова, «Ревизор» Гоголя; еще при жизни Пушкина сыграны сценические версии «Бахчисарайского фонтана» и «Цыган». Ну а певец московского Замоскворечья Александр Островский написал для Малого 48 пьес – и все впервые поставлены здесь. Потому и называют театр еще Домом Островского.Традиции Малого, кроме стилистических и фундаментальных основ актерской школы, имеют и другие вроде бы и неброские «ответвления». Например, все провинциальные и антрепризные труппы формировались на основе грибоедовского «Горе от ума» – если есть актеры на все роли пьесы, то труппа может сыграть любой репертуар. А началось все с Малого. Кто еще, кроме Малого театра, мог сохранить для нас сугубо московское произношение: зеРЬкало, СеРЬпухов, четвеРьг? Да и кто грубо-напористому питерскому Что мог так явно противопоставить наше домашне-уютное мягкое Што и конеШно…Ну а потрясающие русские типажи, которые дарил и пестовал Малый театр? Крупные, сильные – не свернешь их сути и физически не свернешь. Ведь гляньте на толпу театральной молодежи, на будущих актрис.Из ГИТИСа, нынешнего РАТИ, студентки всегда яркие, современные красотки; из вахтанговского Щукинского училища – остроносенькие, колкие девушки с характером. А из Щепкинского училища при Малом? Да кровь с молоком! Величавые! Златокудрые! Русь широкая и раздольная…Только в Малом могли создаваться такие спектакли, как еще памятный многим «Лес» Островского, когда-то поставленный Игорем Ильинским. С актерскими работами, каждая из которых была штучной выделки, бриллиантовой огранки, а движущийся рисованный задник – километры живописи, чистый Шишкин, лес огромный, как земля наша русская…Кишка тонка нынче такие спектакли да в таких декорациях ставить. Но ведь в Малом еще помнят, как их делают, значит, еще смогут эту постановочную культуру возродить.При этом, пожалуй, в России только в Малом театре еще есть генная театральная память – как ставить и играть классическую трагедию, нашу, отечественную и Корнеля, Расина, Шиллера. Ведь не зря именно здесь много лет шел «Царь Федор Иоаннович» Алексея Толстого с потрясающими Иннокентием Смоктуновским, а затем и Юрием Соломиным, с успехом идет «Царь Иоанн Грозный» тоже Толстого, которым два дня назад отметил свой юбилей актер Александр Михайлов (сердечно поздравляем!).Трагедия, масштабные спектакли – имперская затея, имперское мышление. Оно есть в основе стиля Малого театра. До сих пор рассказывают байки, как великая актриса, прима Малого театра Александра Яблочкина никак не могла отвыкнуть от прежнего названия и то и дело даже в сталинскую эпоху на разных публичных чествованиях заговаривалась: «В нашем Императорском Государственном Малом театре…»Малый театр – в самом центре Москвы, в самом центре страны, в самом центре российской театральной империи. Так что в юбилейный день пожелаем ему лишь одного – оставаться главным и самым прочным гвоздем, объединяющим нашу театральную культуру.

ДЕЛО ТАРТЮФА ЖИВЕТ И ПОБЕЖДАЕТ

[b]«Здравствуй, Зудя, Новый год!..» – поприветствовал Олег Табаков Марину Зудину, начиная репетировать их сцену из «Тартюфа». Он играет заглавную роль святоши, Зудина – Эльмиру.[/b]«Неужто Чусова опять переиначила и исковеркала классический текст, чтобы поострее и повеселее было?» – пронеслось в головах немногочисленных журналистов, допущенных на репетицию. Ох, слава богу, нет – дальше зазвучал Мольер. Просто Табаков искал нужную интонацию.Тут вам не «Современник», со «свободой слова», то есть с вольными переработками особо не разгуляешься. Классику Олег Павлович чтит, хотя в пиитете перед ней не забывает, что она должна быть интересна и привлекательна сегодня. Поясняя, почему выбор МХТа пал именно на эту пьесу Жана Батиста Мольера, после репетиции [b]Олег Табаков [/b]заявил:– Меня не интересует ни быт Франции ХVIII века, ни даже особая стилистика этих моралите-комедий. А интересует то, что генотип Тартюфа все-таки живет и побеждает в России XXI века. Вот что на самом деле для меня в пьесе возбуждающее и трогающее. Задевает проблема: наш «простой, советский» Тартюф жив! Если в те, мольеровские, времена плелась даже некая поэтическая вязь, все делалось «цирлих-манирлих», то сейчас все аферы производятся серьезно, делово, «по понятиям». Времени у нас, тартюфов, мало. Надо дело делать. Надо успеть и женщину употребить по назначению, и помолиться тут же. Некогда нам тут антимонии разводить да сопли размазывать. Жить надо… У нас другие жизненные, человеческие ритмы. Вот почему для постановки этого спектакля понадобился режиссер молодой – Нина Чусова…На репетиции стало ясно, что Нина Чусова давно нашла контакт с мхатовскими актерами: Мариной Зудиной, Мариной Голуб, Александром Семчевым, Авангардом Леонтьевым, Владимиром Федоровым. Они легко понимали, чего она требует от них по мизансцене, интонации, эмоциональному градусу.Впрочем, репетиция была уже далеко не первая, премьера спектакля состоится вот-вот – 10 ноября.– Я предложила Табакову поставить во МХТе мольеровского «Скупого», – рассказывает [b]Нина Чусова[/b], – но Олег Павлович захотел «Тартюфа». Главное – идея взяться за Мольера была общей. Значит, что-то витало в воздухе.Я немного сомневалась в таком выборе, поскольку во МХАТе уже был «Тартюф».Но, подумав, поняла, что прошлый спектакль и тот, который собираюсь делать я, будут абсолютно разными. И страх пропал. К тому же тема «Тартюфа» сегодня действительно очень актуальна. Сейчас стала массовой манипуляция сознанием на всех уровнях: религиозном, политическом…В результате родилось много метафор и современных параллелей, о которых мы даже не догадывались. Может быть, сыграло роль и то, что мой педагог режиссер Иосиф Хейфец называет «клиповым сознанием». Но мне кажется, что сейчас без клипового сознания – никуда, потому что визуальная картинка работает на все наше восприятие жизни, она очень важна. Мы иногда не верим словам, но верим глазам. И, создавая спектакль, мы затеяли серьезную игру: выяснить биографию каждого персонажа.Например (сейчас я уже не боюсь раскрыть нашу тайну), Тартюф у нас с очень конкретной биографией. Он довольно долго сидел в местах не столь отдаленных, и у него созрел план отомстить обществу и показать этим богатым, гламурным людям, где их истинное место. У нас Тартюф – вечный. Можно назвать спектакль «Вечно живой» ([i]смеется[/i]). Он даже инсценирует собственную смерть, чтобы потом появиться под другим именем – так нередко сейчас происходит и в реальной жизни.– Мы не меняли текст, – продолжает Чусова. – Я только помещала тот или иной эпизод в определенную ситуацию. Во время спектакля мы путешествуем по усадьбе, которую Тартюф постепенно прибирает к своим рукам. У Мольера нет ремарок, характеризующих персонажей, как у Чехова. И многое нужно было дофантазировать. И когда мы этот текст обжили, стало забываться, что это стихи.Кроме того, у Мольера есть и эротика. Мы не избегаем ее, а наоборот, подчеркиваем. Вокруг чего в пьесе все вьется? Свадьба и совращение. Так что ничего и придумывать не надо. И хочется, чтобы зритель расслабился и легко считывал все, что мы хотели до него донести.Исполнительница роли Дорины, горничной Марианны, актриса [b]Марина Голуб [/b]призналась:– Роль Дорины – это «пиджак» абсолютно с моего плеча. Она из тех женщин, которых не остановишь в их порывах. В горящую избу войдет… Именно она всех убеждает, что надо бояться Тартюфа. Как человек более простой, она природой своей интуитивно чувствует: что-то здесь не так. На нее «спускают собак», ругают, но она идет напропалую…У меня потрясающие партнеры – есть несколько сцен с Сашей Семчевым, с Авангардом Леонтьевым. К сожалению, с Олегом Павловичем маленький кусок, но и этого достаточно – важно просто побыть с ним на сцене. А главный подарок – это Нина Чусова. Она меня иногда так заводит, что сама потом говорит: «Марина, остановись! Что с тобой творится?» А меня уже несет, фантазия работает так, что просто прет из всех щелей. И это большое счастье.Исполнитель роли Оргона, актер [b]Александр Семчев[/b]:– Вначале я не должен был играть в «Тартюфе». Потом были разговоры о другой роли, менее мне интересной. А я хотел сыграть Оргона – это была одна из самых моих любимых, заветных ролей. Я ее ждал не один год. Это очень яркая, большая роль мирового репертуара. Правда, у Мольера нет психологических глубин, все четко: отрицательный – положительный. Но все равно роль интересная. Оргон не очень хороший человек. И этому есть объяснение. Он глубоко одинок. Он вырос эгоистом. Его не любила мама. И его не очень любит семья. И вдруг нашелся такой человек, который, как ему кажется, полюбил его. Он думает, что встретил бессеребреника, которому абсолютно ничего от него не нужно, кроме дружбы…Олег Павлович, играющий Тартюфа, очень помогает мне. Он, конечно, все «примеряет» на себя, но всегда по делу...Это мой второй спектакль с ним после «Кабалы святош». А с Авангардом Николаевичем Леонтьевым, который репетирует роль Клеанта, в работе встречаюсь первый раз. И он дает мне очень много. Мне вообще очень комфортно с этой командой, хочется соответствовать этим людям и играть с ними в одну историю.

НЕРАСКРЫТЫЙ МИХАИЛ КОЗАКОВ

[b]Сначала его воспринимали как актера-красавца с отрицательным обаянием. Еще бы! Таких злодеев сыграть! Что в «Убийстве на улице Данте», что в «Человеке-амфибии»... Потом стали приглядываться к его героям в спектаклях самого модного, острого театра «Современник». Актер оказался психологически тонким и очень глубоким.[/b]И вдруг как гром среди ясного неба появляется потрясающая пластинка, на которой Михаил Козаков вместе с Беллой Ахмадулиной читают стихи Федора Тютчева – целый спектакль, полный драматизма последней любви поэта. И как читают! Пронзительно, обжигающе. Каждое слово вонзают…И пока, припав к проигрывателям, мы открывали для себя Козакова-чтеца, который позже станет, пожалуй, лучшим на сегодня «репродуктором» поэзии Иосифа Бродского, сам актер открывал для себя режиссуру. Появились такие прекрасные телевизионные фильмы, как «Безымянная звезда» и, конечно же, «Покровские ворота» с их разнообразием человеческих типажей, таких родных, смешных и близких соседей-москвичей.В свою очередь, Козакова открывал для себя великий режиссер Анатолий Эфрос, дав в своем спектакле сыграть Дон Жуана. Дон Жуана уставшего, разочарованного, трагического. Великолепная, великая была роль! За тем, что делает Михаил Козаков в театре, кино, на телевидении, в жизни, нельзя равнодушно наблюдать. Его спектакли, фильмы, отъезды, приезды, разводы и потрясающие стихотворные тексты с эстрады заставляют нас, его поклонников и зрителей, ему сопереживать, наконец, думать: нет, он никогда не угомонится, не устанет открывать что-то новое в искусстве и в себе, теребя и утомляя свою душу.Поэтому, поздравляя Михаила Михайловича Козакова, желая ему счастья в этот юбилейный день, надеюсь, что он поймет меня правильно. Терзайте себя на здоровье, открывайте себя бесконечно!

СУЗУКИ-САН ПОКАЖЕТ, КАК МИР СХОДИТ С УМА

[b]30 октября МХТ им. Чехова собирается вновь поразить публику, на этот раз самим Уильямом Шекспиром – трагедией «Король Лир» в постановке знаменитого-презнаменитого японского режиссера Тадаши Сузуки. Спектакли Сузуки «Драматические страсти», «Дионис», «Сирано де Бержерак», «Чеховиана», различные версии «Короля Лира» прославили его и идут на сценах Америки, Европы и, конечно же, самой Японии, где он уже двадцать лет руководит Театром Сузуки в Тоге.[/b]Тога – небольшое горное местечко, именно здесь Сузуки обучает актеров собственной театральной технике и создает свои сценические шедевры. Несколько дней назад небольшой группе журналистов посчастливилось побывать на репетиции: шла установка сценического освещения спектакля «Король Лир». В полумраке сцены высвечивалась бурая стена, покрытая старинными резными японскими орнаментами, с нишами, за которыми угадывалась анфилада.В нишах появились шекспировские персонажи – король Лир в инвалидной коляске, атлетического телосложения Гонерилья, рыжебородая Регана… Отрывисто, резко, быстро произносят они свои реплики, но – следует остановка. Сузуки-сан поднимается из зала на сцену, показывает актерам, где точно им надо встать…В зал тихонечко, стараясь не привлекать внимания и не мешать, пробирается Олег Табаков. Закончилась репетиция – он подходит к режиссеру. До сидящих в зале гостей долетают лишь обрывки уважительно-ободряющих фраз: «Это все очень серьезно… сильно… нашему театру сейчас очень важно…»Ну а нам, журналистам, Тадаши Сузуки после репетиции отвел несколько минут на вопросы.[b]– Почему для постановки во МХТе был выбран именно «Король Лир»?[/b]– Я ставил его и в других странах мира, его главная тема очень востребована – поскольку везде идет процесс разрушения семьи.[b]– У вас в спектакле все главные роли играют мужчины. Кроме того, роль старого Короля Лира играет молодой артист Анатолий Белый. Как вы выбирали главных исполнителей?[/b]– У нас был кастинг. Мы рассматривали ряд артистов, которых нам предложил театр, а потом уже из отобранной группы выбирали исполнителей на главные роли. В Лире должна быть энергия, поэтому нужен молодой актер. У Шекспира, как и в японском традиционном театре «Кабуки», все роли, и женские тоже, играют мужчины. В спектакле важно не то, как Лир относится к своим трем дочерям. Главное – это абсолютно разные представления двух поколений о жизни, конфликт отцов и детей в широком смысле. И, кроме того, когда женщина выходит на сцену – зрители начинают оценивать ее сексапильность, а это мешает восприятию главной идеи. Так что появление в «Лире» женщин было бы лишним.[b]– На сцене МХТа очень редко ставились трагедии, а тем более удачно. Ведь мхатовская актерская школа – психологическая, мешающая некоторой условности, которая всегда есть в жанре трагедии. В работе с актерами вам помогает ваш особый тренинг, когда не очень важна школа? Именно поэтому вы начали работу с тренинга?[/b]– Во-первых, я не знал, что во МХТе редко ставились трагедии. Вне зависимости от того, были они или нет, главное – это работа с артистами. Сейчас мне доставляет огромное удовольствие ставить спектакль с молодыми актерами МХТа, поскольку в них есть стремление и желание работать, у них огромные способности и большой потенциал. Действительно, пришлось пойти по новому для них пути, а именно начинать репетиции с тренинга. Сначала две недели в Японии, в деревне Тога, актеры тренировали тело, пластику. Тело должно привыкнуть все делать автоматически. И вот мы уже репетируем в Москве, только-только вышли на сцену. Теперь нам предстоят три недели репетиций в Японии, где и состоится премьера. В Москве же мы сыграем премьеру в конце октября.[b]– В чем суть тренинга?[/b]– Особая работа с голосом, дыханием актера… Контроль за дыханием и подачей звука вырабатывается вместе с движением и пластикой.[b]– Сегодня на репетиции актеры были без сценических костюмов. Какими будут эти костюмы? Историческими? Вневременными? Европейскими или японскими?[/b]– Костюмы шьются в Японии, они будут в стиле исторических японских. Сшиты они будут из старинных, антикварных тканей. Надеюсь, когда актеры в них облачатся, им будет легче играть на сцене.[b]– А музыка?[/b]– Обычно я использую шедевры мировой классики. В этом спектакле будет звучать музыка Чайковского, Генделя.[b]– Понятно, что вам пришлось сокращать шекспировский текст в переводе Бориса Пастернака, в программке даже обозначено – сценическая редакция Тадаши Сузуки. Что вы сокращали?[/b]– Основная линия спектакля: мир постепенно сходит с ума. Я убирал все, что мешало сконцентрироваться на этой теме. Поэтому урезал в первую очередь положительных персонажей, например роль Кента.[b]– Обычно, особенно в русских постановках, роль Шута становится равновеликой роли Лира. Какое место отведено Шуту в вашем спектакле?[/b]– Абсолютно такая же. У Шута главная роль, хотя он и мало говорит. Но он единственный человек, который остается жив в этом спектакле, где он же выступает в роли Медсестры. Он живой в спектакле, он – Медсестра, которая над всеми смеется. Вы же понимаете, когда мы больны, когда мы становимся пациентами какой-то больницы, мы умираем, а медсестры смеются над нами. Вы заметили, что медсестры, которые ухаживают за пациентами, чрезвычайно редко умирают раньше них?..

ПУСТОТА СМЕРТНАЯ

[b]Говорят, спектакль «Изображая жертву», показанный в эти выходные на Малой сцене МХТ, обещал быть веселым. Но, видно, события последних недель усугубили черноту юмора братьев Пресняковых. Второй год во МХТе с успехом идет их пьеса «Терроризм», а неделю назад «Табакерка» сыграла здесь премьеру пресняковской драмы по Толстому «Воскресение. Супер» (см. «Вечерку» за 13 сентября.)[/b]Шутки действительно мрачные и какие-то уж очень злободневно-сиюминутные. Скажем, такие: может, не стоит лаваш вместо хлеба покупать, кавказский ведь, чего доброго, отравленный… Да и сюжет выбран о человеке совсем уж редкой профессии – юноша Валя работает жертвой. Во время следственных экспериментов милиции он изображает трупы.Валя любит свою работу. Как не любить, если всё как про самого себя изображаешь! Валиного родного отца скорее всего отравила его же мать, которая очень жалеет, что Валя появился на свет по отцовской беспечности в средствах предохранения. К тому же Валя очень мешает ей в обретении простого женского счастья – на дух не переносит ее нового ухажера.У Вали есть девушка, владеющая изысками секса, даже шарфом его придушить слегка может для пущего кайфа, только любовь здесь ни при чем – Валя для нее последний шанс на замужество. Короче, одно слово – жертва.Призрак отца – капитана, морского волка – то и дело является Вале не в каком-нибудь Эльсиноре, а сквозь рябь телевизора. Про жизнь морскую рассказывает: выловили они как-то в море банку селедки, которую долго по волнам носило, и съели всей командой.Интересно им было – отравятся или нет. Поблевали, подиареели, но выжили. Ох и интересная же это штука – жизнь!..Вот и милицейский капитан, под началом которого Валя работает, ему как отец родной. (И отца, и капитана грубовато и точно играет Виталий Хаев). Вместе они изучают, что придает «интересность» жизни: одному было интересно жену подтолкнуть, пока она окно на десятом этаже мыла, другому любовницу в бассейне утопить – она ногами дрыгает, ан нет, ко дну ее, ко дну! А вот третий – владелец бензоколонки – обиделся на школьного друга, который над ним потешался: мол, вымой сам мою машину. Так бензоколонщик взял и пульнул другу в затылок из пистолета.Здесь уж не выдержал милицейский капитан, взвыл благим матом – просто-то как у вас всё, мать-перемать!.. «пульнул»!.. да я в твои годы горбатился, о куске хлеба для семьи думал, а ты – обиделся и «пульнул»… И как здесь не вспомнить словарь народной анатомии, когда не замутненные интеллектом лица у всех этих убийц такие конфузливые, с выражением неловкости – вроде они не людей убивали, а в обществе случайно пукнули. (Посмотрите на бесланского террориста!)Братья Пресняковы из отдельных, казалось бы, занятных, анекдотичных, а в общем-то вполне обыденных ситуаций и зарисовок, без нравоучений и назиданий, создают некий протрет сегодняшнего состояния умов и настроений в обществе. И состояние это удручающее – нечто на грани между безразличием к жизни и духовной пустотой.Жизнь стала бесценной – ничего не стоит отнять ее у человека. Поиски великого смысла и ценности бытия уже давно подменены внешними приметами каждодневного существования. Куда идем? Зачем? Вершина самореализации – не более чем владелец бензоколонки, менеджер или визажист.Попасть на какую-нибудь «Фабрику звезд», ковырять палочками модное суши в экзотическом ресторане. Корыто со жратвой и модный прикид – и жизнь состоялась! Пресняковские мини-сюжеты, нанизанные на судьбу жертвы Вали, нашли точный отклик в заостренной гротескной игре актеров, реализовались в яркой, жесткой, ироничной и несколько клиповой, полной смешных придумок режиссуре Кирилла Серебренникова.Вот мамаша Вали (в отменном «народном стиле» сыгранная Мариной Голуб) готова с простотой и заботливостью русской женщины помочь любовнице сына (Наталья Бочкарева) чуть придушить его длинным красным шарфом во время сыновних сексуальных утех. Страшновато и смешно.С юмором выстроена роль прапорщицы милиции Людмилы, (великолепно сыгранная Юлией Чебаковой), которая снимает на видеокамеру все следственные эксперименты, не забывая запечатлеть и себя.Как первоклассные эстрадные номера существуют в спектакле «пластический этюд» двух мускулистых мужиков с волосатыми ногами, изображающих синхронное плаванье, и песня Женщины в кимоно из якобы японского ресторана, ставшей свидетельницей убийства одноклассника школьным другом. Песня дворовая, всем знакомая – про красавицу-японку и сурового капитана с английской канонерки. Алла Покровская блестяще, пародийно-серьезно, с чувством исполняет и эту песню, и эту роль.Не могу удержаться, чтобы не подсказать авторам спектакля, как можно «углУбить» один из текстов героини Аллы Покровской. Она жалуется, что спросила у водителя троллейбуса, где ей выйти на такую-то улицу, а он ответил, что должен остановки знать, а не улицы. «И кто же нас возит, кто нас ведет?» – удивляется героиня.(Вероятно, здесь и второй, и третий смысловой план авторами предусмотрен.) Предлагаю свой случай. Ехал на троллейбусе по Тверскому бульвару, проехали доронинский МХАТ, доехали до следующей остановки, почти до Тверской, в салон выходит водитель и спрашивает: «Дальше мне поворачивать направо или налево?» А там и поворота-то нет. Гадом буду, правду говорю. А вы – «водители улиц не знают»… Из актеров, пожалуй, труднее всех пришлось исполнителю главной роли – студенту Школы-студии МХАТ Петру Кислову – ведь ему надо было сыграть безликого, инфантильного, пустого человека.Точно сыграл, воплотил, передал.А еще сыграл преданность Вали своему делу – отравив мамашу, ее хахаля и свою любовницу, он трогательно уверяет капитана милиции, что точно запомнил, как все лежали в момент смерти и готов изобразить всех своих жертв.Кстати, в спектакле состоялось прекрасное единство режиссерского стиля, оформления сценографа Николая Симонова и костюмов Евгении Панфиловой. Черно-белые сценические рамы с восходящим диском красного солнца, стилизованные матросские костюмы, купальники синхронных плавальщиков создают единый плакатный стиль. В нем нечто и от революционных картин Дейнеки, и от китайских полотен времен культурной революции, и от стилистики рисованных порно-журналов от какого-нибудь Тома из Финляндии, где полицейская и матросская формы придают дополнительную сексуальность игриво-возбужденным персонажам.Но особенно понравилась в спектакле реплика Женщины в кимоно. Рассказывая об убийстве и убитом в их ресторане, она с ужасом восклицает: «Ведь в последний свой миг жизни он видел меня!» И правда, ужас этот – жизни итог. Представьте себе, вы уже достигли своего менеджерского величия, сидите в японском ресторане а тут вам выстрел в затылок и последнее, что вы видите – старая тетка в костюме гейши хрипато поет про какую-то японку с суровым капитаном! Ну а уж если очень повезет, то увидите каких-нибудь гоняющих мяч мужиков из вашей любимой команды «Челси».

БА! ЗНАКОМЫЕ ВСЕ ЛИЦА!

[i]Вчера в Музее современного искусства Зураба Церетели многочисленной публике было представлено полотно «Заседание Федерального Собрания» художников Сергея Калинина и Фарида Богдалова.Их смелая, авантюрная идея – запечатлеть в повторение знаменитого полотна Репина «Торжественное заседание Государственного Совета» образы современных политиков – была впервые продемонстрирована и представлена во фрагментах около года назад. Восторгов тогда было много, тем более что большинству желавших быть запечатленными вот-вот предстояли выборы в Госдуму.[/i]Одним из самых значительных персонажей на картине в тот момент должен был стать Геннадий Селезнев. Теперь, кажется, ему в окончательный вариант картины не попасть, суждено остаться в этюдах и набросках. В этих же набросках в разных позах на эскизах существует Александр Починок. Ведь художники намерены еще дорабатывать этот грандиозный групповой портрет.На презентации полотна больше всех суетился единственный пришедший на это светское мероприятие и абсолютно уверенный в своем политическом долголетии Владимир Жириновский. Он был в восхищении от таланта художников, так живо, трепетно и правдоподобно его изобразивших.А художники талантливы несомненно – и не только в живописном ремесле. Как в хорошо рассчитанной пиаровской партии, они, кажется, даже хорошо продумали свои роли и выступления перед журналистами. Если один из них говорил, что идея к ним пришла в связи со столетием репинского полотна, то другой напрочь это отрицал.Если один утверждал, что важнее всего было запечатлеть нынешний политический момент страны, то второй высказывал совсем другую точку зрения.Идея их – настоящая золотая жила. Ведь этот групповой портрет можно обновлять бесконечно, и работать над ним они могут всю оставшуюся жизнь.Значимость большинства представленных лиц – нечто из области быстрорастворимых объектов.Жаль, объекты забывают, что портреты мстят. Стоит вспомнить, как на уайльдовском портрете Дориана Грея проступили черты порока и злодеяний, исказившие прекрасное лицо. Репин, создавая свое монументальное полотно, был не чужд сатирических мотивов... На новоявленном групповом портрете работы Калинина и Богдалова все лица вдохновенны, полны энтузиазма и нравственной чистоты. Ведь краска на портрете еще не подсохла…

БЕЗНАДЕЖНО ТОЛСТОЙ

[i]Казалось бы, зрителей ждет подробная или же нахально искажающая первоисточник, но обязательно занудная инсценировка знаменитого толстовского романа, напичканная нравоучительными, «важными» цитатами и мыслями великого старца. Ан нет.[/i]Первое и главное достоинство спектакля – он поставлен именно по пьесе братьев Пресняковых.«Воскресение» Льва Николаевича стало для них очень личностным материалом. Пьеса написана так, словно современный человек с улицы вдруг решил пересказать кому-то не об обросшем исследованиями и комментариями великом романе, а о книге, прочитанной вчера. И он произвольно реконструирует ее события, что-то обостряет в силу своей взволнованности и страстности, вольно поясняя что-то для него лично важное, переводя на современный язык хитросплетения судеб, вязь внутренних переживаний Дмитрия Нехлюдова и Катюши Масловой. Наконец, для краткости изложения сути заменяя что-то из прочитанного своими собственными зарисовками. При этом авторов нельзя даже заподозрить в нарочитости введения современной лексики. Она естественно вмещает толстовские понятия и смыслы.«Воскресение. Супер» – потому что у нашей жизни своя, современная пошлость выражения – все супер – от супа до Христа.«Воскресение» Льва Николаевича – конечно же суперроман, а возможность воскресения человеческой души – супервозможность.Спектакль «Воскресение. Супер» начинается с того, что растрепанный Дмитрий Нехлюдов, томясь от скуки и игры гормонов, пытается заняться живописью и заставляет толпу из крестьян и бездомных в качестве натурщиков изображать православный народ.Нет, ничего не выходит с народной сценой на холсте!.. Заприметив в этом скопище людей опрятную и ликом ясную Катюшу Маслову, он решает писать ее портрет. И она такая прелестная в своей скромности, тихости, что дело до живописи не доходит – Нехлюдов с животной импульсивностью начинает тащить ее в койку… Потом в его памяти всплывет, как Катюша дала милостыню нищему оборванному старику и поцеловала его. Почему же она не может с такой же светлой нежностью поцеловать его? Да, он тоже готов подавать милостыню убогим. Но как она могла прикоснуться к тому отвратительно грязному, зловонному старцу? И автор этих строк ловит себя на том, как часто думает: «Сочувствую, готов даже червонец дать бомжу. Но как же от них воняет, что же они не моются и какого черта они так полюбили именно мой маршрут троллейбуса…» Таких – неожиданно странных, но точных, как акцент на зловонности, грязности – сирых и убогих в спектакле много. Они короче, целеустремленнее пролагают путь создателей спектакля «Воскресение. Супер» к сути того, с чем они пришли поделиться со зрителем. Потому что их – авторов пьесы, актеров, режиссера Юрия Бутусова – волнуют глубинные смыслы романа Толстого: что есть истинное сострадание, а что лишь его имитация, возможно ли искупление греха, каковы пределы раскаяния и насколько оно искренне и прочно...Спектакль играется в великолепном в своей строгости и аскетизме оформлении Николая Симонова. Черное пространство сцены, где по ходу событий возникают столы, табуретки, кровать, разрезано двумя светлыми вертикалями, уходящими вверх, в никуда – лестницей и неким подобием двери. В первом эпизоде спектакля сцена условно отделена от зрительного зала «мольбертом», на котором Нехлюдов пытается что-либо изобразить.Закавычил слово «мольберт», поскольку на нем вместо холста стекло – в одной из последующих сцен Нехлюдов упрется в него, размажется по нему лицом. Размажется его жизнь, разобьется его уклад жизни аристократа, а может, эта кривая морда – наше с вами отражение. Каждый поймет такие детали спектакля, насколько сам захочет и постарается.И здесь пора уже сказать об удивительном и явном таланте режиссера Юрия Бутусова – умении задать единую и непрерывную интонацию спектакля, в которой нет спотыканий, провисших ритмов, случайных эмоциональных всплесков и провалов. Спектакль смотрится на одном дыхании, в нем не видно никаких грубых стыков, даже при том, что порой одна за другой идут разножанровые сцены – гротеск легко переходит в стиль народно-бытового театра. И конечно, в спектакле есть ощущение слаженного актерского ансамбля.В Нехлюдове Виталий Егоров нервно и тонко играет слабого, развращенного, но по-своему хорошего человека, который сам страдает от принесенного когдато Катюше зла. Он раскаивается в содеянном, пытается загладить вину, но то и дело сам не верит в свою искренность, в то, что вся его помощь несчастным арестантам – лишь поощрение собственной гордыни. Поэтому в финале он растерян: как жить дальше? Он подавлен, потому что уже знает: прошлое нет-нет да и брезжит тенями в его подсознании, тревожит своими неясными, но колкими царапинами. Он остается с саднящим душу предчувствием, что каждый раз, когда он будет думать, что вот уже искупил все свои мерзости, – то ли судьба, то ли рок, а вернее, совесть окликнут: нет, не дам я тебе отпущения грехов, потерпи еще чуток!..Лине Миримской в сценах первой встречи с Нехлюдовым предельно убедительно и небанально удалось передать юную чистоту, трогательную незащищенность Катюши Масловой, а потом, в тюремных эпизодах, и сыграть ее опустошенность, демонстративную браваду падшей женщины.Хороша она и в несколько гротескной роли княгини Софьи Васильевны.Михаил Хомяков тоже играет в спектакле не одну роль: он появляется и в образе нищего старика (а возможно, и самого Толстого-старца), и смотрителя тюрьмы, и врача... Особенно ярко сыгран актером начальник тюрьмы – с потрясающим мастерством каскадного комика он создает узнаваемый тип эдакого тупого, но хитрого пройдохи-жизнелюба.Актеры в спектакле все хороши и все на месте в этом многофигурном ансамбле.Недавно слышал, как по телевизору женщина «из простых» рассказывала о своей первой любви: «Он меня в кино пригласил. А фильм был такой плачевный. Я полфильма прорыдала».Смотря спектакль «Воскресение.Супер», я сначала думал, что театр хочет показать нам Толстого без надежды – на веру, на искупление, на счастье. Но когда в финале появился хоровод из крестьян с потрепанными, фанерными символами веры на шестах – крестом, серпом, вернее косой, тряпичной чайкой (надо полагать, мхатовской), подумалось: нет спектакль об ускользании веры, о невозможности схватить ее за хвост и хорошо рассмотреть, понять. Но желание, даже страсть это сделать в нас останется, будет жить. Эта попытка найти и познать веру была смыслом творчества самого Толстого – поэтому спектакль «Воскресение. Супер» – несомненно, безнадежно Толстой.

УСПЕХ НАДО ХОРОШО ОРГАНИЗОВАТЬ

В ТРАДИЦИЯХ, НО БЕЗ АТАВИЗМА

[i]Любопытно наблюдать, как в каждом из театров происходит традиционный сбор труппы накануне нового сезона. По атмосфере, по тому, как актеры рассаживаются в зале и встречаются друг с другом после отпуска, по тому, хотят ли они быть заметными или отсидеться где-то в сторонке серой мышкой, легко угадывается и общий дух театра, насколько он успешен или находится на периферии зрительского внимания, какие силы и группы в нем не дружат, а состязаются, кому здесь принято хочешь не хочешь поклоняться и выражать восторг, а кто давно, кроме презрения и холодного «здрасьте», ничего не заслуживает…[/i][b]У Суханова кормят лучше, чем на Бронной [/b]В Вахтанговском сбор труппы обычно проходит в фойе второго этажа под портретами основателя театра и его корифеев. Проходит оживленно и по-деловому, без лишнего пафоса: Михаил Ульянов у микрофона, а напротив него актеры на неудобных банкетках. От лица «стариков» театра в первых рядах – Юрий Яковлев и Вячеслав Шалевич, от «молодых» – Максим Суханов и Сергей Маковецкий.Василий Лановой на сборе уже второй год отсутствует – не любит он таких, как Суханов, которые еще и бизнесом занимаются (тот открыл в театре свой буфет), со всем революционным пылом Павки Корчагина разоблачает их и в такие дни даже сидеть рядом с ними не желает.У Михаила Александровича Ульянова хватает мудрости похвалить премьерный спектакль «Фредерик, или Бульвар преступлений» с Василием Семеновичем Лановым в главной роли и спектакль «Лир» с Максимом Сухановым, заверив всех, что, создавая такие полярные по своей художественной эстетике спектакли, театр ни на шаг не отступает от заветов отца-основателя Евгения Вахтангова. Славно-то как… Сборы трупп в Театре на Малой Бронной и Театре им. К. С. Станиславского чем-то напоминают сходки религиозных сект. В первом случае – из-за того, что коллектив усох до такой степени, что, кажется, кроме Льва Дурова с семьей и директора театра, других-то людей в нем и нет. И каждый сбор труппы – это разработка плана, стратегии того, где бы еще найти наивного и талантливого режиссера, который будет не по зубам директору, на чьем счету не одна загубленная в застенках этого театра режиссерская душа – Александра Дунаева, Анатолия Эфроса, Сергея Женовача, Андрея Житинкина… Увлекательная игра: и директор, и труппа знают: несъедобных режиссеров нет.А в случае с Театром Станиславского – другого рода религиозный трепет. Владимир Мирзоев божественно талантлив. Руководит театром лишь второй сезон. В качестве главного режиссера уже выпустил очень серьезный, глубокий спектакль «Семеро святых из деревни Брюхо» по рассказу Людмилы Улицкой. И вот-вот, а именно 8 сентября, на сцене Театра им. К. С. Станиславского состоится премьера шекспировского «Сна в летнюю ночь» в его режиссуре.Самымпраздничным сбором труппы на этот раз обрадовал Малый театр. Зал сверкал огнями, был полон «публики»: актеров, работников театра, журналистов, сотрудников Минкульта, словно на аншлаговом спектакле. Михаил Швыдкой от имени президента России вручил Татьяне Еремеевой, народной артистке России, проработавшей в Малом более 60 лет и несколько меньше – женой и соратницей Игоря Владимировича Ильинского, орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени. Зал долго приветствовал актрису стоя. Ну а затем руководитель театра Юрий Соломин по-деловому рассказал о предстоящих премьерах и о грядущих гастролях в Японию.[b]ПРЕМЬЕРЫ НОВОГО СЕЗОНА [/b][b]Театр им. Вахтангова:[/b] Ближайшая премьера – музыкальный спектакль «Мадемуазель Нитуш» Ф. Эрве (реж. В. Иванов, в главной роли – Н. Гришаева); «Дон Жуан» Ж.-Б. Мольера (реж. В. Мирзоев, в главных ролях – М. Суханов, С. Маковецкий).[b]Малый театр:[/b]«Свадьба, свадьба, свадьба» по А. Чехову – премьера в октябре, реж. В. Иванов, в главных ролях – С. Аманова, Г. Доронин; «Последняя жертва» А. Островского – премьера в ноябре, реж. В. Драгунов, в главных ролях – Л. Титова, О. Добронравов; «Госпожа министерша» Б. Нушича – премьера в декабре, реж. В. Бейлис, в главной роли – Э. Быстрицкая; «Смерть Тарелкина» (на Малой сцене), репетируют молодые актеры театра; «Малый театр – фронту» – премьера к юбилейному Дню Победы. Предполагается, что спектакль будет идти в течение первых десяти дней мая 2005 года.[b]Театр на Малой Бронной:[/b] «Приглашение в партер» В. Жеребцова – премьера 25 сентября,реж. Л. Дуров.[b]Театр им. Маяковского: [/b]«Старомодная комедия» А. Арбузова – премьера в сентябре на Малой сцене, реж. В. Портнов, в главных ролях – Е. Симонова и И. Охлупин; «Устрицы» по А.Чехову – премьера в сентябре на Малой сцене, реж. А. Локтев, исполняют А. Ровенских и А. Локтев; «Карлик» Г. Шульпякова – в филиале, реж.Т. Ахрамкова, в главной роли – А. Лобоцкий; «Любовь глазами сыщика» П. Шеффера, реж. С. Арцибашев, в ролях – Д. Спиваковский, В. Запорожский, Д. Повереннова; «Спуск с горы Морган» А. Миллера, реж.Л. Хейфец, в ролях – О. Яковлева, Э. Виторган, Е. Шевченко.[b]Театр-студия О. Табакова:[/b] «Воскресенье. Супер» братьев Пресняковых – премьера 9 и 10 сентября (на сцене МХТ), реж. Ю. Бутусов, в ролях – В. Егоров, Л. Миримская, М. Хомяков.[b]МХАТ им. М. Горького:[/b] «Прощание в июне» А. Вампилова – премьера 17 сентября, реж. Т. Доронина, в ролях – Г. Кочкожаров, А. Чубченко, В. Ровинский.

Америка прощается с ковбоем и президентом

[b]Его смерть не была неожиданной, последние десять лет он болел болезнью Альцгеймера, о начале болезни Рональд Рейган мужественно во всеуслышание заявил сам в 1994 году. Его жена Нэнси и дочь Патти Дэвис преданно ухаживали за ним до самого конца, когда Рейган уже перестал их узнавать. Президент потерял способность самостоятельно передвигаться, говорить, принимать пищу. Неизлечимый недуг прогрессировал, и кончина Рональда Рейгана была ускорена воспалением легких...[/b]Одним из главных качеств, позволявшим ему быть успешным президентом, считался талант общения, чему, конечно, способствовало его актерское прошлое. Выходцу из семьи мелкого коммивояжера-алкоголика, молодому Рональду Рейгану удалось вырваться из нищеты, окончив в 1936 году колледж и став спортивным комментатором на радио в штате Айова. В 1937 году он переезжает в Голливуд, где заключает контракт с киностудией Warner Brothers и превращается в актера. Снимается, играя лихих ковбоев в низкобюджетных фильмах. Больших высот не достигает, но становится достаточно известным и популярным, ведь в его актерском багаже более 50 лент.В 1966 году Рейган выставляет свою кандидатуру на выборах губернатора Калифорнии и выигрывает их. А спустя 14 лет американцы, напуганные вводом советских войск в Афганистан, избирают его, уже известного к этому времени прямолинейного и последовательного антикоммуниста, президентом.Именно Рейган в свое время объявил Советский Союз «империей зла» и резко увеличил военные расходы, объявив о начале программы «звездных войн» – создании космического противоракетного щита. Кстати, в это же время стали популярны и фильмы о звездных войнах. Нашу перестройку он воспринял почти с умилением.Нынешний президент Соединенных Штатов Джордж Буш, словно продолжая линию Рейгана, теперь после исчезновения «империи зла» объявляет об «оси зла» в современном мире.Да и большинство американцев тепло вспоминают Рональда Рейгана и причисляют его к самым значительным и влиятельным фигурам современной истории.Сегодня в долине Сими проходит закрытая церемония для родных и близких покойного. После чего до вечера вторника состоится торжественное прощание. На следующий день, в среду, гроб с телом покойного будет отправлен в Вашингтон, где вечером начнется траурная церемония, первая с 1973 года, когда хоронили президента Линдона Джонсона. Церемония продлится всю ночь и весь четверг. В пятницу утром гроб на орудийном лафете проследует к Белому дому, у которого его перенесут в катафалк и отвезут в Национальный собор, где состоится заупокойная служба. Пятница станет траурным днем в Америки.

Барыня пришли и сыграли

[b]Уже Лопахин вспомнил, как Раневская его, мальчишку, назвала «мужичком». И досадно ему было, и приятно: вроде и будущего мужчину в нем увидела, и на его простое происхождение намекнула, а он-то вот теперь не простой – образованный и с деньгами… Засуетился Фирс: «Барыня приехали, барыня приехали...» – и зашевелилось все на сцене, ожило, вышла она, барыня Раневская – Рената Литвинова. Гибкая, стройная, благоуханная, шикарная и с кавалькадой – дочерьми Аней (Анастасия Скорик) и Варей (Екатерина Соломатина), лакеем Яшей (Дмитрий Бродецкий), клоунессой-приживалкой Шарлоттой (Евдокия Германова) и домочадцами имения с вишневым садом.[/b]Дамы в зале тут же зашикали: «Ее не слышно!» – они пришли посмотреть, как Литвинова, киношная жеманница, провалится на прославленной мхатовской сцене.Рената Литвинова посягнула на чужую территорию, и это ей еще аукнется. Моя соседка (видно, из незаслуженных актрис) то и дело раздраженно, вслух, с актерским драматизмом поправляла Литвинову. Со сцены звучало: «Что вы смеетесь?», а соседка дергала мужа, чтобы не очаровывался видением Ренаты, и с театральным надрывом уточняла: «Ну, чему вы смеетесь...» Еще месяца три назад театральные люди на всех углах якобы озабоченно судачили: «Ренату Литвинову совсем не слышно, беда-то какая!..» Да слышно ее, и урона русскому драматическому искусству, где нынче уже даже не обсуждается, что актеры не выговаривают тридцать две буквы алфавита, она никакого не нанесла.Литвинова – Раневская – стопроцентное попадание в роль. Актрисой ее назвать невозможно – она дива, природная аномалия с определенными и неповторимыми качествами магнетического обаяния интонаций, жестов, пластики.Только Литвинова может так, будто впроброс, нарочито жестко и монотонно произносить драматический текст Раневской о гибели сына. Не хочет эта Раневская ни сочувствия, ни жалости, она эгоистична в своем горе и одержима новой любовью к какому-то ничтожному человеку.Эта Раневская – барыня, для которой весь мир создан, чтобы служить ей, а она будет служить своему любовнику, цепляться за каждое, дающее ей надежду на счастье, слово в его телеграмме.Одинокая, порой бессердечная– а может, ненавязчивая в своей нежности к близким? – она готова подтолкнуть Лопахина сделать предложение Варе. Не вышло? Ну, что делать – чужая жизнь, чужие чувства…Не вышло у нее спасти и сад – значит, так тому и быть. А она будет жить, поедет в Париж доигрывать свой любовный сюжет…Это была прекрасная и очень смелая идея режиссера Адольфа Шапиро – пригласить на роль Раневской Ренату Литвинову. Мне она показалась великолепной. А как она играет? Слово «играть» в данном случае вообще неуместно. Играть можно научить, выдрессировать, натаскивая в мастерстве. В Литвиновой есть только Литвинова. Как ее можно научить актерскому мастерству, если ее жест, мимика опережают слова? У обычных актеров и людей все наоборот…А вот у Евдокии Германовой актерского мастерства тонны. Говорят, вживаясь в роль Шарлоты, она даже брала уроки у настоящего фокусника. Фокусы вышли совсем неинтересные, а роль состоит из ужимок, сухих и вымученных. И угораздило же кого-то приклеить к Германовой прозвище «вторая Джульетта Мазина»! Сгубили талантливую актрису. Да она теперь похожа скорее на Джима Кэрри из фильма «Маска». Старается, лицом «мордирует», прихрамывает, прискакивает – а в Шарлоте ни веселья, ни трагизма.Фантастически хорош в роли Фирса Владимир Кашпур. Точен, убедителен, трогателен его старик, беззаветно, с обожанием влюбленный в свою барыню, да и во всех домочадцев. Кстати, именно он составляет наиболее органичный дуэт с Ренатой Литвиновой. Они сошлись – отточенное мастерство и божественный плевок.Удачей спектакля стали и Андрей Смоляков в роли Лопахина, и Сергей Угрюмов в роли Епиходова. Приглашенный на роль Гаева знаменитый петербуржец Сергей Дрейден – как питерская погода: туманности с прояснениями. Порой он очень невнятен, а порой завораживающе привлекателен психологическими нюансами, интересными интонациями.Кажется, главным просчетом спектакля стало то, что играть его решили почти без декораций (сценография бесспорного мэтра нашей сцены художника Давида Боровского). Аскетизм тоже имеет пределы. Конечно, сыграть спектакль почти на пустой сцене, прибегая к необычному освещению трепещущей шторы или выдвинув из-за кулис шкаф в момент произнесения Гаевым знаменитого монолога «Дорогой, многоуважаемый шкаф!» – эффектно, стильно.Но все же для этой пьесы, очень привязанной к быту героев, к образу и шуму вишневого сада, такое решение было слишком радикальным. Да и беспощадным по отношению к актерам: сложно три часа играть, расхаживая туда-сюда по сцене, лишь время от времени касаясь стульев или скамеек. Голо, пусто, спрятаться не за что, облокотиться не на что…Ну, а об актуальности чеховской драмы и говорить не стоит.Тема новых людей, распродающих ценности бывшей элиты, всегда современна. Почти о том же писал лет за пятьдесят до Чехова и Александр Николаевич Островский в «Лесе». Когда Лопахин убеждает вырубить сад, настроить дач и деньги наживать, так и слышу сегодняшнюю Москву и знакомый мне диалог:– Что наш дом – труха одна! Вот рядом построили – там гараж в подвале, джакузи в квартирах, у них 5 тысяч долларов стоит квадратный метр.– Как же так, труха? Дом – все-таки модерн, фисташкового цвета, 1905 года. Да и переулок арбатский как-никак…– Какой, на хрен, модерн с фисташками… Землю у дома надо отмежевать, стоянку платную устроить…Был «Лес», потом «Вишневый сад». Так что, чует мое сердце, пространство сужается, и скоро появится на свет какая-нибудь новая пьеса «Арбатский скверик» в духе нетленных классиков…

Глеб Панфилов: С Солженицыным по жизни

[b]Первый же фильм «В огне брода нет» принес Глебу Панфилову известность и международное признание. А еще Инну Чурикову – жену и актрису – навсегда.[/b]Глеб Панфилов никогда не бравировал левизной взглядов или киноавангардизмом. Он просто снимал умное, честное и необыкновенно современное кино. Оглядываясь назад, поражаешься, как ему удавалось быть прозорливым, но не надменным. Он точно улавливал то, что волнует, о чем думают мыслящие люди сегодня – здесь и сейчас, – и умел в своих лентах это обобщить, сформулировать, не прибегая к дидактике лозунгов и заумным символам, а опираясь, казалось бы, на реальные, обычные и обыденные ситуации, судьбы, характеры. Он с самых первых своих лент достиг того мастерства, когда каждую его ленту, ее мысли, образную и эмоциональную структуру, ее душу видевший их зритель может восстановить в своей памяти по одному или двум эпизодам, просто отдельным, запомнившимся кадрам. Так, по яростной вдохновенности Тани Теткиной, рисующей наивно-прекрасные революционные полотна, вспоминается фильм «В огне брода нет», по бледному отчаянию застывшего лица, руке, обхватившей мертвой хваткой лезвие косы, возникает в памяти фильм «Начало». От Ленина, который что-то пишет, сидя на пеньке в лесу Финляндии, и вдруг машинально убивает комара, размазав кровь по лысине, до одержимой любовью к сыну Ниловны в момент ареста Павла пролегает вся цепь, взаимосвязь режиссерских размышлений о губительности революционных бурь для простых, одиночных человеческих судеб в фильме «Мать».Глеб Панфилов из тех, кто не обременил свою совесть ни лестью правителям, ни предательством единомышленников, ни художественными спекуляциями и конъюнктурой. Он человек высокого стиля и большого достоинства.Одна беда, не любит он разговаривать с журналистами, не любит публичности. О его сегодняшнем дне известно, что он готовится к съемкам фильма по книге Александра Солженицына «В круге первом». От Инны Чуриковой, из которой, как из ее любимой Жанны д’Арк перед инквизицией в фильме «Начало», тоже лишнего слова не вытянешь, удалось узнать, что сценарий телевизионного варианта фильма написан самим Солженицыным. Значит, варианта предполагается два, один из них – для широкого экрана. А поскольку некоторое время назад я уже записал свой разговор с Глебом Панфиловым об Александре Исаевиче Солженицыне, то публикация размышлений кинорежиссера об авторе его будущего фильма в эти дни будет как раз кстати…[b]Сначала была книга[/b]Судьба свела меня вначале с произведениями Александра Исаевича Солженицына, как, наверное, всех читающих его произведения, коих великое множество. Но в бытность мою на высших режиссерских курсах, я с моим товарищем — Колей Рашеевым (его все знают по фильму «Бумбараш») поставил «Случай на станции Кречетовка». Это была курсовая работа с актерами. Ну и, конечно, первые шаги, первые уроки режиссуры. И первая практическая встреча с прозой Александра Исаевича. Я говорю практическая, потому что невозможно не сказать об ошеломляющем впечатлении, которое произвел на меня «Один день Ивана Денисовича», на меня — человека, далекого от искусства, инженера...Дело в том, что существовала советская литература, русская и вдруг — «Один день Ивана Денисовича»...Мощно, сильно, выразительно — и о том, что всегда было под запретом...Полный переворот сознания был. И этот переворот совпал с моим вступлением в кино.«Матренин двор» — это неподъемная вещь была для нас, для курсовой работы. А вот «Случай на станции Кречетовка» — это то, что могло быть реализовано. Камерная, психологическая вещь. Чего бы ты ни касался — это все пульсировало реальными проблемами, жизненными, которые имели прямое отношение к тому, что происходило вокруг. Это был 1964 год, когда вышли эти два рассказа. Совершенно незабываемое время этой работы. Волнение у меня было такое, как будто я снял фильм.До сих пор такое же ощущение, как от премьеры первого фильма — «В огне брода нет». Я был потрясен в 1974 году, когда прочитал первую книгу «Архипелаг ГУЛАГ», а появлению картины «Прошу слова» предшествовало прочтение «В круге первом». Я снимал эту картину, восхищаясь и заряжаясь правдой жизни прозы Солженицына.«Макай перо в правду жизни» — Вася Шукшин замечательно определил, выразил это в словах. И я пытался сделать это на небольшом пятачке темы, которая заключена в фильме «Прошу слова». К моей великой радости, это многие услышали, несмотря на то, что его порядочно пришлось окоротить, «сбить фокус», как я говорю.[b]Солженицын был школьным учителем[/b]Вся жизнь его вызывает доверие и заслуживает глубочайшее уважение, почтение. Его жизнь — подвиг без всякой показухи. Человек воевал, прошел лагеря, причем не сломался.Человек, который выразил себя, сделал это в тяжелейших, жутких условиях — и сделал это замечательно.Человек, который побывал в эмиграции, – и там вел себя достойно. Человек, который вернулся, — и продолжает работать здесь. Это великий человек — и по тому, что он прожил и как он прожил. И по тому, как он повлиял на поколение наших современников. Я глубоко чту Толстого, Чехова, но в моем сознании в общении с ними происходило постепенное накопление. Они вели постепенную работу со мной. А тут — ошеломление, мощный рывок.Кстати, мне повезло: у меня был замечательный учитель русского языка и литературы Николай Владимирович Шаталов. Замечательный человек, который нам такие удивительные вещи рассказывал в то время, когда ничего по-настоящему рассказывать на уроках было нельзя.Как раз шла кампания против космополитов, грохотало «дело врачей»...А он умел говорить, и умел говорить доходчиво о самом главном. И этот человек меня внутренне подготовил к чтению «Одного дня Ивана Денисовича». Я вспоминаю о своем школьном учителе, о том, как он пришел после войны и преподавал нам в гимнастерке, в военной форме без погон, в сапогах. Он жил в маленькой комнатке в школе, в служебном помещении. И для меня это прообраз героев и самого автора — Александра Исаевича Солженицына. Александр Исаевич — это школьный учитель. Учитель — потому что это высоко и благородно.[b]Духом он молод[/b]Честно говоря, мне не очень верится, что Александру Исаевичу восемьдесят пять. Потому что он удивительно молод по мироощущению. Во-первых, он замечательно выглядит. А во-вторых, общение с ним было необычайно приятным и легким. Он – человек, с которым легко разговаривать, который понимает с полуслова, что ты хочешь сказать, о чем и как ты думаешь. Инна – тому свидетель.Первая наша встреча с Александром Исаевичем и его женой была по вполне определенному поводу. Речь не шла о моем последнем фильме о царской семье, о последних днях Романовых, хотя его величайший труд «Красное колесо» я, конечно, внимательно читал, и это меня очень обогатило. Наша встреча была по поводу «В круге первом». Были неясности, связанные с авторскими правами.Александр Исаевич очень быстро разобрался с этим, и теперь дай бог этому проекту осуществиться, преодолеть финансовые трудности и дождаться, когда я смогу прийти к нему и сказать: «Александр Исаевич, вот фильм, я его закончил. Посмотрите».Или еще большее удовольствие — пригласить на премьеру. Или просто принести кассету, чтобы ему не пришлось выбирать слова, если фильм ему не понравится.Надо сказать, что при первой встрече я очень волновался. И даже прихватил с собой фотоаппарат. Это довольно бесстыдно приходить с фотоаппаратом. Но я понимал, что такую возможность упускать нельзя. И говорю: «Если не хотите фотографироваться — не будем». А он: «Ну, да ради бога, фотографируйте». И как бы сразу меня успокоил. Классный мужик, без всяких церемоний. А потом я вспомнил, что он сам очень хорошо снимает. И по тому, как он помогал мне ставить свет, было ясно, что я нашел в нем понимание. Разговаривали в его кабинете. «Вот из этой комнаты, – говорит он, – меня увели в последний раз. Причем вот тут, на столе, лежало то, что они искали. Им и в голову не могло прийти, что это может так просто, открыто лежать. Еле-еле их отвлек, сделал какой-то маневр и сам вышел из этой комнаты, а они ушли за мной. Вот прямо перед ними лежало». (Вероятно, речь идет о прежней квартире Солженицыных и имеется в виду рукопись «Архипелага ГУЛАГ». – Прим. ред.) Конечно, быть в доме Солженицына, откуда его увели, в кабинете, комнате, где он работал тогда и во время нашего разговора работал, — это особое ощущение. Живой классик.Живой гений. Живой великий человек. Что его отличает помимо таланта? Это потребность и способность бесконечно много, в любых условиях работать. Именно это отличает великого человека. Кстати, эта способность много работать и мало спать отличает, скажем, Ростроповича — человека неутомимой, великой энергии. Отличает Никиту Михалкова, Петра Великого. Я сейчас не сравниваю их уровни и таланты. Много работать, много успевать делать — это есть свидетельство великого дара.При встречах с Солженицыным я как бы пытался понять, оценить психологически тайну его личности. И думаю: вот человек самоизлечился от рака. Почему? Потому что вел трудовую, праведную жизнь. Он жил по заветам Иисуса Христа, Господа нашего, то есть он был честен, трудолюбив, много работал, не думал о корысти, любил. Он жил в гармонии с самим собой и Господом Богом. И поэтому он ему помог преодолеть то, что казалось непреодолимым, совершенно неосуществимым, нереальным. Очень много испытал Федор Михайлович Достоевский, будучи на каторге, но то, что перенес и испытал Александр Исаевич, еще сложней, еще невероятней. При общении с ним лично понимаешь, что написанное и сделанное им, слышимое от него, говоримое им — все необычайно гармонично. Поэтому у него хорошая жена, хорошие дети — замечательные, трудолюбивые красивые люди.Поэтому у него здоровый быт, здоровая обстановка, xoрошее, положительное поле вокруг него. Он излучает это поле. В его доме есть ощущение надежности, прочности, чистоты, честности. И то, что он находится в России, в Москве, – это очень много дает России и всем нам.Поздравляем Глеба Анатольевича с юбилеем! Желаем ему счастья и плодотворной, всем нам на пользу, работы, денег на новую картину и, конечно, благополучия всей его семье.

Эксклюзивы

Как покрасить яйца на Пасху натуральными красителями

Топ-6 пластических операций с самым легким реабилитационным периодом

Невыносимый контроль: названы три самых требовательных знака зодиака

Колыбель ненависти: Важно сражаться за умы подрастающего поколения, оберегать их от вражеской пропаганды

Что известно о деле священника и военного из ОПГ, державшей 20 лет в страхе Белгородскую область

Шеф-повар Белькович перечислил нехитрые продукты, которыми можно покрасить яйца к Пасхе

Топ-6 пластических операций с самым легким реабилитационным периодом

Невыносимый контроль: названы три самых требовательных знака зодиака

Колыбель ненависти: Важно сражаться за умы подрастающего поколения, оберегать их от вражеской пропаганды

Что известно о деле священника и военного из ОПГ, державшей 20 лет в страхе Белгородскую область

Вечерка ТВ

Перекличка столиц. «Образ русского человека»

Преображенский клуб. «Будущее и вектор экономического развития: коррекция или полнейшая смена»

Круглый стол «Кто и как зарабатывает на войне?»

Приметы и советы

Народный календарь. Как укрепить здоровье на Вадима Ключника, 22 апреля

Народный календарь. Зачем умываться ключевой водой 21 апреля

Народный календарь. Как уберечь себя от русалок 20 апреля

Народный календарь. Как не навлечь проблемы в любви 19 апреля

Народный календарь. Как сохранить тепло и любовь в доме 18 апреля

Народный календарь. Как укрепить здоровье на Вадима Ключника, 22 апреля

Народный календарь. Зачем умываться ключевой водой 21 апреля

Народный календарь. Как уберечь себя от русалок 20 апреля

Народный календарь. Как не навлечь проблемы в любви 19 апреля

Народный календарь. Как сохранить тепло и любовь в доме 18 апреля

Проще, чем кажется

Как пережить сезон аллергий

Как выбрать качественный шашлык и сэкономить

Как подготовить дачу к летнему сезону

Какие грибы можно найти в Подмосковье в апреле

Как записать ребенка в первый класс в Москве

Как пережить сезон аллергий

Как выбрать качественный шашлык и сэкономить

Как подготовить дачу к летнему сезону

Какие грибы можно найти в Подмосковье в апреле

Как записать ребенка в первый класс в Москве

Автор

Установите vm.ru

Установите vm.ru