КАРАУЛ «УСТАВ»

Разговор об утонувшей субмарине уместен или со специалистом, или с человеком, на собственной шкуре испытавшим, что такое подлодка и автономное плавание на ней.Штатскому человеку трудно понять, как в обстоятельствах не учебных, не военных могла затонуть «К-159», унеся с собой жизни людей.Этот вопрос я задала . Он бывший подводник. Инженер-радиохимик, капитан второго ранга, прослужил на флоте более двадцати лет, из них половину – на Северном. Избороздил все моря: на его счету – двенадцать «автономок».Сегодня Покровский известен благодаря своим книгам: «72 метра», «Каюта», «Расстрелять», «Корабль отстоя» и другим.– Ответ будет только «для домохозяек», потому что моряки и так знают причину. Лодку вели «на распил». Что надо сделать прежде, чем оторвать ее от пирса? Проверить на герметичность! – Тут есть важная деталь: лодка может быть герметичной изнутри.То есть герметичен ее прочный корпус. Но есть еще легкий корпус с емкостями, охватывающими лодку со всех сторон от носа до кормы.Называются они «цистерны главного балласта». Если они продуты воздухом – лодка в надводном положении, если нет – погружена в воду. Теперь представьте: лодка стоит у пирса лет двадцать. Железо ржавеет. Насквозь! И прежде всего – легкий корпус: цистерны дырявые. Продуешь их воздухом, но через небольшие отверстия из-за ржавчины воздух начинает вытекать, и они снова заполняются водой. Лодка тяжелеет и тонет у пирса, даже если прочный корпус сверхгерметичен. Я наблюдал эти пузырьки, когда ходил на подлодке в море с дырявыми цистернами и их приходилось безостановочно продувать. Если на лодке есть люди, они не дадут ей утонуть – вот главный принцип у начальства.– Конечно, риск. И какой! От Гремихи до Мурманска на понтонах идти не меньше четырех суток, а похорошему – шесть-семь. Скорость невелика – один-два узла, иначе «концы» лопнут. Лодку и погнали на понтонах, видимо, потому, что у нее цистерны дырявые, а воздуха из собственной системы продувки не хватало. На ней ничего нет. И наверняка внутри не было света, потому что батарея старая, если вообще осталась.– Это нетипичная ситуация! Для обеспечения вентиляции лодки через открытый верхний рубочный люк туда подавались шланги с воздухом, чтобы люди могли дышать.Но тогда рядом с этим люком и шлангами должна стоять постоянная вахта, которая в нештатной ситуации перерубает шланги и герметизирует лодку. А на «К-159» было все открыто! Так по морю лодку не тащат. Обычно она герметичная, с целыми цистернами, ведется не на понтонах, а просто на тросе, что называется «за ноздрю», и на ней есть электричество от батареи. Вот тогда в нее помещают экипаж, но не в количестве десяти человек! Десять человек не смогут «осматривать отсеки на предмет герметичности». Во-первых, в отсеках полутьма, во-вторых, для их постоянного осмотра десятерых не хватит.Это же люди! Они ведь и спать должны после несения вахты.– Только периодически на ней может появляться команда, которая проверяет крен, дифферент и обходит отсеки. Для этого не надо сидеть в лодке. Достаточно подойти к ней на катере, взобраться по штормтрапу, потом спуститься, обойти и выйти. Это всякий раз очень серьезная операция – люди рискуют, но гораздо менее рискованнее той, когда люди сидят в полутьме и зависят от шлангов.– Это необъяснимо даже для специалистов! Говорят, следствие выяснит. Пока выясняют, могу сказать, что людей внутрь – повторю триста раз! – вообще нельзя сажать. Но если уж их туда поместили, то должны были одеть в водолазные свитера и вязаные брюки из верблюжьей шерсти, а водолазное снаряжение для них, на всякий случай, вынести на верхнюю палубу, прикрутив рядом с плотиком.Потому что внутри отсека его надевать невозможно – никогда не вылезешь.– Уже назначен «стрелочник»: министр обороны отстранил от дел капитана второго ранга из Гремихи.Но подобный перевод лодки теми странными силами и средствами, которые были использованы, посвоему уникален и поэтому осуществляется не только средствами базы в Гремихе, а всего Северного флота. То есть руководит этим штаб, а значит, и командующий СФ. Поскольку такое перемещение выходит за рамки обычного, нормального – а моряки говорят: «Черт знает что!», – то к руководству всей операцией имеет непосредственное отношение Главный штаб ВМФ и лично главком.– Все, что случилось с лодкой, – как дурной сон. С невозможной глупостью и халатностью командиров.Ведь, наверное, не одну лодку вот таким же образом провели. И на которой по счету «обломились»? А кто-то там в высших военных эшелонах страдает по случаю невозможности удвоения ВВП. Спустились бы они на землю! Вокруг средневековье.– Подлодка – сложный механизм. Не всегда железки механизма безболезненно стыкуются друг с другом. Не все равнозначны по степени безотказности: если «ушла» одна система, то часть ее функций выполнит другая, если сгорит один реактор, за него будет работать второй. Человек на лодке на то и существует, чтобы устранять нестыковки между механизмами.А если матрос в море закрывает клапан слива гидравлики, управляющей рулями – а от этого лодка теряет управление! – никому нет дела до того, что ведь закрыл он клапан бессознательно, машинально, от запредельной усталости – просто потому, что своим журчанием система мешала ему спать. А флотское начальство для борьбы с такой «преступной халатностью» просто придумало для подводников угрожающую поговорку: «Сон – это преступление». – …Да он не имеет права «ломаться»! Это аксиома на подводном флоте! Сама собой разумеющаяся – для начальства, а не для человека, даже подготовленного. Вообще словосочетание «человеческий фактор» всегда превратно понималось флотскими чиновниками, сидящими на суше. Оно у них ассоциируется исключительно с дисциплинарными взысканиями. О том, что человек, даже железный, может «ломаться», что ему надо отдыхать, спать, – речь в таких случаях не идет. А если это случалось, то органы – раньше партийные, теперь госбезопасности, флотское начальство – в три секунды доказывали, что «провинившийся» – негодяй и место его в тюрьме.То, что человек после долгого плавания испытывает легкое помешательство, становится неадекватным и может совершить опасную ошибку, всегда считалось абсурдом, чушью, глупостью или вредительством.– Именно в этом причина! Мы уже говорили, что отдельные механизмы на лодке далеки от совершенства. Это уже само по себе – источник аварий. А если человек, не дай Бог, тронет или включит что-то не то? А задеть неправильную кнопку, рычаг или тумблер любой член экипажа может не оттого, что он последний дурень или разгильдяй, а просто потому, что он устал и не отдает себе отчета в том, за что хватается и что нажимает.Кстати, к космонавтам у нас почему-то отношение совсем иное, чем к подводникам. При подготовке полетов учитывается все, даже психологическая совместимость членов экипажа. Не говоря уже о том, что во время полета космонавты имеют телесвязь с близкими – а это снимает психологическое напряжение, избавляет от так называемого сенсорного голодания. А курсу их послеполетной реабилитации подводники могут только позавидовать.– Нормы-то существуют! Но есть ТУ – «технические условия» – для корабля, где написано, на сколько суток автономности рассчитана лодка. Беда в том, что человек там на последнем месте! На первом – техника. И в инструкциях, и на лодке приоритеты просты: не «железо для человека», а «человек для железа».Существуют нормы и на отдых.Только они маленькие: 24 суток после 90-суточного похода! При этом командование, формально не нарушая законов, может заменить положенный санаторий «отпуском при части». А это значит: нет никакого отпуска! Считается, что за реабилитацию экипажей отвечают командиры всех степеней, начиная с командира корабля и кончая главкомом.Но когда столько ответственных – никто по-настоящему не отвечает.Медики, правда, пытаются что-то сделать, но их место на «шкентеле», то есть в конце строя. – Я такого слова на службе не слышал.– Есть два бога на флоте: приказ и присяга. Командование с людьми не церемонится. Всегда почему-то считалось, что, если Родине надо, достаточно человеку приказать – и он снова бодр и весел. И готов идти в море. Причем на любой срок – на год, два. Пришел – еще раз построили, пригрозили, внушили, и опять – в море. Не выполнишь приказ – пойдешь под трибунал.А ведь достаточно посмотреть на людей, пришедших из «автономки».У них особые глаза, взгляд другой, много лишних неконтролируемых движений. Они не всегда сразу отвечают на вопросы, подавлены или, наоборот, очень перевозбуждены.На флоте в сорок лет можно выглядеть на пятьдесят, а в сорок пять – быть уже покойником. И все это время быть «не в себе».– Я обсуждал эту проблему с медиками. Они все знают. Правда, это знание существует отдельно от реальной жизни. Не знаю, как сейчас, а во времена моей службы все эти медицинские наблюдения считались секретными. Ведь и среди «белых халатов» хватает волевых командиров. Потому эти темы – вне обсуждений.А для начальства, базирующегося на суше, вообще главным было, чтобы член экипажа был «морально устойчив и политически подкован».Всегда считалось, что «психическое состояние» у нас нормальное и следить за ним – время терять. Слово «психолог» просто вызвало бы улыбки.– Эх, посадить бы того, кто это говорит, на такую подлодку – «Акулу», катамаран. С птичками, рыбками и записьюголосов ветра, птиц, дождя и листвы для релаксации. И посмотреть на них после похода.Знаете ли вы, что в так называемой зоне отдыха на «Акуле» живут не обычные, а специально выведенные птички? Привыкшие к нашему воздуху. Спецразработка! Сдохнет – не заменишь. Списываются они так же, как железо: по акту. Замучаешься списывать! Так все эти птички давно перемерли. А рыбкам не дай бог воду в аквариум долить из того дистиллята, что там экипаж пьет, – немедленно окочурятся.А что касается психологов… В них переделали бывших замполитов, и они теперь через ту же «твою мать» все объясняют с «психологической точки зрения».– Во всем мире, кроме нас, существует важнейшее правило: восстановительный период должен быть дольше, чем время похода. Я знаю, что, например, на американском флоте экипаж может находиться в море не более 60 суток, а чаще – 56, потому что при подводном режиме жизни именно в это время кончается «солнышко» в организме. И его никакими витаминами туда не загнать – нужно на берег.Как только лодка подошла к причалу, ее отдают в руки ремонтников – так называемому голубому экипажу. Кстати, тот экипаж, который в море ходит, называется «золотой». В самом названии – уважение к людям. Сразу после возвращения экипаж отправляют в отпуск на Майами – на 75 суток вместе с семьями, под наблюдение врачей. И этот срок тоже засчитывается в службу.Потом они возвращаются на базу, около месяца занимаются на тренажерах, принимают корабль после ремонта от «голубого экипажа» и снова уходят на 60 суток. Затем цикл повторяется.У нас же для знаменитой «Акулы», о которой, кстати, снят фильм, придумали режим: 60–30–60. То есть 60 суток – «автономка», затем возвращение и… 30 суток ремонта своими же силами. И – снова в море на 60 суток.– Таких свидетельств можно собрать очень много. У каждого подводника найдется что сказать. Так же, как у честных врачей и специалистов. Почему все молчат? Так ведь у нас принято все скрывать – мы же по-прежнему остаемся «страной великих тайн». А подводник в России – это наша главная военная тайна.