Как Сидоров Баяном стал, или история одного прототипа

А потому к тому моменту, когда никому не известный конторский служащий Владимир Сидоров превратился в поэта-футуриста Вадима Баяна денег у него было вполне достаточно.И домик в городе Александрове (нынешнем Запорожье) был вполне приличный; и средств хватало – и на издание собственных сборников, и на организацию в Крыму Первой Олимпиады русского футуризма с участием новомодных столичных поэтов – Владимира Маяковского, Игоря Северянина и Давида Бурлюка…Очень уж хотелось немолодому по тогдашним понятиям (за тридцать перевалило!) крымскому стихотворцу стать своим в кругах столичной богемы! Кто сегодня помнит об этом соратнике Игоря Северянина и Владимира Маяковского? Разве что читатели скрупулезных справочников и толстых энциклопедий! Не ведал о нем до поры до времени и я. Пока лет сорок тому назад, когда библиоманом и собирателем поэтических сборников начала ХХ века я был еще начинающим, не попалась мне в букинистическом магазине на Сретенке тоненькая книжка… Книжица как книжица. По всем признакам – начало 1920-х годов, хотя года на обложке и не обозначено. Название то еще – «Срубленный поцелуй. С губ Вселенной». На полтора десятка страниц – три автора: поэты Вадим Баян и Константин Большаков, а также литературный критик Мария Калмыкова.Когда книжка тебе интересна, то и об авторах хочется разузнать. Имя трагически погибшего в эпоху «большого террора» поэта Константина Большакова мне было знакомо по упоминаниям в мемуарах и справочной литературе. Но кто такой Вадим Баян? Судя по послесловию, принадлежавшему перу М. Калмыковой, слава его среди современников была громоподобной: Как стыдно: прошло всего 40 лет (напоминаю, что история эта для меня началась в середине 1960-х), а мы – любители и почитатели поэзии – не знаем имени Баяна! Его поэма, напечатанная в «Срубленном поцелуе», была посвящена «мильон двадцатому веку», когда на смену выродившемуся человечеству приходит цивилизация... собак![i]Сдыхал двадцатый век под каблуком труда.От топота войны подпрыгивали горы.Зубами хищными сцепились города,И забарахтались народовые своры……Пришло Собачество вспахать свои поляНа пепелище зла и микрочеловеков!..[/i]Земля у Баяна «издыхала», ее обитатели дрались за «воздуха последние баллоны», а немногие блага им приносил «мощный радий», запряженный в «хомуты труда»… Но тогда мне мало что удалось узнать о Вадиме Баяне. И только спустя несколько лет, перелистывая купленную подшивку журнальных приложений к «Ниве» за 1912 года, наткнулся я на объявление о выходе сборника В. Баяна «Лирический поток. Лирионетты и баркароллы» с предисловием сразу трех тогдашних литературных китов: Ф. Сологуба, И. Северянина и И. Ясинского. Видимо, выпрашивать предисловия всегда было особым даром у некоторых литераторов! Что и говорить, с женским полом господин Баян был, как он сам признавался в стихах, «беспощаден»:[i]Я сплету ожерелье из женщинНа свою упоенную грудь!..[/i]Дополним этот портрет некоторыми сведениями, накопившимися в моем «досье» за сорок лет, прошедшие со дня покупки «Срубленного поцелуя».Получив гимназическое образование и проработав с десяток лет по разным конторам, а также корректором в типографии, Володя Сидоров решил всерьез заняться поэзией. Деньги, как уже было упомянуто, у него были, а свое первое стихотворение он опубликовал еще в 1908 году.Вот и отправляется Сидоров в 1910 году в Санкт-Петербург, чтобы стать там Баяном. Почему именно такой псевдоним? Ну, во-первых, имя древнего Баяна из «Слова о полку Игореве» было хорошо известно, а во-вторых, как вспоминал Владимир Маяковский (его тоже заинтересовало – откуда ноги растут?), при знакомстве Вадим Баян ответил будущему классику пролетарской поэзии: Но Баян этой подсказкой не воспользовался…Впрочем, в 1913 году, когда Маяковский собственноручно нарисовал портрет своего приятеля и подарил ему с трогательной надписью, их отношения были довольно близки. А некоторый скепсис по отношению к поэту-домовладельцу не мешал ни Маяковскому, ни его сотоварищам по раздаче Видимо, Вадим Баян осознал свою «мелкобуржуазную сущность», потому как турне продолжалось, и аборигены Крыма могли с удивлением наблюдать процесс распития дорогого коньяка, подаваемого прямо в авто гастролерам…А потом дороги их разошлись. И мера таланта у них была разная, и место жительства оказалось далеко друг от друга: Маяковский щеголял в желтой кофте по столицам, а Баян жил у самого Черного моря, в родном Севастополе.Вспомнили они друг о друге в конце 1920-х годов, когда вдруг начали объясняться с помощью «открытых писем» в газеты. Отчего так? Первым «начал», как известно, Маяковский. Он написал пьесу «Клоп», где одному из персонажей, поэту-халтурщику Олегу Баяну, дал имя давнего приятеля, лишь слегка измененное. Этот отрицательный тип, как пишет в своем открытом письме в «Литературку» Вадим Баян, А тут еще и подаренную когда-то приятелю рифму (Сидоров – даров) Маяковский использует сам в стихотворении «Лицо классового врага».Это самое «лицо классового врага» могло дорого стоить его обладателю в ту р-р-революционную эпоху! Но, как говорится, обошлось. А газетная перепалка была вполне в духе тех скандальных времен: все друг с другом объяснялись, и почти все – публично. Да и был этот скандал больше на руку «обиженному прототипу», чем Маяковскому: пусть ругают, лишь бы не забыли (сколько народу и сегодня живет по этому нехитрому принципу!)… Все, в общем, остались при своих: Маяковский стоит в бронзе посреди своей бывшей площади, а Вадим Баян увековечен в набранных петитом примечаниях к собранию сочинений классика.Сам же «прототип», перебравшись в середине 1920-х в Москву, как говорят, совершенно забросил литературу. Он прожил в столице еще много лет; умер 29 марта 1966 года и был похоронен на Ваганьковском кладбище. А рядом с памятником «поэту-космисту» стоит скромный камень с именем Марии Калмыковой, урожденной Сидоровой, той самой «некрасивой сестры» и критика, которая – по родственному! – пророчила когда-то автору «Срубленного поцелуя» звездную славу…