Мы начали с покушения на Брежнева

[b]Не хочу подставлять Эрнста– Вы журналист, продюсер, руководитель телекомпании «Останкино». Насколько эти амплуа для вас равноценны?[/b]– Честно говоря, мне все это сочетать очень тяжело. На каком-то этапе мне пришлось заняться не только журналистикой, но и продюсированием. Тогда, в середине 90-х, приходилось выживать. Потом затянуло. Была создана огромная компания, которую уже невозможно бросить. Продюсерская работа – это деньги, это работа с людьми, часто очень сложная, – и мне это все особого удовольствия не доставляет. Нас сейчас больше 300 человек. Это уже малоуправляемый организм, к сожалению. Поэтому надо вовремя останавливаться. Мы сейчас практически не запускаем новых проектов. Уже и так много. Мне не хотелось бы увеличивать производство за счет качества, потому что одно только поддержание качества требует совершенно сумасшедшей работы. Я и так почти не сплю и не ем.– Ну смотрите: «Человек и закон» я просто не могу бросить, потому что эту программу уже четко ассоциируют со мной. Надо понимать, что смена ведущего повлечет серьезное падение рейтинга. Не потому, что я такой классный, а просто потому, что люди привыкли. И года два пройдет, прежде чем зрители «поймают» другого ведущего. «Кремль, 9» – это стильный проект «для души». Я очень люблю историю, разные исторические расследования. Как это бросить? И потом, 42 года – это пик жизни для мужчины. Когда уже не надо ломиться в закрытые двери, но при этом у тебя сил невпроворот и мозги на месте. Надо работать. На пенсии потом и отдохнуть можно, а пока я ближайшие двадцать лет планирую прожить по максимуму.– Я к этому много лет готовился, сценарий со своим соавтором Борисом Яновским мы начали писать примерно год назад. Первые четыре серии сериала под условным названием «Александровский сад» будут готовы весной. В шутку мы сейчас называем наше кино «лирический детектив». Эта история охватывает период с 1938-го по 2005 год. Наши герои родились в Кремле, ну и, конечно, попадают там во всякие переделки. Понимаете, в Кремле всегда была совершенно особенная жизнь, своя аура, у них даже выражение такое существовало: «пойдем в город». Они там играли в футбол, катались на коньках, там было полторы тысячи прописанных жителей, свои улицы, парикмахерские…– Ну конечно, я должен ответить, что возможно и с другими каналами. () У меня просто очень хорошие личные отношения с Эрнстом, поэтому мне не хочется его подставлять. Не буду скрывать, меня очень многие в спину подталкивают: нельзя все яйца складывать в одну корзину, ты независимый продюсер со своей производственной базой. Да, и на «России», на НТВ тоже очень много приятелей и знакомых, от которых поступали и личные предложения. Но… как бы это сказать, моя какая-то ненормальная порядочность меня останавливает, не дает мне действовать цинично и расчетливо. Я вот все время думаю, ну расширимся мы, возьмем еще одну клеточку в эфире. И что? Если телевидение делать только ради денег, то качество этого ТВ очень скоро поменяется не в лучшую сторону. Я очень боюсь этого «телевидения ради денег».[b]Независимая журналистика – легенда 90-х годов– А разве у нас еще не все телевидение ради денег?[/b]– Я надеюсь, не все: документальное кино, например, много денег не приносит. Что касается случившегося вдруг «документального бума», то пусть это прозвучит нескромно, он начался с «Кремля, 9», с нашего первого фильма о покушении на Брежнева. С этим фильмом я пять лет назад пришел к Эрнсту. Константин Львович – человек, который очень хорошо ориентируется на рынке, но и он не сразу меня поддержал. В то время был бум «игрушек» (телевизионных игр) и казалось, что наш народ после сумасшедших девяностых готов только развлекаться. Но жанр исторического расследования заинтересовал зрителя, смог бороться с «Каменской» и с «Маршем Турецкого».– Я могу вам рассказать, как юморины появились на Первом канале. Хотя это, наверное, не мое дело. Эрнст долго шарахался от юмористов, открыто заявлял, что Первый канал никогда этого делать не будет. Но ничего не оставалось, когда у соседей появился бесконечный «Аншлаг», – надо было чем-то отвечать. Просто вынудили. К огромному сожалению, юмористы действительно собирают сумасшедшие рейтинги. И конкуренты начали ставить «Аншлаг» в самый прайм-тайм выходного дня. Что ты ни поставь в субботу в прайм-тайм, а против тебя – Регина Дубовицкая – и все! Вот и приходилось руководству Первого против лома изобретать свой лом. И Эрнст в свое время изобрел «Кривое зеркало».– Значит, могли себе позволить не гнаться за рейтингами. Что неестественно для частного канала. Кстати, про Парфенова я вам вот что скажу: вся история НТВ – это история глобальных продюсерских ошибок. Вся проблема в том, что если ты хочешь иметь независимый телеканал, то ты и строй бизнес независимо. Возьми ты этот миллиард долларов, который они взяли в «Газпроме», в любом независимом банке. Ведь государство рано или поздно все равно свои деньги обратно потребует. А если не деньги, то потребует, мягко говоря, лояльности. А миллиард на телевидении отдать невозможно! То есть руководство НТВ сознательно пошло в кабалу к власти. Второе: не надо было тогда, в 96-м году, так грубо играть на стороне Ельцина. Ведь когда у НТВ было по-настоящему сбито дыхание? Когда энтэвэшники пришли в штаб Ельцина и сказали – мы работаем на вас, мы не независимые, но будем за вас биться не жалея живота своего. После этого люди получили весь четвертый канал. От власти. А потом, когда, казалось, все было в шоколаде, через три года наступила расплата. Так вот, Парфенов и его уход с НТВ – это последний всплеск тех событий.– Конечно! Ren TV вот, пожалуйста (). На самом деле, независимая журналистика – это большая розовая легенда 90-х годов. Телевидение Березовского и Гусинского – это не независимое телевидение. А самое свободное телевидение было при Горбачеве, когда и зарплату платили, и говорить мы могли все, что угодно. Вот тогда можно было выйти в эфир и сказать: «Мое начальство – сволочи». И все восхищались: «Ого, вот силен парень!» Прославиться можно было легко.– Доходный. Последние года два. Как, собственно, и кино. Деньги стали возвращаться. Хотя Первый никогда не был убыточным. Даже когда Березовский рассказывал всем, что он кормит Первый канал, это было глубокой неправдой. Всегда были рекламные деньги, которые позволяли жить. В любом случае я считаю, что нашему рынку еще расти и расти. Рано или поздно мы выйдем на мировой уровень. Это значит, доходность телевидения возрастет раз в пять точно.Правда, возрастут и расходы, количество вложенных в продукт денег.[b]В спецслужбах не только вурдалаки– Какая цель у ваших расследований? Западные журналисты, например, говорят, что их задача – показать власти ее уязвимые места.[/b]– Я только могу подписаться под этими словами. Вопрос лишь в том, чтобы определить, что есть власть. Человек, который владеет заводом и не платит деньги рабочим, – вор в законе, который держит рыбную мафию на Магадане, – это тоже власть. Сейчас вот много говорят о назначении губернаторов. Я смеюсь. Ведь в регионах на шестьдесят процентов власть криминализирована, и с этим ничего невозможно сделать обычными методами. Там прихвачено все! Так и жить нам – с криминальными губернаторами? Расследовательская журналистика позволяет вскрыть теневые стороны любой области: шоу-бизнес, власть, выборы, рыбная мафия или жизнь провинциального театра.– Мы уже привыкли. У каждого есть своя система страховок, выстроить ее – очень долгий и сложный процесс. Четкий и трезвый просчет реакции на то, что мы делаем. Как говорится, надо четко знать, кто где возбудится. Никогда нельзя владеть всей информацией одному. Это самая большая ошибка молодых журналистов. Информация о твоем расследовании все равно просочится, кто-то где-то шепнет. И вот на этом этапе надо обязательно дать понять, что ты не один.– Мало кто сейчас решается на запугивание. Обычно звонят, передают приветы, пытаются назначить встречи. Самое страшное, вы уж поверьте мне, это фантастическая связь всех со всеми. Вот мы что-то затеваем, я понимаю, что информация пошла, и вдруг мне раздается звонок от таких неожиданных персонажей! И от деятелей искусства, хорошо мне, да и вам знакомых, сотрудников правоохранительных органов, депутатов.– Я говорю: «Я все понимаю, вас уважаю, но по этому поводу говорить не буду. Пообедать, поговорить о хоккее или футболе – ради бога».– (). Есть же разные понятия дружбы: когда ты обязан и когда ты людей не подставляешь, а нормально общаешься. Да, наш жанр без «слива» и дружбы со спецслужбами невозможен. Но есть границы, дальше которых заходить нельзя. Я очень ко многим за теми стенами отношусь критически, есть и такие люди, которым я никогда руки не подам. Но там не все вампиры и вурдалаки, есть люди, которые честно бьются за свою страну. Это в 90-х я был ура-демократом и лез на баррикады с флагом, а теперь я ко многому гораздо спокойнее отношусь. Без силовой составляющей в стране мы прожить не сможем. Как и без гражданского общества. Я для себя четко решил: общаться нужно со всеми, спокойно, но только не «ложиться» ни под кого. Меня очень хорошо знают во всех этих структурах: и в ФСБ, и в МВД, и в Прокуратуре знают, что ко мне обращаться с явными заказухами бесполезно.– Вы знаете, у нас в стране просто какая-то уникальная традиция демонизации спецслужб. А там, по большому счету, силенок-то сейчас мало. А уж когда начинают их руку видеть везде… это смешно. Я вот хочу сказать несколько слов в защиту власти, можно?– Я ведь тоже боюсь: а не диктатура ли нам всем грозит? Но что происходило и происходит? Мне приходится часто общаться с олигархами. Они мне жалуются: мол нас стали заставлять платить налоги, они считают, непомерные. Истерика у них, понятно? Страна идет не туда! Я этим людям на это говорю: уважаемые, а когда было лучше за последние триста лет? Они замолкают, у них в голове прокручивается история, шестеренки скрипят… Сказать, что при крепостном праве нельзя, что при коммунистах – тоже. А ответить они могут только одно – при Ельцине. Но как только они это скажут, я начинаю улыбаться! А как только они заявят это публично – они политические трупы. Отчего Борис Абрамович до сих пор так нервничает? Оттого, что денег много, а за ниточки дергать не дают. Когда он правительство назначал, это же была совершенно сумасшедшая мужская реализация, пик жизни![b]Не люблю большие спальни– В кадре вы одеваетесь достаточно скромно.[/b]– Я никогда не буду одеваться в кадре богато. Это не для моего зрителя. Да, я себе могу позволить дорогих стилистов, но моя одежда не должна раздражать. Наш рейтинг доказывает, что стиль программы создают студия, стиль ведущего, монтаж. Часто мы копаемся в грязи, и стильной картинки внутри сюжета получиться не может. Это оперативная съемка, да и когда выезжаешь в провинцию, в глубинку, у тебя картинка получиться чистенькой и яркой не может, там такая жизнь. Самое главное, чтобы в программе была душа. Кстати, над стилем в кадре мы долго работали: рубашка без галстука, конечно, пиджак. Но пиджак не от дорогого костюма – это как-то нелепо смотрится, – а кожаный.– Мне все равно. Я люблю качество. Единственная моя слабость – машины. Я восхищаюсь настоящими машинами.– Дача. Это единственное место, где я могу изолироваться ото всех, отключить телефон. Там я и пишу многие сценарии. Дачу первые семь лет я строил своими руками, потом отделывал. Сейчас это современный деревянный дом, но мы очень гордимся, когда наши друзья говорят: «У вас так здорово, как на старой писательской даче». (). Если уж влезать в подробности, я очень не люблю большие спальни, пространство, не люблю кафель… я люблю ногами ходить по дереву. Самое главное мое личное время: с часу ночи до пяти утра. Тогда все, слава богу, засыпают, а я пишу, читаю. В пять я ложусь, в одиннадцать просыпаюсь. Сплю, как правило, пять-шесть часов. Запретил всем звонить мне до одиннадцати. На работу выезжаю в двенадцать, в половине первого. И работаю до 11–12 часов ночи.– Три-четыре раза в неделю я тренируюсь с моими друзьями в нескольких командах. Играю два раза в футбол и один в хоккей. Без этого – никак, это для меня святое. (). Я с шести лет профессионально занимаюсь спортом и чувствую: стоит пропустить две-три тренировки, начинаю просто подыхать. Ломит тело, реагирую на погоду, становлюсь раздражительным. А тут мало того, что нагрузка, так еще визг, крик, эмоции. Психологическая разгрузка, одним словом.[b]ДОСЬЕ «ВМ»– Я ведь тоже боюсь: а не диктатура ли нам всем грозит? Но что происходило и происходит? Мне приходится часто общаться с олигархами. Они мне жалуются: мол, нас стали заставлять платить налоги, они считают, непомерные. Истерика у них, понятно? Страна идет не туда! Я этим людям на это говорю: уважаемые, а когда было лучше за последние триста лет? Они замолкают, у них в голове прокручивается история, шестеренки скрипят…Сказать, что при крепостном праве – нельзя, что при коммунистах – тоже. А ответить они могут только одно – при Ельцине. Но как только они это скажут, я начинаю улыбаться! А как только они заявят это публично – они политические трупы. Отчего Борис Абрамович до сих пор так нервничает? Оттого, что денег много, а за ниточки дергать не дают. Когда он правительство назначал, это же была совершенно сумасшедшая мужская реализация, пик жизни!