Мужчин я выбираю сама

— О том, что у меня нет своего лица (.) На самом деле женщины разные, конструкция одна. Но я доверяю выражению собственного лица.— В детстве я была смешная и нескладная. Быстро выросли длинные ноги, не знала, куда их деть. В седьмом классе хорошо помню, стал расти нос. Ужасно переживала по поводу ног, носила обувь на размер меньше и чуть не испортила себе стопу. Меня называли айсберг, длинношеее… Словом, переживания гадкого утенка мне вполне понятны.— Чрезвычайно удивлялась, когда мальчики ко мне проявляли какой-то интерес: пытались коснуться, тронуть за плечико… Был даже безнадежно влюбленный одноклассник. В какой-то момент я и сама стала влюбляться. Вообще была каким-то очарованным странником: вечно восторгалась по поводу самых простых вещей. Я роняю учебник, а кто-то поднимает. Думаю: «Боже мой, какой джентльмен!» Или кто-то замечательно отвечает по физике. Гений! Моих родителей это ужасно забавляло: каждую неделю – новый принц. На ночь мне непременно надо было подумать о ком-то, и тогда я хорошо засыпала. Потом требования стали усложняться.— Критерием всегда был папа. Потом, когда я стала взрослой, я подсознательно оценивала других мужчин по тем качествам, которыми обладал он. Мой избранник должен был иметь особое чувство юмора, интересоваться живописью и театром, любить поэзию, а еще лучше — писать стихи. Меня всегда привлекали личности талантливые и немного безумные. То есть к прагматикам у меня мог появиться интерес, но со временем он пропадал, и оставалось только уважение. Словом, папа во многом создал тот прототип мужчин, которых я потом собирала по жизни.— Не в этом дело. Папа такой же трудоголик, как и я. Он никогда не был «идейным», но, как и все «шестидесятники», верил в определенные ценности. Никогда не шел на компромиссы, отказывался от многих интересных предложений в кино, потому что писал книгу о пантомиме, которая, как ему казалось, нужна стране. Я до сих встречаю людей, которые спрашивают у меня: «Чем сейчас занимается ваш папа? Это же был уникальный, фантастический человек!» Почему был — есть. Не на виду, потому что посвятил себя «тихому искусству». При этом создал свою школу пантомимы, свою кафедру, воспитывает учеников, ездит на семинары по всему миру и до сих пор считает пантомиму самым выразительным из искусств.— Устаю. Очень. Раньше хотела, чтобы знали и любили. Это нормально для профессии. Необходимо ощущение востребованности. Но другая сторона востребованности — это когда тебя залюбят до смерти. Все чаще звонит телефон, и надо быть избирательной, чтобы не разорваться на куски.— Мужчин я выбираю себе сама. При этом внешность для меня никогда не играла роли. Не могу сказать, что я Георгий Победоносец на любовном фронте, но мои избранники — это всегда талантливые, яркие, неуемные личности. Лешу Кортнева () впервые увидела на концерте. Когда пообщались, я была поражена его умом, фантазией, образованностью… — Журналисты сделали из нас образцовую «сладкую парочку». Понятно, они на этом зарабатывают. Но взаимоотношения двоих касаются их самих. И только теперь, когда мы с Лешей расстались, я поняла, что есть вещи, которые ни в коем случае нельзя выносить на всеобщее обозрение. Профессия такова, что мы имитируем чувства каждый день. Делать это еще и в личной жизни нельзя. Это вещь чрезвычайно хрупкая, и наступает момент, когда люди начинают сосуществовать только в силу привычки. Чувство угасает. Уходит энергия. Лампочка гаснет, гаснет, и наступает темнота.— Я бы не сказала – «отрицательные». Сильные, уверенные в себе — да. Хотя мне не нравится, когда от меня начинают настоятельно требовать одного и того же качества. Я понимаю, мне за это платят, однако играть только на черных или только на белых клавишах нельзя.— Бесспорно, театр для меня важнее. Но кино приносит популярность, и с этим надо считаться. И потом, о каком кино идет речь? Ведь не об «Ивановом детстве», «Дороге» и «Восьми с половиной»… Давно не было у нас значительных фильмов. Так, имитация. Если честно, то кино и телевидение дают мне возможность зарабатывать на жизнь, чтобы затем репетировать в театре почти бесплатно. Так же, как участие в разного рода мероприятиях, когда надо развлечь публику. Почему бы нет? Хотя есть вещи, на которые нельзя соглашаться ни за какие деньги. Актер может быть смешным, но не глупым.— Каждый имеет ту публику, которой достоин. Это как в выборе женщины: хочешь иметь рядом личность – будешь иметь личность, хочешь куклу Барби – будет тебе Барби...— Я по возрасту, по статусу пребываю как бы между теми и другими. Конечно, молодые более… — Но это не так плохо. Они видят вещи в реальном свете. К тому же они более… — И это неплохо. Нет, они… — Темпераментны. В них есть свежесть. Иногда с ними становится ясно, что чего-то не догоняешь. С другой стороны, каждый раз, когда общаюсь, скажем, с Юлией Константиновной Борисовой, обнаруживаю в ней качества, которых в молодых нет и быть не может. Я вижу, как она случайные вещи доводит до законченного, шарообразного состояния.— Иногда просто идентифицируют. Однажды в поликлинике меня приняли за врача. В «Московских окнах» я играла врача, и женщине в регистратуре показалось, что я и есть тот самый врач. Одна моя знакомая по поводу персонажа из фильма «Мужской характер» сказала: «Я знаю, с кого ты ее точно скопировала». И назвала имя одной бизнес-вумен. На самом деле – ни с кого. Мне чужд зеркальный реализм. Искусство — это классный обман. Это всегда фантазия на тему.[i]Юлия Рутберг, актриса Вахтанговского театра. После трех неудачных попыток поступить в Щукинское училище поступила на эстрадное отделение ГИТИСа. Но на этом не успокоилась, вернулась в «Щуку» — и поступила. В Вахтанговском театре дебютировала сразу в главной роли в спектакле «Зойкина квартира». Наиболее яркие роли — Алис в «Играем Стринберг-блюз», Фрекен Жюли из одноименного спектакля, Алкмена в «Амфитроне», Анна Андреевна в «Хлестакове».В кино снимается с 1990 года. Играла в фильмах «Макаров», «Похороны Сталина», «Чек», «Мужской характер», телесериалах «Московские окна», «Империя под ударом» и др.[/i]