ПЛЕННИКИ КАВКАЗА

[i]Из порабощенных и веселых мы преобразились в свободных и угрюмых.Нет больше ощущения пересменки, тайм-аута. Это самое настоящее настоящее. Большая страна умерла, и где было застолье, там сидит таможня и не дает «добро».[/i]Крутясь по Москве, я заметила новую рекламу: «О русском бизнесе — без акцента!» Изображены лица явно кавказской национальности с пустыми руками, а посередке — вихрастый рыжий паренек, нагруженный какой-то кучей, содержание которой я все никак не могу рассмотреть, проносясь мимо на высоких скоростях. Что символизирует этот транспарант, я пока не поняла. Но почему-то мне вспомнилось одно шумное происшествие. Как на большом московском рынке таксисты до полусмерти изметелили торговцев с юга: просто так, чтоб знали свое место.Это было время, когда Чечня вовсю застила умы (с разными знаками). И среди прочих знаков появилось кино «Кавказский пленник». И вот однажды — скорее всего случайно – по двум разным каналам телевидения одновременно нам показали два фильма: этого самого «Пленника» и «Кавказскую пленницу». И сближение это оказалось столь странным, что не знаю — кто как, а я призадумалась… Два хита, как два полюса, неожиданно замкнули цепь тридцатилетия, которое мы прожили, двигаясь перебежками по простреливаемой дороге разочарований.Какими симпатичными мы были и как простодушно трактовали довольно устрашающий тезис о том, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. Что ж это за прошлое и что это, извините, за человечество, которое ржет, наблюдая, как катится в тартарары его история? Это такое специальное человечество и специальное прошлое, и вы его хорошо знаете.Однако в 68-м году население легкомысленно хохотало не над прошлым и даже не над настоящим, а над тем очаровательным междувременьем, которое позволяло нам жить без будущего.Ах, это были крайне веселые годы! С таким интенсивным излучением оптимизма, что его не омрачили ни танки на булыжниках Праги, ни семеро смелых на булыжниках Красной площади.Вот какие мы были уникально замечательные ребята-шестидесятники. Хлесткий и впоследствии страшно популярный афоризм насчет последнего прибежища негодяя до нас еще не докатился. Идея патриотизма не особенно занимала нацию, обретя парадоксальную, но привычную форму: советский человек не любил свою коммуналку, но любил время, которому принадлежит, — вместе с ней и со всеми потрохами.И вдруг они стали отваливаться одна за другой, наши свободные республики. И началось с Кавказа. Больше не было единой семьи с трудолюбивым и хлебосольным армянским народом, с хлебосольным и трудолюбивым грузинским народом, с азербайджанским, тоже народом. Стали мы — русские — и они — лица кавказской национальности. «Черные». Поползла чума дурной и позорной болезни с возбудителем под названием ПАТРИОТИЗМ.Впору заплакать навзрыд, как крутой старшина, сбитый с катушек бравурным российским маршем, чистый Вагнер.Заплакать от любви и бессилия перед этой страной, которая насылает свои вертолеты на маленьких девочек, кавказских пленниц, и сердцем слышать ее позывные — наркотический «Полет валькирий». Восторг и ненависть патриотизма, ненависть к инородцам, подхлестнутая взрывами в Америке.«Невозможно выйти на улицу, — пишет в редакцию женщина с простой русской фамилией.— Всюду эти «черные». Московской публике без разницы, кто этот усатый: грузин, турок, чеченец, айсор. Черные, от которых почему-то не стало житья.А ведь жили-то мы вроде дружно. И когда в одну из комнат нашей коммуналки, откуда отбыл на историческую родину старичок Натан Борисович (ветеран и летчик-истребитель), вселился очередник из подвала дворник дядя Фаза с кучей родни, встретили его как родного. И даже дали кое-что из мебели, включая ломберный столик Генриетты Карловны, древней зэчки, заставшей еще Троцкого.Фазой дворника звали, конечно, для простоты и краткости. А по паспорту он был Файзулла Губайдуллин, и чистоплотность его семейства не поддается описанию. Когда его старший ушел в армию, ждали Рашидку сразу две девочки из нашего коридора: Сусанна Мальян и Тоня Третьякова.Да вот только не вернулся Рашидка. Потому что за месяц до дембеля, в 79-м, их часть перебросили на восток. И коммуналка возненавидела афганцев. А у Сусанны через пару лет убили в Баку двоюродного брата, и семья Мальян возненавидела азербайджанцев. А Тоня вышла замуж за однокурсника, Гию Шортава, и они уехали в Тбилиси, где Гия немедленно вступил в гвардию.И Тоня возненавидела абхазцев.А Натан Борисович писал из Израиля письма, что все у них хорошо, и ветераны живут как у Христа за пазухой, и в целом, как говорится, только бы и жить, если бы не арабы. «Грязные арабы», – писал Натан Борисович.А потом нас расселили.Вот, собственно, и все.