Алла Боссарт — все материалы автора

Алла Боссарт

[b]Шла я однажды подземным переходом. Сквозь гул и шум близкого метро пробивался романс. Старая женщина в очках стояла и пела. «А любовь, – пела она, – все живет в моем сердце больном». И так это было несвоевременно, так щемяще, чужеродно и безнадежно... И захотелось мне, друзья мои, обратиться к вам с заявлением о ликах любви.[/b]Тем более что в Москве недавно прошел одноименный кинофестиваль. А то что все о политике да о политике. Не радуйтесь, однако, не «про это» буду я вам петь сквозь грохот подземки. Тут у нас есть непревзойденный Владимир Шахиджанян, а также доктор Лабковский на радио (чей излюбленный совет сменить партнера укрепил не одну семью).Любовь к ближнему, а вернее – ее дефицит глубоко ранит и мучает мое сердце, изглоданное иронией и пустой глумливостью.Взять приемщицу из приемного пункта прачечной № 50, что на улице Правды, у нас во дворе. Как люблю я звонить ей в минуты душевной невзгоды! Иначе как «золотуленька» она к клиентам вообще не обращается. «Вы сегодня до каких?» – «До пяти, золотуленька!» – «Без четверти, не успею...» – «Да чего ты, золотой, давай подожду, куда торопиться-то? Только шибко не бежи, скользко, расшибешься еще». И вот скачешь по сугробам со своей поклажей, кое-как распиханной по сумкам, а она стоит, чисто Арина Родионовна, у заднего крыльца, караулит, чтоб ты, не дай бог, не подумал, что ушла, не дождавшись тебя, нерадивого. Вечная розовая шапчонка с цветочками, халат поверх старой куртки, ручками машет на тебя: «Хоссподи, сказала, не бежи, рази ж я тебя когда обижала?» Верно, не обижала. Сама все разложит, перепишет, еще и номерки пришьет. А в углу, за горой белья, сидит девочка, смирно читает.— Учи, учи, котя моя, а то будешь, как бабка, неученая, в чужом бельишке копаться... А ты, золотуля, не жди. Пока мы с малой уроки сделаем, я и переберу.— Внучка? А мама-то? На работе что ли?— Эх, золотой! Иде та мамка... Ну, ступай, золотуля. Эй! Слышь, не упади Христа ради, угорелая...Грея душу возле этой сказочной бабуси, я неизменно вспоминаю отделение милиции, где моя дочка получала паспорт. Вернее, получала его я, потому что сама юная гражданка достигла совершеннолетия в больнице после тяжелой травмы и передвигалась на коляске.Отстояв положенные часы за всеми справками, еще часа три я вычеркнула из жизни в паспортном столе милиции. Когда подошла моя очередь, из комнаты вышел бравый мусорок и запер дверь.«Куда же вы, товарищ лейтенант!» – за«Обед», — отрезал милиционер и ушел навсегда.Спустя многие дни я все же проникла в этот «стол», и уже другой дежурный, очень симпатичный товарищ с пшеничными усиками, читал мои справки долго и увлеченно, как романы Акунина. Ласково глянув на меня по прочтении, велел прийти за паспортом «непосредственно с получателем» через две недели.Ровно через две недели привожу дочку, всю в шинах и корсете, и толпа прекрасных армян пропускает нас, почтительно гомоня: иди, сестра, о чем речь! Очередной сотрудник этого великолепного отделения извлекает нашу документацию и погружается в чтение, всем строгим обликом символизируя повышенную бдительность.«Та-ак... — в обветренном лице капитана проступает нечто, заставляющее меня припомнить стихи, которые с большим чувством декламировал знакомый артист обычно после третьего стакана: «Предгубчека. Луна. Окурки. Трезвонят мухи о стекло. Три года в кожаной тужурке Пахом упрямо морщит лоб...» — та-ак... «А где справка о гражданстве?» – «О каком гражданстве?» — «У нас с вами одно гражданство, мадам. (Убийственная ирония.) Российское». И вновь череда кабинетов, «мы рождены, чтоб Кафку сделать жизнью»...На финише — обитель паспортисток с такими задами, что представить себе этих дам стоящими просто страшно. «Через месяц», — промалиновых губ. На мои вопли примчался тучный бровастый начальник отделения и лично отпаивал меня желтой водой из графина. «И нечего орать, — барышня злобно выудила наш паспорт из стопки красных книжечек. — Ишь, истерики мне тут закатывать! Ну, чего смотрите? Время — деньги». От такого откровенного апофеоза любви к ближнему я буквально обомлела. «Сколько?» «Сколько хотите». Не глядя, она сбросила в ящик мои полсотни, шлепнула печать, дочка загипсованной рукой коряво расписалась...И вот мы катим сквозь тополиную пургу родного Зюзина, полноправные граждане России... Лишь спустя полгода, при переезде на новую квартиру, мы обнаружили, что в дочкином паспорте нет штампа о прописке. Вообще не надо путать бюрократию с законностью. Задача бюрократа — уничтожить вас как личность. Превратить в букашку и полюбоваться на дело своих рук, словно в перевернутый бинокль, утверждая тем самым свое величие. Где-то там, на краешке стула, копошится бывший гражданин, ныне инфузория, а над ним утесом нависает огромный Делопроизводитель. Секретарь.Паспортистка. Инспектор. Он косит под законника, но я научу вас, как отличить врага рода человеческого — бюрократа — от редкого в нашей жизни природного явления: истинного поборника закона и права. У бюрократа тусклые оловянные глаза и вялое сизое сердчишко, в котому.Законник же прекрасен. Он — высокий, крепкий мужик с большими руками, большими внимательными ушами и огромным загорелым лбом, изборожденным морщинами. У него большое сердце и голубые, представьте себе, глаза. Сейчас ему под восемьдесят, и эти его пронзительные глаза сильно выцвели, и зоркость их притупилась. Но любовь все живет в его сердце больном.Звать его Павел Тимофеевич Соловьев. Он бывший следователь московской прокуратуры. Уволился, когда по одному из его дел крупный чин прокуратуры СССР, прельщенный и обольщенный чем следует, отпустил с богом компанию завзятого жулья.Павел Тимофеевич тридцать шесть лет проживает в деревне Лужки Тверской губернии. Летом с женой, внучкой и правнучкой, а зимой — один. Как есть один во всей деревне. На двери грозная фанера: «Дверь не ломать. Стреляю без предупреждения». Я когда-то написала о нем очерк, не слишком большой, скорее, ничтожный по сравнению с грузом чести и доброты, который нес (и, слава богу, все еще несет) этот бывший следователь.Что же он делает там, в глухомани, — москвич, выросший в суете актерского дома, среди знаменитых маминых друзей и книжных утесов ученого отца, которого запомнил уходящим ночью из разоренной квартиры в сопровождении черно-кожаных людей со словами: «Не давай ребятам шахматы...»Что делает? В стремлении служить Закону неустанно обходит он лестницы и галереи Замка, соскребая, рукавом счищая, сковыривая ногтями грибок низкого мздоимства и бесчестия с его стен...Первым его делом в Лужках были хлопоты за бабу Сашу, у которой убили на фронте шестерых сыновей,и пенсию она получала 9 (девять) рублей. А потом пошли дела покруче.Указ президента, бюджетная стройка: поселок ветеранов с Крайнего Севера. Подрядчик — НПО «Северный мигрант». Рядом — акционерное общество «Большая Медведица» (бывший колхоз «Победа», куда входит и деревня Лужки).«Северный мигрант» щедро делится с тогдашним председателем АО Можаевым миллиардными кредитами. Строительство заброшено, все расхищено и пропито, подрядчик ликвидирован. В довершение ко всему лихой Можаев предъявляет дикий иск председателю колхоза Шаталову о взыскании 200 миллионов рублей и ставит его «на счетчик». Милиция, суд, прокуратура — у Можаева на прочном содержании. И Соловьев — один против всех берется защитить Шаталова и выиграть эту дремучую и страшную игру. И, расшвыривая сапожищами местную мафию, он доходит до верхов. И добивается возбуждения уголовного дела о хищении северных миллионов и можаевском рэкете.И о Литваке из Одессы я писала. О Борисе Давидовиче, футбольном тренере, построившем реабилитационный центр для детей-инвалидов. На фасаде этого дома — золотой ангел, и Боря — впереди, на лихом коне, с инфарктом, под капельницей, и ни копейки для себя, и такая любовь в его сердце больном...Одной Лены Ватан, бабочки с обрубками вместо рук и ног, которой Боря дал полноценную жизнь, работу, крышу, друзей, — одной ее хватило бы,чтоб гордо отчитаться в земных делах. А этих Лен у него — сотни.А еще я знаю дядьку одного, немолодого и довольно-таки пьющего. У него в паспорте, как и у моей дочки, нет штампа о прописке. Впрочем, у него и паспорта нет. Жив он тем, что дачи зимой караулит за харчи. Этот дядька собирает со всей округи собак, самых убогих и жалких. И ходит за ними, как за малыми детьми. А они потом ходят за ним. Гурьбой, как детсадовцы.И все это — любовь. К ближнему: о двух он ногах или о четырех, или вообще без ног. И на этот раз обойдемся без иронии. Потому что дело-то вообще тяжкое.Бремя.

Зигзаг подачи

[b]На канале Ren-ТV в первые дни нового года стала появляться странная реклама. Женщина в высшей степени убедительных форм Наталья Крачковская лоббирует средство от диабета с попутным воздействием на лишний вес.[/b]Мужичок, как родной брат похожий на моего знакомого, ныне покойного на почве беспробудного пьянства, настойчиво рекомендует зрителям доктора Майорова, якобы вчистую излечившего его, мужичка, от русского народного порока. Старушка убогого вида с затрудненной речью и малость перекошенная по части неврологии твердит о волшебном зелье против радикулита, артрита, болезни Паркинсона и других возрастных недугов.Для начала мы посмеялись как бы над новогодней шуткой. Но шутка затянулась: за четыре дня матерый пациент доктора Майорова примелькался в эфире, словно ослепительно здоровый А. Кончаловский, питающийся, как известно, разнообразными американскими пилюлями.Что бы означал этот зигзаг пиара? – неустанно ломала я свою упорную голову, очухавшись от встречи Нового года. И таки додумалась.Представим себе такой расклад. Ваша одноклассница замужем за красавцем-бизнесменом с отличным чувством юмора и идеальной утренней эрекцией; она посещает фитнесс-клуб и выглядит максимум на 29. А между тем вы окончили школу в 1966 году, что высечено у вас на лбу, шее и руках, не говоря уже о зубах и животе, ибо вы – матьодиночка, и ваша юная дочь вотвот посадит вам на седую голову еще одного безотцовщину. После лекций в автодорожном техникуме, где преподаете начертательную геометрию, вы нарезаете круги по магазинам, а потом полночи корячитесь у кульмана в проходной комнате. Что вы предъявите счастливой (хотя и бездетной) однокласснице, вышедшей из «Рено» цвета металлик поразмять моложавые ноги? Вы предъявите ей ворох своих неудач, искусно при этом придав им вид непростых побед. Немудрено, что вас не узнать. Радикальная стрижка, дивный мастер! С цветом, правда, намучились, пока не подобрали: металлик, пикантно, но строго. Вы же педагог, кандидат наук. Куда ни плюнь – за каждым поворотом, в каждом зеркальце заднего вида, на каждой бензоколонке – ваши ученики. Машины вам осточертели на работе, поэтому вы предпочитаете ходить пешком, особенно по вечерам, вот так, просто прогуливаться вдоль шоссе, забежав иной раз выпить чашечку кофе к своему другу – топливному магнату. Сопляк, в сущности, стыд и срам. Но рядом с молодыми мужиками молодеешь душой... И – главный козырь: возраст не скроешь, милая. При такой-то дочурке! Да уж, двадцать два, хороша, собака, хоть и пузо на носу. Так что выходим в бабки. Они же дамки. Ну пока, детка, бегу, жизнь каторжная! И – марш-марш, грудь вперед, каторжная жизнь прекрасна, и пораженья от победы ты сам не должен отличать. Это залог эффективного пиара. Технологии, которую по-русски правильнее было бы назвать ПВО: Преображение Великого Облома.Государство упражнялось в этих хитроумных фокусах довольно долго и успешно. Сызмальства нас учили гордиться своими неудачами и считать их именно что успехом. Как в масштабе отдельно взятой семьи и личности, так и в масштабе страны. Тоже, конечно, отдельно взятой.Хулиганский залп по Зимнему дворцу, охраняемому горсткой барышень и мальчишек-юнкеров, назвали ВЕЛИКОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ. Бездарно провороненное нападение лучшего и любимого друга Советов условились считать ВЕЛИКОЙ ВОЙНОЙ. Которой она и стала на самом деле, когда (по вине величайшей бездарности командования) полегли миллионы людей.И Великая Победа была их победой. Но ее итогом, к несчастью, стал ВЕЛИКИЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ ЛАГЕРЬ, тормознувший мировую историю на полвека. Ну и так далее. ВЕЛИКИЕ СТРОЙКИ – от зэковского Беломора до грандиозного по идиотизму БАМа. ВЕЛИКИЕ ПЯТИЛЕТКИ с их великой липой и туфтой...Собрать бы советские слоганы за 70 лет – вот где школа-то пиара, а по-нашему – ПВО. И вот вам, кстати, небольшая быль, на скромном историческом примере которой можно проследить, как результативно работал институт Преображения на всей дистанции Великого Облома.Одна доярка взяла обязательство к 64-й годовщине Великого Октября надоить 400 центнеров молока. Поднатужилась со своими буренками и выдала 410. А Великий Октябрь у нас, как известно, в ноябре. Распутица.Транспорт не пришел, завяз.Доярку наградили медалью «За доблестный труд», а молоко скисло. Председателя колхоза вызвали на партактив,где с ним от страха случилась медвежья болезнь. А он, надо сказать, в прошлом был сапером и Героем Советского Союза. И вообще ничего не боялся. Кроме родной партии. И этот геройский человек не смог пережить позора и умер прямо в сортире обкома КПСС. И ему посмертно дали Героя Соцтруда. С дорогой от райцентра до колхоза «Краткий курс» решили пока обождать: зима на носу. Весной же – какие работы, трактор аккурат по мотор в глину уходит. А там и лето, само все просохло. Ну, осенью – сами понимаете. Тут как раз и Брежнев умер.Причем и у него, говорят, перед самой кончиной (как, кстати, и у Сталина) случилась медвежья болезнь. Потому что умирать страшно, в том числе и на посту генсека. И даже еще страшнее.А при Андропове водка подешевела. И на фоне такого всенародного успеха борьба с бездорожьем окончательно утратила смысл и актуальность. И только в 86-м прибыла в этот район нечерноземья одна артель с Крайнего Севера, где ее начальник отбывал срок за частное предпринимательство, несовместимое с нормами социалистического труда. Это был тертый-перетертый калач, стреляный воробей. Бежал из зоны, по ледяной воде ушел от собак, добрел до зимовья, отлежался, выжил и дождался закона о кооперации. Закон же обратной силы не имеет, и Иваныч таким образом победил.Он собрал свою артель и стал опять строить дороги. И пропер, в частности, шоссейку в колхоз «Краткий курс». Тут-то его и обложили, как медведя, 90-процентным прогрессивным налогом. Но мужик он был крутой, медвежьей болезни не подвержен и неудачи привык подавлять в зародыше, а не гордиться ими, как дурак. Он позвонил мне, я встретилась с министром финансов, взяла у него интервью и опубликовала его в тогдашнем боевом «Огоньке».И вскоре этого министра финансов сняли. Чем я страшно горжусь по сей день. Хотя, если разобраться, поражение министра было нашим общим поражением. Ибо потом грянул черный вторник, банковский крах, дефолт, и в целом для населения все стало еще хуже.Но мы не унываем. И попрежнему рекламируем свои невзгоды, свой диабет, свободу слова, свои инфаркты, гражданские права, автомобили, пиво, параличи, чрезвычайные ситуации, свое православие, свой бизнес, свое кино, науку, свои войны, свою борьбу за мир против мирового терроризма и алкогольной зависимости. «ЗАПОИ – быстро и качественно», как обещано в одном объявлении.Преображаем свой великий облом и великую медвежью болезнь.Может, кто не знает, что это такое? Так я расскажу, время есть.Однажды маленькой девочкой я посетила цирк. Работали медведи. Один симпатичный мишка полез по шесту. Долез до самого верха, метров шесть – и глянул вниз. И обосрался. Извините.Цирк я люблю до сих пор. За чистоту и правду. Пиаром САМОГО ВЕЛИКОГО ОБЛОМА занимался лично ВЕЛИКИЙ ЛЕНИН, горе семьи Ульяновых, неудачливый юрист, халявщик и графоман, сочинивший кучу слоганов, гениальная бессмысленность которых, собственно, и послужила основой могучей российской рекламы – несокрушимого идеологического обеспечения нашего, прости господи, медвежьего цирка.Ну так кто же в конце концов идет за «Клинским»? На этот раз, похоже, доктор Майоров.

ПОСЛЕДНЕЕ ТАНГО НАРУЖУ

[i]Широкий прокат изготовился обрушить на испытанную публику очередной эстетический шок. В киноконцертном зале «Россия» вчера отшумела премьера «Зависти богов»: Владимир Меньшов показал наконец народу, как любить по-русски — и одновременно по-французски! [/i]Сотрудница ТВЦ образца 1983 года, мать семейства (Вера Алентова), впервые за свои 44 года нежданно изведала оргазм с французом. Воображаю, что за прелесть мог бы сотворить из этого фрейдистского конфликта, скажем, Вуди Аллен (пошлейшим образом процитированный знойным танго героев в звездном небе). Мой знакомый доктор-сексолог Лев Щеглов утверждает, что оргазм есть вообще-то краеугольный камень прогресса в целом и развития личности в частности. Доктор Щеглов, конечно, большой шутник. Но, с другой стороны, первый оргазм великовозрастной (замужней) дамы вполне может быть прочитан как метафора перестройки.Ну, в самом деле. Живет себе гражданка в стране, где нет секса, горя не знает, картину мира черпает непосредственно с телетайпной ленты, никогда не видела мужа без трусов и любое отклонение от крепкой супружеской позиции, называемой в народе «папа-мама», трактует как порнографию и разврат. И вдруг прямо из Парижа на нее, можно сказать, камнем падает и когтит, словно перепелку, сокол-шевалье, с глазами, каждый — как голубая чашка. И у девушки впервые за ее сорок лет и четыре года зашкаливают сейсмографы: «Что это было? — шепчет она в ужасе на радость галльскому кочету и молодежи ХХI века, которая родилась в постперестроечное время, и оргазм дан ей в ощущение, как и свобода слова, буквально с детских лет. — Что это было?!» Что же это было, действительно? Это было освобождение, падение железного занавеса и Берлинской стены вместе взятых. Это была сексуальная революция в одной отдельно взятой женской… судьбе. И, как всякая революция, это была любовь. Великий психолог и ходок Лев Толстой понимал, на что может решиться добродетельная женщина, впервые познавшая оргазм в зрелом возрасте (см. также пьесу А. Н. Островского «Гроза»). Поэтому Владимир Меньшов совершенно оправданно посылает героиню в минуту слабости на железнодорожный узел (почему-то с одеялом), где она уже готова расположиться на сплетении рельсов. Ее спасают две простые русские женщины-обходчицы, под грубыми ватниками которых бьются добрые мозолистые сердца.Впрочем, Лев Толстой укладывал свою Анну как в постель, так и на рельсы чисто обывательски. Но не таковы мы, барды ускорения и менестрели гласности, певцы позднего диссидентского барокко. Мы умеем заподлицо, как родного, впаять в любовную драму корейский самолет, сбитый советскими ракетами аккурат в разгар лютого петтинга в кузове грузовика. Чтобы герои высказались о режиме, а француза лишили аккредитации и выдворили из страны (и из сладкой русской койки) за антисоветскую пропаганду.Но и это еще не все. Я сперва, отвлекаясь на всякую ерунду типа четырехчасового ожидания обновленной героиней кавалера под проливным дождем (а он, оказывается, ловил все это время такси), не обращала внимания на странные навязчивые танцы, которые любовники исполняли в самых неподходящих местах: в электричке, в русском поле, у ворот французского посольства и, как было уже сказано, в звездном небе. А потом до меня дошло. В началето, в досексуальную еще эпоху, герои смотрят на контрабандном видео запрещенный фильм «Последнее танго в Париже».Это же предтеча! — догадываюсь тут я. Это же намек: первый звонок непорочной телетайпистке о грядущем грехе познания! Недаром же француз осуществляет свой пробный десант на перепелочье лоно именно в кинотеатре и именно в знаменитой стойке Марлона Брандо! Ну что ж, земляки, примите поздравления. Что-что, а секс у нас теперь есть. Замечательный, развесистый секс, вобравший многовековой опыт человечества и все достижения мирового кинематографа.На зависть Бертолуччи, Вуди Аллену, а там, глядишь, и самому Тинто Брассу.

МИНУС МИЛЛИОН

[i]Хорошее название — «Нежный возраст».Вообще в новом фильме Сергея Соловьева много хорошего. Хороший сценарий, написанный совместно с сыном Митей (он же — в главной роли). Потрясающий Сергей Гармаш в роли контуженного афганского ветерана — школьного военрука. Замечательная музыка Энри Лолашвили. Изумительный дизайн Сергея Иванова. Обморочно прекрасная съемка Павла Лебешева. Блистательный монтаж.А также продюсерский гений Никиты Михалкова.[/i]Читатель ждет уж рифмы «впрочем» — и правильно делает. Впрочем, при всем вполне узнаваемом зрелом соловьевском великолепии ($ 1 300 000), фильм производит странное впечатление малобюджетного дебюта. Что такое долби-стерео, пленка, дизайн, Лебешев и прочая музыка? Это и есть михалковский миллион.Поэтому предлагаю рассмотреть Сергея Александровича Соловьева в чистом виде — в чем, как говорится, мать родила. Минус миллион.«Нежный возраст» — самое простое кино мастера. И нравится мне одновременно и больше, и меньше остальных его фильмов. Меньше — потому что оно хаотично, не просчитано, запоздало, традиционно и сентиментально. А больше — потому что хаотично, не просчитано, запоздало, традиционно и сентиментально.1994 год. Военный госпиталь.Двадцатилетний солдатик из категории «7б» — «необратимая травма черепа» обследуется психиатром. Содержание фильма — повесть рядового Ивана Громова, 1974 года рождения, о собственной жизни, рассказанная в кабинете врача в присутствии сотрудника спецотдела.Малышом Иван упал из театральной ложи головой в барабан. С тех пор по этой бедной голове его не бил только ленивый. Как завершающий аккорд ударных — на голову ошалевшему радисту, нелепо торчащему посередь расквашенной танками колеи, с неба падает ящик с продовольствием. Такая жизнь.Большая часть этой жизни проходит в перестроечной школе, где девочек исключают из пионеров за проституцию, мальчики трахают молоденьких учительниц и под прикрытием ментов угоняют иномарки (бизнес некоего чечена Аслана).Расплачиваясь, Аслан жмет старшине руку: молодец, хорошую смену воспитал. «Служу Советскому Союзу», — реагирует сволочь.Такая жизнь.На кавказскую войну Ваня Громов бежит от этой жизни и от несчастной любви, хотя у него есть «замечательная справка» из психдиспансера — которую он съедает.«Республика ШКИД», «Доживем до понедельника», «Кавказский пленник», «Брат»… Да много чего еще — и все с обратным знаком. Этот знак — не плюс и не минус. Это знак русской классики в исполнении школьной хрестоматии по литературе для девятого класса: знак поиска идеала. Недаром фильм, словно русский роман, разделен на три части. И части эти называются: «Идиот», «Отцы и дети», «Война и мир».В великом фильме Кустурицы «Подполье» («Андеграунд») есть эпизод бомбежки зоопарка.Мальчик (Иван) спасает шимпанзе — мы помним эти объятия.У Соловьева тоже есть и бомбежки, и зоопарк, и гениальный шимпанзе Прохор. Только тут шимпанзе спасает своего Ивана — и мы растроганно отмечаем это объятие. Случайность, говорит Соловьев. Оговорка по Фрейду, думаю я. Потому что, когда рушится мир, важны не спецэффекты, а любовь, безусловная, как рефлекс.Учителя и врачи предпочитают не учить и не лечить своих.Мешает нежность. Сергей Соловьев не просто снимает своего сына — он пишет с ним сценарий о жизни этого самого Мити, которую тот поведал папе как устно, так и письменно. Чечни в этой реальной жизни, правда, не было, но ее легко подверстать, потому что — куда же еще бежать русскому мальчику из хорошей семьи в эпоху крушения идеалов? Нежность к сыну и к русской культуре, несомненно, мешает жесткому и расчетливому Сергею Соловьеву выпотрошить современного монстра с присущим ему фирменным задором марки «Асса». Но та же нежность снабдила Соловьева новым инструментом: зеркалом. Сергей Соловьев отказался от амбиций «своего» в молодежной андеграундной тусовке, отказался от стеба не только как от языка, но и как от мироощущения. Он ощутил свой возраст и ответственность этого возраста. Клоун разгримировался. И все увидели седого человека, который ищет утраченный идеал.В этих отчаянных поисках он закинул сына в Париж и заставил на всю жизнь полюбить топ-модель, говорящую вешалку, наивно полагая, что мы не увидим за ней прекрасную женщину его мечты, его Полину Виардо, его загадочную красавицу с сердцем и умом… Но мы увидели. Все-то мы, искушенные читатели русских романов, увидели и поняли. И нежность, и возраст, которые незачем прятать ни в подполье, ни в андеграунде.И все недостатки фильма обернулись его достоинствами.

ИДУТ ОПЯТЬ СТАРИННЫЕ ЧАСЫ

[i]Фильмом Олега Янковского и Михаила Аграновича «Приходи на меня посмотреть...» по пьесе Надежды Птушкиной завтра открывается VI Международный кинофестиваль «Лики любви». Он сделал это! Жанр рождественской сказки, судя по четвертьвековому бесплодию после «Иронии судьбы», — жанр, как сказал бы один любитель кино, «архисложный». 25 лет до того нам крутили под Новый год «Карнавальную ночь», 25 лет после — «С легким паром». А между тем жизнь, становясь все более «интересной», туже и туже закручивала гайки.[/i]Но раз в году на одну неделю в нас просыпается ожидание простых радостей, прелестных чудес и незаслуженной награды. Мы жадно приникаем к окошку: вот-вот вместо сиротской мороси повалит с черного неба пухлый снег, зацветет стекло голубым серебром, мы продышим в нем глазок и увидим, как соткался в желтом свете фонаря босой мальчик с луком, колчаном и крылышками. И загорится елка синими и золотыми огнями, и бабушка с дедушкой, опершись о раму, выпрыгнут к нам в объятия, рассыпая иней с волос. И босой мальчик стукнет в окно толстой пяточкой, мы впустим и накормим его и дадим горячего вина, а он в благодарность пустит нам в сердце стрелу. А с последним боем курантов войдет к нам в холостую квартиру мировой мужик с лучистой улыбкой и славными морщинами вокруг глаз, одинокий, как и мы, стареющий плейбой, и полюбит нас, и все образуется.Но ничего этого не было, а были в сотый раз «Ирония судьбы, или С легким паром», а наутро головная боль и горечь во рту.Братва, заложники, компроматы, Ельцин, Путин, коммунисты-суки, психи, шлюхи, воры, киллеры, менты, террористы, олигархи, наркота и черная оскаленная дура с косой. Все, кроме волшебников.Великий актер Олег Янковский не раз играл в кино волшебников. И не два… Yes! — вскричали мы с ГансомХристианом Андерсеном. — Он сделал это! В рождественские дни нам показали сказочку настолько простую и прелестную, что даже както глупо ее анализировать и разбирать с точки зрения характеров, идей и светотени. Тем более что со светотенью у второго режиссера-постановщика, а по совместительству — великолепного оператора Михаила Аграновича все в порядке, а характеры отданы двум, пожалуй, самым тонким актрисам российского кино — Екатерине Васильевой и Ирине Купченко. Ну и самому Олегу Ивановичу. Который, понятно, борозды не испортит....За неделю до Нового года утомленный, в меру циничный богатый мажор (Янковский) ошибается адресом (привет Рязанову) и вместо гнездышка молоденькой любовницы попадает в квартиру, где доживает свой век горькая парализованная вдовица (Васильева) с дочерью — старой девой (Купченко). В доме отключен свет, повсюду горят свечи, над лестничным пролетом реет настоящий андерсеновский «злой мальчик» (Ваня Янковский), разбрасывающий вместо стрел банановую шкуру. Старая дева хочет перед смертью любимой мамы потешить ее и представляет старушке случайного гостя как своего жениха. Много забавной путаницы, одна-единственная декорация с молью и запахом пыли старого жилья, крупные планы милых лиц; беззаветное вранье стареющей библиотекарши… Фальшивая внучка, подлинные бриллианты, сломанные ноги, три Деда Мороза, один из которых — собака, и Марк Рудинштейн в крошечном эпизоде в обнимку с ящиком шампанского. Оживают и бьют полночь умершие десять лет назад часы; бабушка молодеет и встает на ноги, опираясь на старинную раму своего кресла и осыпая иней с волос… Точная последовательность чудес и драматургия допущений как-то так ловко легли на пленку и под камеру, обхватили плечи актеров, словно старый пиджак или шаль, а шеи актрис, как старые жемчуга… Ловко, легко, весело и, повторяю, прелестно, как спонсорский коньяк «Remy Martin», который пьют герои в рекламных целях. Ну и на здоровье.Есть большой мир, писали классики. Там строят коммунизм и Днепрогэсы, покоряют Северный полюс, летают на Луну и, добавим мы, воюют в Чечне. А есть мир маленький, там делают игрушки «уйди-уйди». В большом мире льют колокола на деньги солнцевской братвы, а Вера, Надежда и Любовь дрожат в паутине за бумажными иконками. А в мире маленьком благословляют портретом Диккенса, и этого достаточно. Потому что только в маленький мир залетают маленькие мальчики на серебряных крылышках и бросают в лестничный пролет банановые шкурки вместо стрел. И вместо ракет. И так хочется хотя бы на недельку, до второго, хотя бы на ночку в этот глупый маленький мир — из страшного большого.Уйти-уйти.

В ТЕНЕТАХ ШПИОНАЖА

[i]«Бабушка приехала!» — кто из читавших «Момент истины» (роман, больше известный как «В августе 44-го») не помнит этого нелепого, как все пароли, кода, означающего, что группа диверсантов и изменников Родины захвачена? Протест Владимира Богомолова против экранизации его знаменитой прозы стал уже доброй традицией. На Витаутаса Жалакявичуса автор аж подал в суд (на стадии несмонтированного материала).[/i]Новую версию «Августа...» — фильм Михаила Пташука Богомолов забраковал вообще не глядя. Запретить он его не смог — картину опекал сам батька Лукашенко. Но имя свое с титров снял. Начальные титры выглядят довольно странно: «Под патронажем президента Республики Беларусь Александра Лукашенко. «В августе 44-го».По одноименному роману».«Это чей роман-то?» — спрашивают которые помоложе и думают, что Солженицына. Впрочем, молодежи на открытии Дней белорусского кино практически не было, кроме солдатиков в камуфляже, которых пригнали в Дом Ханжонкова, видать, в целях политучебы. А вот прессу, напротив, после предварительной пресс-конференции из зала стали выгонять.Ну, у нас тут не Белоруссия. Кто смел, тот и сел. Нет, старикам с билетами, конечно, места уступали. А стариков было много. В основном они-то и были. Потому что могучий роман Богомолова остался с теми, кто научился читать до 1974 года.Если Владимир Осипович Богомолов действительно, как утверждают, фильма не видел, то это большая удача. Грозный ветеран и немало натерпевшийся от старой власти прозаик избежал как минимум инфаркта. И имя снял правильно, хоть и превентивно. Помните, что ответил Мастер Ивану Бездомному на вопрос, какие тот стихи его читал, что они ему так не нравятся. «Да никаких! Но будто я других не читал?» А дальше между ними состоялся такой поучительный разговор: «Хороши ваши стихи, скажите сами?» — «Чудовищны!» — вдруг смело и откровенно произнес Иван». Мы, критики, народ пытливый. Мы не можем так прямо спросить на прессконференции: «Ну, сами скажите, Михаил Пташук, хорош фильм-то ваш?» Нет, мы будем стоять в проходе, мучиться два часа, но непременно смотреть своими глазами. А с другой стороны, ни один ведь режиссер сроду правды не скажет. А тем более продюсер. «Что, Володя, — могла бы я спросить по старой студенческой памяти у продюсера Владимира Семаго, — не подсказывает ли тебе художественное чутье, что некоторая лажа отчасти имеет место?» Но я ничего такого не спрашиваю, а честно иду и смотрю.И что же я вижу? Я вижу, что от романа остались рожки да ножки. Что блистательно прописанные Богомоловым характеры, сюжетные ходы, философия отношений, а главное — большая, настоящая историческая и художественная правда, которая сделала «В августе 44го» бестселлером 70-х, когда правда была в дефиците, — растворились в шпионских страстях. В суетне трех контрразведчиков — охотников за вражеской рацией, спрятанной в белорусских лесах.Почему по определению не могли быть хороши стихи Бездомного и тысячи строк-близнецов, часто написанные талантливыми людьми? Потому что это были ведь не стихи как таковые, а рифмованные расписки в своей благонадежности, лояльности. Люди, затеявшие экранизацию романа о СМЕРШе, разумеется, ориентируются в моменте. Все мы знаем про любимый фильм нашего президента. Все мы в курсе сегодняшних приоритетов.Но не все следуют этому курсу.Однако кто вписался — должен, конечно, расписаться: внятно и четко присягнуть на верность.И для этого очень удобно взять такую глыбу, как «В августе 44го», и наподобие Микеланджело отсечь от нее все лишнее: боль, горечь, разочарование, противоречия, смятение — все эти, как говорит один профессор ВГИКа, «нравственные заморочки». Перекрыть живой ток крови и оставить необходимое и достаточное — мушкетерскую романтику особого отдела, назвав ее «МОМЕНТ ИСТИНЫ». Трое обаятельных парней — Евгений Миронов (Алехин), Владислав Галкин (Скорохват) и Юрий Колокольников (Блинов) вполне решают эту задачу.Ни Беата Тышкевич, ни Алексей Петренко, ни даже Сталин с человеческим лицом Рамаза Чхиквадзе ничего тут уже не прибавят и не убавят.Короче, как с затаенной улыбкой в пшеничных усах сообщает под занавес штабной радист-шифровальщик (кинематографическая гастроль В.Семаго), «Бабушка приехала».Кланяется дедушке с Лубянки.[b]ИЗ ДОСЬЕ «ВМ» [/b][i]Ленту Михаила Пташука «В августе 44-го...» сопровождали скандалы чуть ли не с начала работы.Приступая к работе над новым вариантом «Момента истины», белорусские кинематографисты понимали, что одни просьбу своего президента Александра Лукашенко создать национальный шедевр не осилят. Обратились за помощью к Госкино России. В результате мы вложили в проект 70 процентов его стоимости. Общий же бюджет картины приближается к $3 миллионам.В результате Богомолов обвинил продюсера картины — бывшего депутата Госдумы Владимира Семаго — в нечестной игре и прокручивании через подставные фирмы бюджетных денег.Еще до окончания работы Семаго побывал в Каннах, где представил руководству знаменитого кинофестиваля ролик с фильмом — в надежде, что ленту возьмут в конкурс. Но завершить картину не успели.Обещал Семаго и шумную презентацию в Кремле с участием Путина и Лукашенко. Ни тот, ни другой в Дом Ханжонкова на открытие Дней белорусского кино, естественно, не явились. Недавно господин Семаго заикнулся об «Оскаре» для фильма Пташука. Похоже, лавры Михалкова не дают ему покоя.Михаил Пташук считается ведущим режиссером Белоруссии. Он снял такие картины, как «Знак беды», «Наш бронепоезд», «Кооператив «Политбюро». Владимир Семаго после участия в фильме Станислава Говорухина «Ворошиловский стрелок» (он сыграл мерзавца-прокурора) создал вместе с супругой Ольгой собственную продюсерскую компанию.Официальную премьеру в Москве планируют на 4 мая в киноконцертном зале «Пушкинский» (пока еще не готова запись звука в системе «Долби»). Одновременно ленту выпустят в 40 кинотеатрах России.[/i]

ЛЮБОВЬ ПОЛИЩУК: РАЗГОВОР БЕЗ КУПЮР

[i]Роскошная квартира в тихом переулке. Триумф дизайнерской мысли.Живопись и графика старых и новых мастеров.Подлинники. Русская борзая с лицом еврейского профессора спесиво вздергивает брови, лежа на диване в огромной гостиной. Сухие цветы.Свежие овощи. Много вина.Дом наших друзей.Он прекрасен.[/i]Входит дочь, Маша Цигаль, не та Маша Цигаль, типа кутюрье, дочь скульптора Алика, а дочь графика Сергея (их, Цигалей, много, ветвистый клан по Москве). Итак, Маша-маленькая, девчонка ростом под притолоку, с размером ноги 42, поступившая сразу в два театральных вуза. Скрывает, как позорную семейную тайну, что мама — Любовь Полищук. В анкете абитуриента пишет: «Отец — Сергей Цигаль, художник. Мать — артистка». Чтобы относились по-честному, без этих вот. Непрерывно ворчит.[b]— А вот расскажи-ка, Люба, кстати, как ты-то в институт поступала? [/b]— Да я с 67 года была уже артистка. В Омске меня развернули из студии эстрадного искусства имени Маслюкова, отправили доучиваться в 11-й класс. Ну, короче, с большими препятствиями я туда поступала, у меня пропал голос, из вокалистки я стала артисткой разговорного жанра. И работала в программе «Омичи на эстраде». В Омске.[b]Сергей: [/b]Но с этой программой она приехала в Москву. И ее взяли в Московский Мюзик-холл.[b]Любовь: [/b]Чего ты перескакиваешь? Я еще семь лет работала в этих «Омичах» там, дома. Замуж вышла, родила. А уж потом был Мюзик-холл, где я оттрубила еще восемь лет. Ну а потом. Потом он умер, мой муж. И я осталась с маленьким Лешкой. А гастроли 10–11 месяцев в году. Ну и пришлось уйти. А потом началась настоящая чернуха в Москонцерте.Там меня вообще истребляли, как кроликов в Австралии или где там.С.: Да чего тебя истребляли? Ты там прима была! Л.: Как только я приготовила программу по Жванецкому, меня тут же задушили. Мне очень хотелось сделать моноспектакль. И именно по Жванецкому. А Михал Михалыч мне сказал: зачем ты скрываешь свою красоту? Я ведь пишу для мужчин. Но написал для меня монолог проводницы «А рыцаря жду», я его читала потом много лет на эстраде. Собственно с ним я и победила на Всероссийском конкурсе артистов эстрады. Винокур с Леней Филатовым получили тогда вторую премию пополам. Но меня не выпустили даже в телевизор. Потому что это был Жванецкий.С тех пор я мечтаю о моноспектакле. Чтобы рядом не было никаких идиотов. Вообще я говорить об этом не хочу, это страшная история. Тебе я потом расскажу — и ты будешь первая, потому что я никому это не рассказывала, больно вспоминать.[b]— Ладно, давайте о веселом. Как вы познакомились? [/b]С.: Я увидел Любу сначала в телевизоре. В «Эзопе», потом в «12 стульях». Потом в Театре миниатюр у Левитина — в «Хармсе».[b]— Это был первый твой театр? [/b]Л.: Да, после Мюзик-холла. Я сидела без работы, когда меня подобрал Левитин. А инициатором был Витя Ильченко, царство ему небесное. Если бы не это предложение, я вообще не знаю, кем и где бы я сейчас была.С.: Ну, я начал ее обкладывать, как волка. Пол-Москвы включилось в это знакомство.Л.: Он же, понимаешь, интеллигент! Он должен быть представ-лен! А грязь такая, между прочим, под ногтями была.С.: Это рабочая грязь. Я тогда был ювелиром, да и краска въедается намертво.Л.: В общем, рожа круглая, щеки красные, на голове какая-то чащоба — вот этой всей красоты с косичкой тогда еще не было.С.: Мне сказали, что она любит цыган. У нее тогда был какой-то цыган.Л.: И является это чучело.Брючки короткие, ботинки на высоком каблуке, и ходит как-то боком, как петух, и на сторону заваливается.С.: Да, ботиночки я одолжил у одного дружка, Любка же длинная, особенно на сцене, я боялся, что буду ниже ростом.[b]— Не понравился тебе? [/b]Л.: Да разгильдяй какой-то. Я сама такая, думаю, не сойдемся.Но когда он прокатил меня на льду. На своем «жигуленке» грязном, все в шерсти от собак, грязное, ногти грязные, но пахло вкусно — усы нашкипидарены чем-то. И вот он задницей своей этой колымаги — фшшшш, по льду — ну, думаю, бедовый, вот чего мне не хватает, я-то трусиха. Понравился.С.: Это после «Чехонте» в «Эрмитаже». Поехали в ресторан ВТО, там Люба, чтоб получше выглядеть, махнула для начала три бутылочки пивка.Л.: Маленькие бутылочки, помнишь, «Двойное золотое»? С.: Ну! Сказочное пиво было. А потом я повез ее к моему другу художнику Семенову. В мастерскую. У нас есть два Семеновых — Серега, он называется «мужицкий», как Брейгель. А есть Леша. «Бархатный». Как пиво.Вот мы к Леше забурились, там еще Маркевич Андрюшка, сидели, так хорошо выпивали.Л.: И мне так все понравилось! Все! Что все 49-го года, что все «Тельцы», как я. Такие мужики прекрасные.[b]— Эта первая такая компания у тебя была — московская, богемная, художественная? [/b]Л.: Я ведь за эти 13 лет мало бывала в Москве, все больше по гастролям. И мне никогда не было так тепло и уютно. Вот все было мое, понимаешь? Может я созрела, не знаю. Все так совпало. 13 — вообще особое число в моей жизни, которое я люблю и ненавижу: Но мне было очень хорошо, очень.[b]— Ты, Сережа, был старый холостяк? [/b]С.: Ну почему, я был сравнительно молодой холостяк.Л.: Он и сейчас холостяк.С.: Я был в том замечательном состоянии, которое бывает между первым браком и вторым.[b]— Хороший армянский мальчик? [/b]С.: И отчасти еврейский.[b]— И ты уже решил обязательно жениться — или так? [/b]Л.: Да ему просто артистки нравились. А уж потом, когда я оказалась беременна, в кои-то веки. Месяца через два… С.: Да ладно, через два! Л.: Вот именно, я сама удивилась, вроде так мало знакомы. Короче, я сказала: хватит, уже один растет без отца. Либо ты делаешь мне предложение по всей форме. Либо я делаю тебе аборт. Что для меня было убийственно. Я чувствовала, что во мне девочка. Я ужасно хотела девочку. И этот идиот... Я ненавижу гвоздики. И он приходит ко мне с жалким веничком этих вот гвоздик.Мама твоя мне недавно сказала, что тебе дали деньги на розы, подлюка. Вот гаденыш, Мирель говорит, мы ж ему с Ленкой дали на розы! С.: Да у меня уж были тогда свои деньги! Л.: Да-а, как же, были у него деньги. Пришел ко мне с этими вялыми гвоздиками и объявил: «Предлагаю тебе руку и сердце».С.: Ленка, сестра, мне сказала: ты обязан.Л.: Ты добавь, что я им понравилась, в отличие от тебя.[b]— А ты привел, как положено, в дом, знакомить.[/b]Л.: Значит, Алла, он ничего не делает, как положено. Это я, как положено, пришла сама. Он жил на Арбате, а я пошла туда в «Оптику» заказывать Алешке очки.Надо было ждать полтора часа. Я ему позвонила, он говорит, давай, заходи, мама наделала котлет. А я котлеты терпеть не могу.Но пошла. Захожу, вся из себя индифферентная. И вдруг вижу: квартира до потолка увешана картинами, как Третьяковка.Книги бесконечные, портрет Мариэтты Шагинян — а я не знала, что он ее внук, вообще как-то мало про него знала и вообще не придавала значения. Честно скажу — заробела. Я ж в бараке родилась. Ведут меня в гостиную, дают котлеты. Я с испугу съела одну — и мне так понравилось! Котлеты назывались «крэм». И с тех пор я котлеты делаю лучше, чем ты!!! [b]— Я слышала, что дом Мариэтты Шагинян в Коктебеле теперь называют дачей Полищук? [/b]С.: Этот дом, между прочим, был построен на средства от капустника, который устроили все самые блестящие поэты, художники, писатели того времени, что на даче у Волошина жили. Кого там только не было. И стоял этот дом заброшенный и практически ничей. И бабушка решила: Мирель заканчивает «Суриковку», надо бы ей сделать подарок. После войны пара туфель стоила пять тысяч. И дом этот стоил пять тысяч. Я жил в этом доме с 51-го года, а до того — в доме Волошина, среди всей этой братии Серебряного века. И вот, представляешь, в прошлом году я у одной старушки на Сивцевом Вражке читал письма из Коктебеля, где описан я сам, годовалый мальчик… Л.: Написано было так: «Смерч и маленькая обезьянка, шатающаяся только по потолку».С.: Люба, ну что ты врешь, таких слов там не было, по какому потолку! Она выдумывает.Л.: Да нет, я не выдумываю, к сожалению. А теперь это дача Полищук! С.: Когда Любка была беременная, она лежала на террасе, а отец в пестрых трусах лазил по грядкам, поливал там. И кто-то постучал в калитку: «Это дача Полищук?» Отец говорит: «Да».— А вы кто? «А я ее садовник». — А можно на нее посмотреть? Отец говорит: «Пожалуйста». Открывает.Л.: А я лежу, 39 в тени, морда вся в каких-то листьях, с валидолом, с корвалолом. Не узнали. А Виктор Ефимович с тех пор — садовник. Виктор Ефимович, который пишет замечательные книжки, художник потрясающий, а к старости еще и читает гениально, и смотрит. И вот однажды я пригласила его на один спектакль, плохой. Прихожу домой и на автоответчике слышу: «Любаня, я прочел у Раневской потрясающую вещь: сняться в плохом кино — все равно, что плюнуть в вечность». Намек поняла.[b]— Ты часто в вечность-то плевала? [/b]Л.: Да не однажды. Но ни о чем не жалею. Если бы мне предложили жизнь начать сначала, я бы совершала те же ошибки, только еще более грубо, еще более нелепо, мне кажется. Сережа однажды спросил: если бы все умерли — родственники, друзья, знакомые, ну все, ты бы как себя чувствовала? Помнишь это? С.: Нет.Л.: Ты спросил: ты бы хотела остаться жить после этого? И я не задумываясь ответила: да. Что это такое — я не понимаю. Может быть, я так люблю одиночество? [b]— Любишь одиночество или так любишь жизнь? [/b]Л.: Ну вот как это можно соединить? Как можно остаться одной — и продолжать любить жить? [b]— А ты действительно так любишь одиночество? [/b]Л.: Ну, мы наверное сами аккумулируем себя. В моей профессии за исключением друзей и аплодисментов — ничего не греет.[b]— А что еще-то должно быть? [/b]Л.: Ну как, влюбленность.[b]— А муж? [/b]Л.: Нет, я люблю Сережку, но это привычно. В этом нет энергии новизны. Я стараюсь хоть немножко влюбиться в партнера, даже если я его ненавижу. Это бесконечный онанизм, наша профессия. И поэтому чем ты старше, тем больше ты черпаешь в себе самой. У меня это — сон и одиночество. Я заряжаюсь только так. А где его взять-то, одиночество? Вот Сережа целыми днями сидит в мастерской. Один. И поэтому ему наоборот надо общаться, он не пропускает тусовок, приходит домой и говорит не умолкая. А у меня замыкает аппарат. Если я улыбнусь — уже не могу свести челюсти. И вот такое несочетание, я думаю, и держит нас. А то бы мы давно разбежались.С.: Понимаешь, она столько работает и так устает, что дома она только лежит. Я практически вижу ее исключительно в горизонтальном положении. Вот приезжаем в Коктебель — это десять стаканов семечек и какой-нибудь толстый Лесков, Чехов, Достоевский. Ложится и конец. И мне это очень нравится. Я жду этого целый год.[b]— И тебе тоже кажется, что вас удерживает только вот такая разнофазовость жизни? [/b]С.: Меня на земле удерживает только игра в теннис.[b]— Ну ладно, я же серьезно.[/b]С.: Это очень серьезно. Вот мне позвонят: Серега, есть корт. Я все брошу и поеду играть.[b]— Теннис, вкусная жратва — как ты готовишь, мы знаем – пьянки-гулянки, хорошие сигары.[/b]С.: О, как я разбираюсь в сигарах, ты не знаешь! [b]— Так я понимаю, что ваш общий знаменатель — жизнелюбие. Хотя и невероятно по-разному выраженное, совершенно разной энергетической насыщенности... Кто же из вас все-таки настоящий оптимист? [/b]Л.: Алла, вот смотри. Приходим мы в компанию. Я вот такого цвета, как эти занавески (оливковые — А. Б.). «Любаня, как дела? — Все прекрасно!» Серо-зеленая, как сырой рак. У этого — рожа красная, румяная, усы торчком.[b]— Рак вареный? [/b]Л.: Вот именно. И все у него болит. Он умирает. А у меня все прекрасно. То есть по жизни он якобы оптимист. На самом деле — зануда страшная! С.: Врет. Все врет. На самом деле оптимист, конечно, я. Вообще человек, который утверждает, что теннис — главная опора его жизни, наверное, оптимист.С.: Конечно.Л.: Все врет. На самом деле — разумный, мудрый. Это не его заслуга. Это кровь: евреев и армян. Я — яростная, неуемная, истеричная натура. То и дело рву на себе волосы. Полное отчаяние. Тошнит от безысходности, от бездарности, от усталости. Он садится рядом. Любаня, все хорошо. Все нормально.Спектакль — говно. Но ты! А мне только этого и надо. В общем, счастливое совпадение.Ровненько не укладываемся. Но через горбы, через кривые суставы — вот так. (Выворачивает ладони, дико сцепив пальцы.) Ну и язык, качество юмора — важно же, над чем смеяться вместе.[b]Маша: [/b]Когда вы закончите-то? С.: Не знаю, отстань.Л.: Чего тебе надо, чего? Что ты хочешь уже?! [b]Маша: [/b]Я хочу в Коктебель.[b]— Люба, до Сережи тебе в Москве тяжело жилось? [/b]Л.: Очень. Я недавно Машке рассказывала, когда она чего-то морду очередной раз кривила: ты знаешь, что значит спать на полу, на одном матрасе с маленьким сыном, в трехкомнатной квартире, заполненной народным ансамблем песни и пляски? Так распорядился Мюзик-холл. А я была взрослая женщина и звезда.И у меня не было мебели, кроме матраса и ящиков из-под овощей. А Лешка был со мной с полутора лет. Потом я его оставила на полгода. С.: Ты кукушка! Л.: Не бей по голове, я буду гадить, где попало.С.: Прошу эти слова занести в протокол.[b]— Люба, а что значит «жила в бараке»? Это в буквальном смысле? [/b]С.: Ну знаешь песню: опа-опа, жареные раки, приходите девки к нам, мы живем в бараке! Л.: Ну буквально. Среди зэков и блатных.[b]— А что за семья? [/b]Л.: Мой папа, царство ему небесное, был сперва пожарным, потом железнодорожником, потрясающе красивая форма у него была: такая, знаешь, с белым подворотничком. Потом пошел в маляры, там больше платили. А мама, поскольку трое детей, день и ночь шила. На нас стучали, машинку изымали. Папа очень рано потерял родителей, с восьми лет нанимался работником в чужие семьи. Ну, батрачил, собственно. Максим Горький, «В людях».[b]— У вас были совершенно разные «детские». Это влияет на вашу жизнь? [/b]Л.: Меня раздражает, когда Сережа забывает иногда, на каком он свете, и начинает: «А помнишь, на Арбате было потрясающее суфле». Нас поднимали в четыре утра, меня в правую руку, Гальку, сестру — в левую, братика на грудь, и мы неслись по магазинам. Потому что в одном давали масло, в другом — сахар, а в третьем — муку. Мама занимала сразу несколько очередей и предъявляла всех нас, чтобы наглядно: мы не одна, а четверо душ, документов было недостаточно. И так до девяти утра мы перебегали из магазина в магазин. Бедная мама! Это был город Омск, а не Москва. А у Сережи были пайки.[b]— Э, да тут, похоже, классовая ненависть.[/b]Л.: Нет, меня это даже не особенно злит. Мне это не-по-нятно.С.: Ладно, нас с нашими знаменитыми пайками (кстати, довольно мифическими) тоже кой-чему жизнь учила. Как папа мой рисовал хлебные карточки в Самарканде, в эвакуации — что ты, равных не было! Маша: Какие карточки? С.: Хлебные.[b]Маша: [/b]А что это? С.: Во поколение! А ты, Любань, говоришь «пайки».Л.: Моя мама чуть не умерла, когда в общественном сортире возле рынка карточки выпали у нее из кармана — прямо туда, в яму. А это ж война. Все карточки — все, голодная смерть. И они — что ты думаешь? Подружка держала ее за ноги, и она, по локоть в говне, их там ловила. И выудила! [b]Маша: [/b]О господи! С.: Моя мама тоже, между прочим, здорово там голодала, в этом Самарканде. Папа недолго карточки-то рисовал. Их сначала эвакуировали — «Суриковку», а потом он ушел добровольцем в танковый корпус.[b]— Сережа, а ты ведь еще геофак кончал? [/b]С.: Да, биогеографию. У меня два образования. Я дико умный.[b]— И что тебе дала твоя биогеография? [/b]Л.: Потерял десять лет жизни.С.: На самом деле нет. Все на пользу. Насекомых вот рисую.Л.: Ненавижу насекомых. Ненавижу все, что связано с землей.Кладбища, подземные переходы: Самым страшным страхом моей жизни были покойники. Мои сны были переполнены покойниками, пока не умер у меня на руках папа. Но попов ненавижу до сих пор.С.: Ну брось, Люба, есть отличные ребята. Хотя меньше, чем хотелось бы. Меня крестил замечательный дядька, бывший музыкант, мы так хорошо выпили.Л.: А Сереже лишь бы тусовка.Вот я с ужасом вспоминаю, как меня крестили: в какой-то кастрюле, куда до этого наблевал младенец. А я уж взрослая была. Лет пять. Все понимала. И с тех пор ненавижу этих дармоедов.С.: Злая ты, Люба.Л.: А тебе все в кайф.С.: Это точно. Мне даже армия, которую все проклинают, что-то дала.Л.: Он там варил варенье и посылал маме в кефирных бутылках. Циник.С.: Почему циник? Просто маму люблю.Л.: Ой, ты помнишь, что бабушка тебе сказала, когда тебя призывали? С.: О, Мариэтта сказала две великие вещи. Меня сначала должны были отправить в Туркмению, охранять зэков в пустыне.Кошмарный призыв. Бабушка сказала: что, Ашхабад? Только не ешь немытых фруктов. А вторая гениальная фраза была: имей в виду, тебя будут бить дети рабочих и крестьян. Что оказалось совсем не так, я как раз одному пролетарию надавал по морде довольно сильно. Служил я, правда, в результате под Питером, в дивизионе ПВО, собирал малину и извлек довольно много разных впечатлений. На статейку в журнале «Фас» накопал.Л.: Говорю же, циник. В феске турецкие орешки рекламирует.Армянин! [b]— У тебя много заказов? [/b]Л.: Заказы ему поступают только от меня. Прибить типа полку. Я жду лет пять, а потом вот так, сикось-накось (показывает) шурую сама.С.: Не показывай на себе. Графику трудно продать. Да и негде. А для денег я делаю интерьеры для богатых, росписи всякие.Л.: Сережка чудный художник, очень стильный. И это беда. Я думала, что актерская профессия — самая унизительная и самая зависимая. Но то, в каком унижении живут они, я не подозревала. Эти выставки, где они сидят целыми днями, и никто не подходит. И некоторые даже не смотрят. А ты зайди в мастерскую — там же не пройти. Сплошь работы. И какие работы! С.: Ну Люба, это нормально. Никто с искусства не живет. И ты работаешь на потребу, нет? Ты знаешь, мне кажется, она в этой квартире реализовалась больше, чем в театре. Как Раневская.[b]— Мечта о хорошей, о шикарной квартире — это привет из барачного детства? [/b]Л.: Мне после моего барака не на что было жить. Только ДСП и пластмасса. У меня была такая тяга к «настоящей жизни», что я выучила язык глухонемых и подружилась с глухонемой девочкой, чтобы ходить к ней через овраг. У них был телевизор! Я до сих пор знаю эту грамоту. Ко мне на Арбате подошли однажды глухонемые и попросили автограф. И я им на их языке сказала, показала: «Спасибо». Теперь они все мои. А вить гнездо — люблю, конечно. Это тоже театр. Зрителей только мало.С.: Зато роли какие!

ПЛЕННИКИ КАВКАЗА

[i]Из порабощенных и веселых мы преобразились в свободных и угрюмых.Нет больше ощущения пересменки, тайм-аута. Это самое настоящее настоящее. Большая страна умерла, и где было застолье, там сидит таможня и не дает «добро».[/i]Крутясь по Москве, я заметила новую рекламу: «О русском бизнесе — без акцента!» Изображены лица явно кавказской национальности с пустыми руками, а посередке — вихрастый рыжий паренек, нагруженный какой-то кучей, содержание которой я все никак не могу рассмотреть, проносясь мимо на высоких скоростях. Что символизирует этот транспарант, я пока не поняла. Но почему-то мне вспомнилось одно шумное происшествие. Как на большом московском рынке таксисты до полусмерти изметелили торговцев с юга: просто так, чтоб знали свое место.Это было время, когда Чечня вовсю застила умы (с разными знаками). И среди прочих знаков появилось кино «Кавказский пленник». И вот однажды — скорее всего случайно – по двум разным каналам телевидения одновременно нам показали два фильма: этого самого «Пленника» и «Кавказскую пленницу». И сближение это оказалось столь странным, что не знаю — кто как, а я призадумалась… Два хита, как два полюса, неожиданно замкнули цепь тридцатилетия, которое мы прожили, двигаясь перебежками по простреливаемой дороге разочарований.Какими симпатичными мы были и как простодушно трактовали довольно устрашающий тезис о том, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. Что ж это за прошлое и что это, извините, за человечество, которое ржет, наблюдая, как катится в тартарары его история? Это такое специальное человечество и специальное прошлое, и вы его хорошо знаете.Однако в 68-м году население легкомысленно хохотало не над прошлым и даже не над настоящим, а над тем очаровательным междувременьем, которое позволяло нам жить без будущего.Ах, это были крайне веселые годы! С таким интенсивным излучением оптимизма, что его не омрачили ни танки на булыжниках Праги, ни семеро смелых на булыжниках Красной площади.Вот какие мы были уникально замечательные ребята-шестидесятники. Хлесткий и впоследствии страшно популярный афоризм насчет последнего прибежища негодяя до нас еще не докатился. Идея патриотизма не особенно занимала нацию, обретя парадоксальную, но привычную форму: советский человек не любил свою коммуналку, но любил время, которому принадлежит, — вместе с ней и со всеми потрохами.И вдруг они стали отваливаться одна за другой, наши свободные республики. И началось с Кавказа. Больше не было единой семьи с трудолюбивым и хлебосольным армянским народом, с хлебосольным и трудолюбивым грузинским народом, с азербайджанским, тоже народом. Стали мы — русские — и они — лица кавказской национальности. «Черные». Поползла чума дурной и позорной болезни с возбудителем под названием ПАТРИОТИЗМ.Впору заплакать навзрыд, как крутой старшина, сбитый с катушек бравурным российским маршем, чистый Вагнер.Заплакать от любви и бессилия перед этой страной, которая насылает свои вертолеты на маленьких девочек, кавказских пленниц, и сердцем слышать ее позывные — наркотический «Полет валькирий». Восторг и ненависть патриотизма, ненависть к инородцам, подхлестнутая взрывами в Америке.«Невозможно выйти на улицу, — пишет в редакцию женщина с простой русской фамилией.— Всюду эти «черные». Московской публике без разницы, кто этот усатый: грузин, турок, чеченец, айсор. Черные, от которых почему-то не стало житья.А ведь жили-то мы вроде дружно. И когда в одну из комнат нашей коммуналки, откуда отбыл на историческую родину старичок Натан Борисович (ветеран и летчик-истребитель), вселился очередник из подвала дворник дядя Фаза с кучей родни, встретили его как родного. И даже дали кое-что из мебели, включая ломберный столик Генриетты Карловны, древней зэчки, заставшей еще Троцкого.Фазой дворника звали, конечно, для простоты и краткости. А по паспорту он был Файзулла Губайдуллин, и чистоплотность его семейства не поддается описанию. Когда его старший ушел в армию, ждали Рашидку сразу две девочки из нашего коридора: Сусанна Мальян и Тоня Третьякова.Да вот только не вернулся Рашидка. Потому что за месяц до дембеля, в 79-м, их часть перебросили на восток. И коммуналка возненавидела афганцев. А у Сусанны через пару лет убили в Баку двоюродного брата, и семья Мальян возненавидела азербайджанцев. А Тоня вышла замуж за однокурсника, Гию Шортава, и они уехали в Тбилиси, где Гия немедленно вступил в гвардию.И Тоня возненавидела абхазцев.А Натан Борисович писал из Израиля письма, что все у них хорошо, и ветераны живут как у Христа за пазухой, и в целом, как говорится, только бы и жить, если бы не арабы. «Грязные арабы», – писал Натан Борисович.А потом нас расселили.Вот, собственно, и все.

КВАРТИРНЫИ ОТВЕТ

[i]Жили-были две подруги. Та, что помоложе, скажем, Вера, семейная дама, опекала ту, что постарше – одинокую старую деву, скажем, Нинель.Когда у Веры умер муж и сын совсем зарылся в свой бизнес, а сама она превратилась в старенькую бабушку с больными ногами, подруги еще больше сблизились, как бы опираясь на взаимное одиночество. Нинель между тем впала в маразм. Ну, совсем «поехала». И однажды пропала.В ее квартире Вера обнаружила какую-то дальнюю родню. «Неля уехала в Таганрог, к брату», — рапортовала родня. Никакого брата у той не было, лучшей ли подруге не знать.«То есть в Арзамас, к племяннику.Точнее, в Душанбе…» Следы Нинель обнаружились в маленькой уездной психушке, затерянной в степях Казахстана, откуда ее, как сообщил Вере по телефону врач, давно выписали.Куда? Где история болезни? Где выписной эпикриз? Или вообще хоть какой-нибудь документ? [/i]И Вера снарядилась в дорогу.Но тут на пороге встал сын и сказал: только через мой труп.Тогда Вера – тетя Вера, которую я знала со своих четырех лет, позвонила мне. «Я уверена, что она давно на кладбище, — сказала мне тетя Вера сквозь слезы. – Ты журналист, ты должна выяснить». Но тут на пороге встал мой муж и сказал: у тебя дочь, куда ты попрешься? Дадут по башке и зароют. Тут квартирные дела, ничего не докажешь.И я не поехала. Вскоре тетя Вера умерла, и некому отпустить этот мой грех. Но в квартирные дела я действительно давно не лезу.Одно время я пыталась решать эти адовы вопросы. У истоков своей биографии все ездила и ездила, помню, в какойто несчастный Подольск к несчастной тетке, затравленной протечками и озверевшей родней.И вот однажды она сама явилась ко мне в редакцию и робко поманила в коридор. Застенчиво бормоча, взяла меня за руку и что-то туда вложила.Был такой глупый анекдот.Что это: зеленое, шуршит, но не деньги? Ответ – три рубля.Гляжу: сложенное в восемь раз зеленое и, без сомнения, шуршит… И, несмотря на все дурацкие шутки, были это для тетки деньги, да и для меня тоже. «Вы с ума сошли!» – зашипела я, запихивая трешницу в теткину кошелку. Но та ловко уводила от меня кошелку, словно мулету, приговаривая: «Возьмите, возьмите, вы же тратились…» Наша коррида продолжалась минут пятнадцать, пока я все же не вернула бедняге ее жалостную взяточку и, едва не плача, заперлась в отделе.С тех пор меня еще не раз втягивали в квартирные разборки, и я обивала пороги исполкомов, и писала «хлесткие» заметки, и совершала прочие бессмысленные манипуляции. И ни один – ни один! – москвич не улучшил с моей помощью своих жилищных условий. Поняв, что экзистенциальность заложена в квартирный вопрос изначально – наряду с формированием всех знаменитых «проклятых» русских вопросов (что делать? кто виноват? с чего начать?), – я раз и навсегда положила себе за правило не вмешиваться в эту проблему.Будем рассуждать символистически, как говорил один старый еврей с Петровки, маленький дедушка Энтин, почти лилипут, триста лет занимавшийся разведением голубей и потому легко смотревший на жизнь с птичьего полета, вопреки своему сильно заниженному росту.Итак, чем – символистически – являлось так называемое «уплотнение» городского контингента на ранней стадии победы социалистической революции в одной отдельно взятой стране? Оно являлось не чем иным, как моделью нового мира, где агрессия, гнездящаяся глубоко в душе всякого млекопитающего, должна найти свой естественный выход и конструктивное развитие.Если вам случалось, как мне, ехать в набитом вагоне ньюйоркской подземки, то вы не могли не отметить, как дружелюбно и толерантно (и политкорректно, разумеется) ведут себя сплюснутые друг другом американские пассажиры. Сорри, сэр! – Ноу проблем, мэм! А у нас? Допустим, вы мчитесь в понедельник, с тяжелой головой, уже с раннего утра взбешенная горой грязной посуды, на службу.Или, наоборот, в шесть вечера гоните в свой спальный район, осатаневшая от работы и предчувствий. Общая давка и злоба.И тут вам начинает казаться, что чья-то бесчестная рука шарит по вашей натруженной пояснице.Почти касаясь лицом ближайшей небритой щеки, вы (сквозь зубы): «Убери свои паскудные лапы, сволочь!» Черной пиявкой впивается ремарка в холодное ухо пассажира, скорее всего, непричастного к преступному эпизоду, и лишает его мечтательного покоя и сосредоточенности ума. «Кто сволочь?» – недоумевает пассажир. Публика, заметьте, радостно включается: — Не пихайтесь, женщина! — Да вы совсем на меня улеглись! Маньяк! — Нет, я хочу знать, кто сволочь? — Сама сволочь! — Что вы плюетесь? Скотина, оплевал мне весь подбородок! — Раз маньяк, ихнее место – в диспансере! — Нога, нога! Кость сломали, гады! Многие годы мы были открыты для публичной ярости, всегда мобилизованы для скандала: к этому вынуждала публичная жизнь. Постепенно поднимаясь с четверенек и вступая в рыночные отношения, население первым делом кинулось решать коммунальный вопрос, интуитивно чувствуя, что собака зарыта на общей кухне. Недвижимость приобрела сакральный смысл. Дом, квартира, евроремонт, планировка, риэлтор, участок, вагонка, сейфовая дверь, стеклопакеты, БТИ – точно «Отче наш» в духовной жизни страны. Точнее, в жизни тех, у кого в этой новой жизни появились зеленые, и шуршат.Кто смог – нашуршал себе 50 квадратных метров в Митино.Кто смог – четыре этажа на Рублевке.Но – посмотрим правде в глаза. Большинство российского электората по-прежнему шуршит только письмами – в управу, префектуру, мэрию, а самые социально и политически отсталые слои – в газету.Простой, небогатый человек, пенсионер или служащий-бюджетник, буквально затоптан фестивалем финансовой мощи ряда граждан. Агрессия, гнездящаяся в душе всякого млекопитающего, с приходом рынка получила совершенно новые выходы и небывалое развитие.Поскольку рынок, помимо всего прочего, открыл совершенно беспримерные возможности взятки.О том, как сносились кварталы исторических памятников и на их месте строились офисы и особняки новых русских – в центре, практически под хвостом коня Юрия Долгорукого, не писал только ленивый. И история сумасшедшей бабушки Нинели – лишь одна из целого как бы собрания сочинений Хармса, где исчезают одна за другой старушки из арбатских переулков… Кто не видел их бывших клоповничков во всем великолепии евроремонта! И никто никогда не находил концов. Чья подпись на ордере? Откуда взялась та или эта печать на плане реконструкции? Что делать? Кто виноват? С чего начать? С кого спросить? Я давно не лезу в квартирные дела. Вот и на днях мне позвонила моя бывшая соседка. «Разберись, — умоляла Оля. – Уж мы писали-писали!» Два года шла борьба за участок земли во дворе, где я выросла. Точилась на него какаято западная (а может, и восточная) фирма. И доточилась — отгрохала палаты вровень с нашим семиэтажным домом. В рекордные сроки. Дни и ночи напролет лупили по сваям, словно вгоняли гвозди в крышку гроба бедных моих стариков.И возвели: стеной – прямо в супротивные окна. Теперь у моих бывших соседей всегда ночь. А новый русский, что откупил этаж над Олей (не мою ли, кстати, квартиру?) – построил себе бассейн и джакузи.И у Оли не только вечная ночь, но и вечная осень с дождичком и ядовитой плесенью по стенам. Кто разрешил? Некто. Почему?! По кочану.Новый русский ответ на исконный квартирный вопрос проще пареной репы и того же кочана.Российский чиновник брал всегда. Но раньше столько не давали. Не шуршало столько в обиходе. А теперь конверты такие, что отказаться, право, невозможно. Ну как не взять? На то и взятка. И прелесть ее в том, что ничего не докажешь. Вроде и было – а кто видел? С кого начать? Что делать? Кто виноват? Щедрин, Гоголь, Карамзин, Радищев… Зажги лампочку поярче, Оля, и читай. Ты всегда любила почитать. Жива, и на том спасибо.А на газету я тебя подпишу: ведь ты пенсионерка, и денег на подписку тебе не хватает.

КРИВЫЕ РУКИ

[i]Я примерно догадываюсь, о чем думают мои коллеги и мои начальники. Они примерно думают: ишь какая! Кругом, можно сказать, шум и ярость, страна в вечном кризисе, суда тонут, самолеты взрываются, реки выходят из берегов, солдаты стреляют в мирное население, мирное население уходит к бандитам, бандиты выступают в парламенте, конфессии одна другой кадык выгрызают, закон куплен, военная тайна продана, все пропито, конец света на носу, – а эта (я) – нет, чтобы, как порядочная, вести страшные расследования и публиковать страшные разоблачения, – сочиняет свою обывательскую фигню. Ишь! Да волнуют ли ее (меня) вообще судьбы Родины, сограждане? [/i]Вот именно, сограждане, что волнуют. И более того, размышлениям об этих судьбах и причинах их аварийного состояния я предаюсь повсеместно и повседневно. И повсеместно же и повседневно – вот что интересно! – я нахожу на свои вопросы самые разнообразные ответы! Хотя ответ, конечно, один. И мы постепенно на него выйдем, как выражаются в кругах, близких к криминалу и высшим эшелонам власти.Раньше мне казалось, что коренная беда России кроется в русском мастеровом.Вспоминается приобретение простейшей стенки из ДСП. В кильватере у грузчиков проследовал в мою светелку, не знавшую тогда еще мужской руки, господин в элитной упаковке: ондатра, дубленка, джинсы, кейс-атташе. Сборщик стенок из фирмы-изготовителя. Распаковал полуфабрикат, разложил на полу огромное количество фрагментов и принялся играть с ними как бы в детский конструктор.Экспериментировал джентльмен часа четыре. Детали совершенно не сочетались, логика их сочленения вскоре была сведена к нулю, и моя квартира превратилась в дровяной склад.– Вы – новичок? – заподозрила я неладное.Мужчина оглядел свое Ватерлоо, не теряя достоинства: – Я не знаком с этой моделью, – молвил он наконец и принялся облачаться в свои меха. – Тридцать рублей, пожалуйста. За вызов.Назавтра заехал дружок с физтеха и в полчаса свинтил мне мой простоватый интерьер, за что мы и выпили модного в ту эпоху пузатого напитка «Гамза». Тридцать рублей, если кто помнит ту эпоху, составляли четверть моей зарплаты.А тут – буквально на днях буквально дежавю, извините за выражение. Едем с подружкой в автомобиле.«Заправлюсь», – говорит подружка. Выходит белобрысый в комбинезоне. До-о-олго копается у автомата, чего-то там переключает, сует насос, а затем и нос в бак. Не качает.Белобрысый чешет свою тыкву и зачем-то дует в щель автомата, как некоторые – в телефонную трубку, когда плохая слышимость. Тогда из другой машины выходит мужчина средних лет и с легким балтийским акцентом отстраняет белобрысого от заправки. И заправляет нас лично, вручая напоследок визитку, что он – литовский дипломатический работник. А белобрысый лезет следом и застенчиво намекает: «Надо бы на чай, девчата». «Это за что же?» – девчата недоумевают.«Ну как же? Я ж трудился. А я ваще не по этому делу. Я ваще из магазина. Ежели бы я был спец, как ваш этот, другое дело.А я ж не умею, потому за труды уж двадцаточку бы подкинуть, девчата…» Потрясенные, платим, не в силах устоять перед философией русского мастерового.Уходила молодость. Канули в прошлое «Гамза» и песни Пахмутовой, клеша и СССР, комсомольские стройки и самиздат. Рождались дети, в большинстве, правда, девочки.Книги тоже были написаны. И дерево, посаженное мною – пионеркой в школьном дворе, превратилось в румяный клен.Для комплекта пора было строить дом. И вот он построен – Дом, о котором мечтали поколения и поколения семьи.Крыша красная, двери сосновые, полы… – Ребята, а что ж вы с полами-то учинили? – Как сказано, хозяйка. Лаком, в два слоя.– Какой же это лак, ребята? Это ж краска.– Краска, – легко соглашаются ребята. – Тонотэкс. Но у нас считается, как лак.– Так ведь не лак? – Не лак. А как бы лак.– А лака-то что, нельзя было купить? Денег, что ли, не хватило? – Зачем не хватило? Он дешевле. Лак-то половой. А это – тонотекс. Вместо лака.– Так он цвета какого мерзкого! И не отмыть его! И каждый следок виден, каждая царапина… – Нам, хозяйка, как сказали: лаком, так уж мы и взяли. Что ж тут не понять – у нас это считается как лак.А не нравится – так мы сверху еще лаком покроем. Ну, плюс сотня баксов. Вон он, пять банок, мы его и не трогали.– Так цвет-то паскудный останется? – А как же, – гордятся ребята. – Тонотекс! Вспоминаю, понятное дело, бессмертный рассказ Тэффи («нам без белил никак нельзя») и прекращаю прения. Примерно так, в неравной битве за ремесло (рукомесло, как выразился бы какой-нибудь радетель чистоты русского языка) прошла, считай, жизнь.Всякий ремонт (квартиры, обуви, телевизора, мебели или, не дай бог, машины, если у кого случалась) превращался в кошмарное испытание на выносливость, примерно как полярные рейды Дмитрия Шпаро.Впрочем, однажды на моем жизненном пути встретился мастер. Крошечный старичок типа гнома ходил по дворам и кричал тонким голосом: «Чиню павловские стулья, этажерки, столики ломберные!» Как завзятый профи, в слове «ломберные» щегольски ударял на «е».Бабушка дико кичилась своим ложным барокко и тут же зазвала старичишку. Было ему лет двести. Изо дня в день он ходил к нам, садился по-турецки на пол и неспешно правил нашу изогнутую рухлядь. «Что ты, девушка, – беседовал он с бабкой, – я еще Шаляпину меблю работал. У, строгий был барин! Чуть не так, глянет – чистая смерть!» Стулья те стоят у нас до сих пор, а кресло подарено одному художнику как знатоку и любителю ретрухи.Его крепкие ножки (не художника, разумеется, а кресла) с огромным трудом отпилены тремя бухими старателями в две смены, поскольку не влезали в дверь мастерской. Приделать их больше некому… Древний Краснодеревщик был последним носителем рукомесла, и без того зажившимся на русской земле.Но что интересно. Ремесло согласно интернациональному закону Ломоносова – Лавуазье, испаряясь из рук пролетариата и беднейшего крестьянства, конденсировалось в иных руках. Потрясающие светильники мастерил Зиновий Гердт.Мария Васильевна Розанова, оставшись одна, когда посадили Андрея Синявского, освоила ювелирное дело, да так, что к ней стояли в очереди по полгода самые шикарные дамы Москвы. Изумительно резал по дереву и столярничал мой папа – довольно крупный переводчик.Юрий Норштейн конструирует и своими руками собирает мультстанки, каких не могут сделать ни на одном заводе ни в одной стране мира. Один грузинский педагог, потеряв работу, научился шить прекрасную обувь. Старая армянка-керамистка лучше всех кладет печи в нетопленом Ереване. А один мой знакомый военный инженер, уйдя в отставку полковником, уехал в деревню, завел ферму и получает надоев больше, чем семь хозяйств его района вместе взятые.С одной стороны – это дивно. Но – правильно ли – с другой? Дело в том, что все чаще стала посещать меня шальная мысль: а ну как пролетарская криворукость – не причина, а следствие иного исторического искривления? Казалось бы – все. Вышла в тираж великая эпоха со своим лейблом 7 ноября. Проводили, примирились и согласились.Выкипел возмущенный разум: как бы и не было ничего, как бы стали всем. Ан – дудки.Липнет, липнет к сырой земле красным кленовым листиком с моего пионерского дерева день 7 ноября.Никуда от него не деться. А поскольку раздумья о судьбах Родины, как было указано выше, терзают меня повсеместно, не явился исключением и город моей вековой мечты Париж. Почему, думала я, гуляя давеча по Монмартру, где познакомилась с двумя букинистами из Москвы, которые ездят сюда с единственной целью – переплетать старые книги, так как в России не осталось переплетчиков, – почему французы сумели переварить свой кровавый термидор, как помидор? И живут себе, занимаясь каждый своим делом: строители строят, художники рисуют, реставраторы реставрируют, мусорщики чистят город (если не бастуют), режиссеры снимают кино, учителя преподают, врачи лечат, слесари-сантехники ставят унитазы, печники устанавливают камины, где заказано, и с тягой у них все в порядке. У моих приятелей, правда, едва не случился пожар, потому что мастера забыли вывести трубу.Русскими оказались… Но в целом – живут. Хотя и мэр – голубой, и клошары по набережным сачкуют, и в кампусах Сорбонны запах свежескошенной травы мешается с ароматом травки… Но дело свое знают в общем и целом все. И министры, и маляры. И парламентарии говорят, как пишут. И законы в общей массе соблюдаются. И воздух чистый. И вино. И сыру навалом. Не говоря уже об устрицах.Отчего ж Россия – как подавилась своим кровавым помидором, так до сих пор отхаркаться не может? Руки, ноги, головы и задницы перемешаны у населения в произвольном порядке, как и органы чувств, а речь темна и безумна… Я вот что думаю. Это, конечно, не ответ, так, гипотеза. Мараты-Робеспьеры по колено в крови, головы прыгали по Гревской площади, как теннисные мячики, – да. Но ведь они, падлы, детишек-то – пощадили. Не тронули наследников.Ни одного. А Мария-Антуанетта, впоследствии успешно гильотинированная, как своих отпрысков воспитывала? Как простых крестьян и мастеровых. На ферме, на задворках Версаля.Ее, конечно, за такие приколы проклинали как те, так и эти. А со временем, однако ж, аукнулось. С пользой для страны и народонаселения. Ну, с праздничком вас прошедшим и неотъемлемым. С Днем примирения и согласия. Оревуар, камарады.

ДЕЦЛ ОТКРЫЛ АМЕРИКУ, ИЛИ ВО ЧТО ИГРАЮТ НОВЫЕ РУССКИЕ ДЕВОЧКИ

[i]Мы были взрослые дуры, за двадцать, одна уже в разводе, другая – замужем (в ее фате, как под переходящим знаменем, переженилась впоследствии вся наша компания). Дружили с первого класса. В то лето вчетвером – Ирка, Валька, Курица и я – отдыхали в Коктебеле. Пятым был наш муж, в задачи которого входило перетаскивание тяжестей и отпугивание от нас алчного и боевого пляжного контингента. Время от времени мы отпускали Колю в увольнительную и предавались играм нашим девичьим. Сказать, во что мы играли – девицы в соку, ученые кобылы, знакомые с самиздатом, очередями за мылом и абортами? Мы прятались в горах и играли в пиратов.[/i] И не перечислить, конечно, игр детства: штандр, колдунчики, казаки-разбойники, двенадцать палочек, бояре, лапта, царь горы, дочки-матери, кольцо-кольцо, шарады, те же пираты (на даче, где корветом служила ветхая наблюдательная вышка в лесу, оставшаяся с войны), а также война Алой и Белой роз, просто война. Потом, классе в седьмом, все вытеснил кукольный театр: освоили технику папье-маше, делали кукол, сочиняли пьесы, играли… Словом, играли.Бытовали, конечно, и презренные настольные игры с их идиотскими правилами. «Если вымыла посуду, в шкаф неси ее отсюда и поставь ее, дружок, на шестнадцатый кружок». Эта муть пылилась на антресолях.Жизнь, как говорится, вносит свои коррективы. Как вездесущие японцы в грустном фильме Отара Иоселиани «Охота на бабочек». Обложили старую родовую усадьбу, словно медведя, и сторговали ее, наконец, у русских наследников, и нашпиговали своей техникой, и изгладили все наслоения, все морщины памяти, чтоб чистенько, богатенько, стерильненько и с пользой для бизнеса. Так и в наш бестолковый скрипучий дом прет неизбежной своей гладкой рожей юное Общество потребления и наводит свой конкретный порядок в комнатах – не у нас, так у наших детей.Пока педагоги-новаторы в неравной борьбе с Министерством образования пытались играть со своими учениками в приключения на тропах математики, географии, истории, литературы – толпу детишек тихо и продуктивно обрабатывали те же хитроумные японцы. Черепашки-ниндзя и тамагочи лезли в душу из всех щелей, выедая там все лишнее: разную кукольную шушеру, колдунчиков, пиратов, казаков и разбойников. Не говоря о живых щенках и черепашках.«Будет и на нашей улице праздник!» – утверждал у Щедрина русский Мальчик без штанов, приплясывая в луже. «Не будет! – отвечал ему немецкий Мальчик в штанах. – Никогда у вас не будет ни улицы, ни праздника!» О, как он ошибался, колбаса! Великая американская чума – игра в «Угадайку» на бабки – почти довершила начатое самураями формирование нового русского мальчика – не только в штанах, но и с мобильным телефоном, по которому можно сделать звонок другу по льготному тарифу. Уточнить, например, кто открыл Америку: а) Эрик Рыжий, в) Колумб, с) Децл, d) Бакс? Деньги, деньги, всюду деньги, всюду деньги, господа, а без денег жизнь плохая, не годится никуда! С этой колыбельной молодежь покидает роддома России, чтобы, не мешкая, обустроить ее, немытую, в конце концов, как у людей, посасывая на досуге пепси практически из мамкиной титьки. Все у нас есть: и штаны, и улица, и праздник на ней в виде аквариума, где лучшие девочки и мальчики страны слоняются без штанов, волнуя сердца миллионов других мальчиков и девочек, потому что в этой игре на кону – квартира.– Как ты не понимаешь, папа! – горячо объясняет одиннадцатилетняя крошка из семьи потомственных интеллигентов. – У них же нет выхода! Вот, допустим, Марго. Вот как ей жить, если у нее нет квартиры? Вот у тебя, допустим, есть квартира. А у нее нет.– Я заработал! – ярится папа.– Ну а вот она не заработала.– Так пусть заработает! Крошка с жалостью смотрит на дурака-отца: – Папа! Пока заработаешь… А тут – раз, и живи.– Ладно, – работящий папа решает подъехать с другой стороны.– Вот ты – стала бы ты сама играть в эту гадость, бегать на всю страну с голой задницей? – Нет, конечно! – смеется дочка.– А почему? – папа торжествует.– Смешной ты, папа. У меня же есть квартира! Глупый, глупый немецкий Мальчик в штанах… Он не верил в нас. А мы – гляньте-ка за стекло: ничем мы не хуже. И знаете что: не надо думать, что мы пробавляемся вашими лицензиями, а своих мозгов нет. Есть у нас мозги, не все еще утекли к вам.Давеча – смотрю, две милые лолиты играют в презанятную игру.«Бросай! Так, ты вышла замуж. Теперь я. Ура! У меня ребенок. А ты платишь налоги. Заплатила? Поздравляю! У тебя измена. Измена – это развод. Давай, смотри, у тебя снова свадьба. У меня – магазин, я плачу. Ты пропускаешь, у тебя кредит. Та-ак… Я купила машину. А у тебя опять ребенок!» Они бросали кубик, брали и сдавали какие-то карточки, сновали по большому картонному полю, где путь начинался с клетки «Свадьба» и заканчивался «Серебряной свадьбой». Ага, смекнула я, это игра в жизнь! Я попросила у девочек инструкцию. Вот изучу правила этой замечательной игры, решила я, и жизнь моя обретет разумные очертания.Игра называлась «Наша семья». Разработал ее творческий коллектив предприятия «Новое поколение» специально для девочек в возрасте от 9 лет.Оказавшись на клетке «Свадьба», девочка от 9 лет получает свадебный подарок. Его размер определяется бросанием кубика. Но вот девочка от 9 лет попала на клетку «Измена». И что же? Бедняжка немедленно должна отправиться на клетку «Развод» и начать игру сначала. А что делать со свадебным подарком? И, кстати, с ребенком, а то и с двумя? А не дай бог – ребенок девочки от 9 лет решил обзавестись семьей? Прикинь? Впрочем, на любой из крайних клеток красного цвета девочка от 9 лет может взять кредит. Но коварство в том, что на клетке «Возврат кредита» девочка от 9 лет должна его вернуть.Если же она, дурочка, брала несколько кредитов, то отдать их надо все сразу! Как? Да очень просто: продай что-нибудь, детка, из своего имущества (квартира, дача, машина, акции) за половину стоимости. А не брала, мол, кредит, не придется и платить, – игриво намекает творческий коллектив предприятия «Новое поколение». На клетке «Покупка акций» девочка от 9 лет на свои личные средства должна купить акцию за 50 или 100 единиц, которая впоследствии принесет ей прибыль, если девочка от 9 лет окажется на клетке «Дивиденды по акциям». Ты неси-ка их, дружок, на шестнадцатый кружок.Там ждет тебя сюрприз. Банкир Навроде с цветами для самых крутых клиентов… В больнице девочка от 9 лет платит 5 единиц. За праздник – отдай-не греши 15. Хотя какой уж тут праздник, подумала я, закрывая инструкцию. Добраться бы до серебряной свадьбы, хоть бы и без имущества, на своих ногах, у детей на кухоньке, обняться с дедом, да и сыграть напоследок в ящик. В один день, счастливыми.С акциями в штанах. Жалко, вопрос расходов девочек от 9 лет на ритуальные услуги творческий коллектив предприятия «Новое поколение» не разработал.Девочки мои дорогие, Ирка, Валька и Курица! Не махнуть ли нам из этого стеклянного зверинца (из мутотени в свет перелетая) – в Коктебель? У меня крупный блат в Карадагском заповеднике. Там, за щитом «Абсолютно заповедная зона», – абсолютно заповедная зона. Никого, лишь куропатки да олени, кабаны да зайцы. Ах, до чего славно поиграли бы мы там в пиратов. У меня и повязка осталась, и костыль. И бутылка рома. Для девочек от 9 лет.

Зов плоти

[b]В городе трех революций настал черед четвертой – сексуальной. Мне подумалось, что москвичи не должны оставаться в стороне, и под лозунгом «сексу – да, войне – нет!» провела беседу с популярнейшим в Питере врачом-сексологом, профессором Львом Щегловым – истинным художником своего дела. Поэтому наш разговор носил скорее общегуманитарный характер, несмотря на устрашающее название нынешней должности Льва Щеглова: заместитель председателя Совета по эротике при правительстве Санкт-Петербурга.[/b][b]— Как вы стали сексологом в нашей стране, где и секса-то, как известно, не было?[/b]— Я сперва придумал поступать на философский факультет. А наша семья коренных питерцев жила почему-то с ощущением провинциального еврейского кагала, и все решения принимались на расширенном форуме – с родителями, дядьками, тетками, очень глупыми, как мне казалось в 17 лет... И вот брат отца, брюзга ужасный, мне сказал: «Идиот! Ты что, хочешь всю жизнь пустить под хвост ближайшему райкому партии? Не нравится физика-математика? Иди в медицину!» Я запомнил его знаменитую фразу: врач – он и в зоне врач. И я пошел в медицину. Но меня интересовал все же не организм, а личность. Стал заниматься психотерапией, психологией. И скоро понял, что интересней всего в психологии – сексуальность человека.[b]— Почему?[/b]— Потому что заметил сексуальные мотивы неврозов. После института я организовал первый в городе психотерапевтический кабинет. Там впервые в стране велся прием больных с «половыми расстройствами». Слово «сексуальный» не звучало, считалось категорически не нашим. А половые расстройства теоретически могли быть...[b]– Кремлевским ли старцам этого было не знать... Что такое ваш Совет по эротике?[/b]– Мы контролируем все явления общественной жизни, связанные с эротикой: печатную продукцию, аудио, видео, эротические шоу...[b]— Вроде полиции нравов?[/b]— Как раз нет. Мы не можем никого наказывать, ничего запрещать. Только рекомендовать. Но теперь пенсионер, гуляющий с внучкой, не рискует наткнуться на развороченную вагину где-нибудь на лотке в подземном переходе. С одной стороны. А с другой стороны, взрослый клиент (не моложе 18 лет, магазин несет ответственность) может купить в секс-шопе то, что по старым критериям считалось порнографией.[b]— А вы разработали другие критерии?[/b]— Да, для выдачи экспертных заключений. Эти новые критерии лежат в основе проекта федерального закона.[b]— Закона об эротике? Есть и такой?[/b]— Он называется «Закон о контроле за продукцией эротического характера». Пока его нет. При Ельцине было два чтения, а потом стало не до секса. Но, думаю, он всплывет когда-нибудь. Необходимо какое-то регулирование. А то любой милиционер может сказать: у вас в витрине голая задница, вы арестованы за порнографию.[b]— Таким образом, вы открываете порнографии законную дорогу?[/b]— Что такое порнография – нет определения в мире. По последним советским нормам – это «грубое и циничное изображение половой жизни человека». Каждое слово требует дальнейшей расшифровки. Что такое «половая жизнь»? «Кама сутра» – это порнография? Американцы изобрели у себя статью «за непристойность». На мой взгляд, разумно: есть разница между преступлением – воровством или убийством – и изображением некоего естественного акта, свойственного практически всем людям.[b]– Но эта невинная «непристойность» может служить целям растления малолетних, например, что мало чем отличается от убийства.[/b]– Растление – самостоятельная статья. Использование в нем эротической продукции – не повод ее запрещать. Ношение драгоценностей – ведь не обязательно повод к грабежу? Поэтому, повторяю, необходимы критерии. Мы ввели понятие «криминальной порнографии». А именно: насилие, участие несовершеннолетних, зоофилия, некрофилия. Все остальное, включая гомосексуальный контакт (между взрослыми людьми), – пожалуйста. Другое дело, что особо откровенные сексуальные ракурсы переходят в разряд «жесткой эротики» и могут продаваться только в секс-шопах.[b]– У вас, я слышала, есть свой секс-шоп?[/b]– Не свой. Я консультант в этом магазине. Довольно уникальное заведение – прежде всего своей медицинской направленностью. Мы проводим занятия с врачами, консультации покупателей... Это не выставка фаллоимитаторов. Назначения половины ассортимента люди вообще не знают.[b]– Зачем же они нужны, такие загадочные товары?[/b]– О, весьма нужны. Для разработки сексуальности, для инвалидов, для стимуляции оргазма у фригидных женщин которых, по мировой статистике, 30 процентов...[b]– Кто ходит в секс-шопы?[/b]– Кроме любопытствующих, довольно специфическая публика. Пришла как-то женщина, обычная с виду, плоховато одетая, – ну из очереди, и отнюдь не в секс-шоп. Попросила ей отложить резиновую куклу: эрзац-жену для сына. Парень парализован, вернулся из Афганистана с травмой позвоночника... История, конечно,исключительная, но бывает. Обычный контингент – так называемые «сексуально озабоченные». Любители разнообразить секс красивым бельишком, цветными презервативами или какими-нибудь женьшеневыми добавками. Есть люди с половыми проблемами.Есть такие, кто хочет получить информацию по части техники секса имеют право. Есть эстеты-эротоманы, для которых предназначена так называемая «мягкая эротика» – красивое тело без эрекции. Вся эта продукция должна быть снабжена предупреждением: «Лицам до 18 лет не рекомендуется» и продаваться в запечатанном виде.[b]— Посещение секс-шопов, как я поняла, регламентировано возрастом. И что, это соблюдается?[/b]– А как же. Их страшно лупят за нарушения, в том числе рублем. Так что себе выходит дороже.[b]– А как порнобизнес? Не оказывает сопротивления?[/b]– Как ни странно, бизнесмены первыми оценили всю реальную пользу от Совета. Идут к нам прямо с распростертыми объятиями. Платят вчистую, все налоги, сами сдают свою продукцию на экспертизу... Им надоела игра без правил.[b]– Не хотелось бы ханжить, но вот этот ваш плюрализм в области эротики – не стимул ли для всяких там маньяков, педофилов и прочих половых гадов?[/b]– Наоборот. Секс-шопы, секс по телефону и все такое – как раз выполняют функцию санитаров леса. Они дают возможность выхода излишней, так сказать, энергии. Расслабляют.[b]– Я видела у вас в магазине довольно мрачный прилавок с садо-мазохистской символикой. Черная кожа, плетки, клепаные перчатки... Это для кого?[/b] – Для садо-мазохистов, для кого же еще? [b]– А что, садо-мазохизм... он у нас... как бы сказать – легитимный?[/b]– Это не реальный садо-мазохизм, а игра. Наручники пластмассовые, плетка мягенькая... Очень многие в этой – согласен – странной игре освобождаются от напряжения реальной агрессии... Подобная патология как раз должна иметь разрядочку.[b]– Вы продолжаете практиковать?[/b]– Обязательно, никогда не бросал. Раз в неделю – консультация и педагогическая работа.[b]– Как люди ведут себя на приеме у сексолога?[/b]– Ну, по-разному. Общий барьер – языковой. Мужчины часто не могут изложить поблему без мата. Женщины – сюсюкают. Есть вариант «зримой песни» – мимика, жесты, знаки бровями... Хотя слово «эрекция» стало понятно почти всем...[b]– По вашим наблюдениям, происходят какие-то принципиальные, действительно революционные изменения в сексуальных отношениях?[/b]– Существует общественный стандарт: мужчина физиологичен, а женщина – тонкая и эмоциональная. Сейчас все больше появляется мужчин, невротизированных женщинами. Обращается натуральный бандит, которому очередная девица что-то не так сказала – и он уже трепещет. Он может избить проститутку, но женщин боится. Внешний фасад – агрессия, хамство – остался, но там, внутри, – сломалось. Женщины же стали более жесткими, более требовательными. Это уже не Пенелопа, ждущая Одиссея. Раньше считалось, что женская сексуальность «разлитая» (чувства и душа, и одежда), а мужская – фаллоцентричная. Нет. Сегодня многие женщины стали конкретно, механически эгоистичны. Одна мне заявила: у него высшее образование, у меня высшее образование, пашем одинаково, денег в дом приносим одинаково, при этом на мне дом, ребенок и все такое, а он пиво пьет, лежа на диване.Так почему у него, скотины, есть оргазм, а у меня нет, что за дела? То есть: как он смеет? Была у меня на приеме проститутка, которая «завязала». У нее появился любимый человек, с которым она не испытывает оргазм. Ее позиция: лечите его, пусть он дает мне удовлетворение. Но копнем ее опыт: мелькание всех этих харь, изломанная психика, многократые венерические болезни... Чего же ждать? При чем тут он? [b]– Но женщина в самом деле намного чаще – ну, скажем, проигрывает мужчине в сексе. Сами сказали – 30 процентов фригидности по статистике.[/b]– Да. Тут колоссальный диссонанс между природой и культурой. Природой женщина предназначена для продолжения жизни. Поэтому природа (или Господь) не были обеспокоены удовольствием женщины. В далекие времена от мощной сексуальности мужчины зависела жизнь. Смерть поджидала на каждом углу: болезни, дикие звери, стихийные бедствия... Баба должна была строчить, как из пулемета, родить человек 15, чтобы двое-трое выжили. Но дети были обузой для дикого человека. Поэтому требовалась стимуляция к воспроизводству. Какая? Сильнейшему дано было яркое чувство удовольствия, которое он желал дублировать снова и снова. Не спрашивая слабейшего. Причем по-настоящему сильный мужчина был тот, у кого половой акт длился секунды. Шла ведь еще и битва за самку. Если бы первобытный человек занимался со своей дамой часами, как в порнофильме, – он рисковал получить дубиной по башке и не дать потомства.[b]– Кто не успел, тот опоздал.[/b]– Вот именно.[b]– Но вернемся к вашему опыту. Ваша область, наверное, драматичней любой другой медицинской специальности. Вы можете изменить судьбу...[/b]– Это верно, драматизма море. И порой это мое вмешательство в судьбу оказывается довольно страшным...С полгода назад приходит ко мне цыганский табор: доктор, мы семья цыганского барона. Средний сын – позор нашего рода. Ходит в платьицах, красит губы... Сделайте что-нибудь, озолотим. Открывают кошельки – перстни, золото, кошмар. Гоню теток, вызываю мальчика. Транссексуал – ничего не поделаешь. Единственное его спасение – хирургическая коррекция. Смена пола. Пытаюсь им объяснить – ни в какую. Доктор! Любые деньги! Помогите! Все цыгане над нами смеются. Увы, говорю, это не придурь, не баловство. Это ошибка природы. Час с ними объяснялся, книжки показывал, речи произносил... Небольшая пауза. Так. Вы, доктор, наверное, плохо понимаете. Мы – очень известная цыганская семья. Нас знают в Молдавии. Точно ничего нельзя сделать? Точно, говорю. Хорошо, – по знаку старшей тетки прячутся кошельки. Такого позора нам не пережить. У нас еще много детей. Значит, этого одного мы убьем.[b]– О господи. И что дальше?[/b]– А что? Максимум, что я мог сделать, – тут же настучал в УВД. А дальше – ну откуда я могу знать? Снялись и уехали куда-нибудь в Бобруйск... Ищи их.[b]– А вообще транссексуализм – это что за напасть? В чем там дело?[/b]– Строго говоря, ничего с этим не понятно. Душа одного пола вложена в тело другого. Я женщина, говорит транссексуал, как вы не понимаете? И ненавижу вот эту вот гадость висячую! Верните мне меня! Хорошо, говорим мы. Но вы не будете получать оргазм. Наплевать. Это у вас, дураков, оргазм в штанах. А у нас вот здесь, в сердце. И говорит он о себе в женском роде. Причем этот протест против собственного пола возникает в раннем детстве. Только родители этого не понимают. И если мальчик просит называть его не Петей, а Машенькой, ведут его к психотерапевту,а надо бы – к хирургу.[b]– То есть это как бы природное, врожденное явление? Культура ни при чем?[/b]– Этого никто не знает. Хотя в странах с развитым равноправием транссексуалов намного больше. Грубо говоря, у бен Ладена транссексуалов нет, а у Буша – навалом. И сегодня, между прочим, самое распространенное отклонение не гомосексуализм, как часто думают, а именно транссексуалы. В Питере сейчас прооперировано 70 с чем-то человек и около 200 на очереди. А лет 20 назад их было 20–30. И по всем странам идет такой рост. Смена половых ролей, транссексуализм нарастает в обществе.[b]– А гомосексуализм – разве не смена половых ролей?[/b]– Ни в коем случае. Он хочет, чтоб его любили, как женщину, но ни в коем случае не хочет ею стать. Никогда. У геев и лесбиянок нет протеста против своего пола. Скорее наоборот. И любить они хотят представителей своего пола.[b]– А кто чаще возражает против своего пола – мужчины или женщины?[/b]– Вот тут интересно. Казалось бы, мужская роль выгоднее. Но почему-то во всем мире эта пропорция – три к одному. На трех мужчин, желающих стать женщинами, – одна женщина хочет быть мужчиной. Между прочим, в России – один к одному.[b]– Кстати, о национальных особенностях. Мне раньше казалось, что Восток – дело тонкое, и искусство любви там на высоте даже в быту. Но вот японские фильмы развеяли этот миф. Чистая «поп-механика», даже поцелуя нет в культуре. К тому же мужчины совершенно пассивны, настоящие чурбаны.[/b]– Что касается японцев, то ведь из восточных народов они самые отсталые в этом отношении. Кроме того – самурайская честь, гипертрофированное понятие мужественности, ноль эмоций. Японец – не сексуальный партнер. Не дрогнув сделать харакири – другое дело.[b]– При этом в самурайской традиции гомосексуализм – повальное явление...[/b]– Как во всяком мужском сообществе. В Спарте, например, если юноша проявлял трусость на поле боя, казнили его гомосексуального наставника. Потому что считалось, что со спермой передается нужное качество: доблесть, ум...[b]– ...Честь и совесть. То есть вроде партии. Здорово! Но не будем о грустном. Жить стало веселее, теснота коммуналок, товарный дефицит – позади. Возник и укрепился новый класс богатых и очень богатых людей. Специфический менталитет новых русских с их почти неограниченными возможностями – на сексуальной сфере тоже, наверное, отразился?[/b]– Секс и бизнес? Как ни странно, парадоксальным знаком этого нового времени стало резкое снижение потенции у молодых, здоровых и достаточных. Это понятие носит название «эротической скуки». Деньги, наказание соперника, укрепление позиций в бизнесе, еда, мужские развлечения: баня, карты и прочее – ценнее, чем секс. Меня как-то позвали на одну вечеринку – довольно крутые ребята. Один отозвал в сторонку: лажа с эрекцией, что посоветуешь? Я предложил прийти ко мне на консультацию – не застольный разговор.Исчез. Через полгода встречаю его на Невском, идет с охранником к шикарной машине. Что ж не показываетесь, спрашиваю. – Да не до этого, дела... Казалось бы: молодой мужик – полный импотент, какие тут еще более важные дела? Нет, не до этого ему. «У жены восемь шуб висит, а любовнице я столько денег даю, что как-нибудь потерпит и вялого». То есть совершенно новый феномен. О еде он будет говорить часами, на корте разминаться, путешествовать – а возиться с какой-то бабой? Неограниченные возможности меняют вектор наслаждения.[b]– Какая дикая нестабильность жизни, доктор! Скажите, ради бога, есть хоть что-нибудь вечное, неизменное в этой так называемой плотской любви?[/b]– «Sex» по-латыни означает пол. Половые различия существовали, существуют и, надеюсь, будут существовать всегда. Как врач я вижу в этом довольно утешительную перспективу...

Эксклюзивы

Традиционного шествия «Бессмертный полк» в этом году не будет. Как пройдет акция

Когда в Москве закончится снег и отступят холода

Где и когда собирать сморчки и строчки, чем они отличаются, как их правильно готовить

Почему мировая экономика разделилась на три блока и какие последствия это спровоцирует

«Одна большая проблема»: почему стоит отказаться от поездок в Европу этим летом

Традиционного шествия «Бессмертный полк» в этом году не будет. Как пройдет акция

Метеоролог Шувалов рассказал, когда в Москве закончится снег и отступят холода

Когда собирать сморчки и строчки, чем они отличаются, как их правильно готовить

Почему мировая экономика разделилась на три блока и какие последствия это спровоцирует

«Одна большая проблема»: почему стоит отказаться от поездок в Европу этим летом

Вечерка ТВ

Еще не вечер. Научный сотрудник Сергей Арутюнов — о взаимоотношении литераторов и государства

Надо обсудить. Клинический психолог Маргарита Алексеева — о конфликтах братьев и сестер

Перекличка столиц. Национальные традиции. (Часть 1)

Приметы и советы

Народный календарь. Как смыть все невзгоды и стать здоровее 11 мая

Народный календарь. Почему нельзя выкидывать остатки ужина 10 мая

Народный календарь. Какое блюдо опасно готовить на ужин 9 мая

Народный календарь. Почему мужчинам нельзя повышать голос на женщин 8 мая

Народный календарь. Как гадать на овсяных зернах 7 мая

Народный календарь. Как смыть все невзгоды и стать здоровее 11 мая

Народный календарь. Почему нельзя выкидывать остатки ужина 10 мая

Народный календарь. Какое блюдо опасно готовить на ужин 9 мая

Народный календарь. Почему мужчинам нельзя повышать голос на женщин 8 мая

Народный календарь. Как гадать на овсяных зернах 7 мая

Проще, чем кажется

Как защититься от простуды при резком похолодании

Как найти информацию о героях Великой Отечественной войны

Как защитить растения на садовом участке от перепадов температур

Как правильно выращивать рассаду

Как сэкономить на пикнике

Как защититься от простуды при резком похолодании

Как найти информацию о героях Великой Отечественной войны

Как защитить растения на садовом участке от перепадов температур

Как правильно выращивать рассаду

Как сэкономить на пикнике

Автор

Установите vm.ru

Установите vm.ru