Михаэль Ханеке: Да, я иногда пугаю людей
Имя австрийца Михаэля Ханеке, одного из самых радикальных, антибуржуазных и непримиримых режиссеров конца ХХ столетия, всегда ассоциируется с чем-то болезненным, неприятным, шокирующим. Вплоть до того, что иные невольно приписывают самому режиссеру (кстати говоря, в жизни человеку необыкновенно приятному, внимательному и по-настоящему интеллигентному) черты его персонажей-монстров: болезненность, склонность к садомазохизму и психическую неуравновешенность. И хотя это примерно то же самое, что подозревать врача во всех мыслимых и немыслимых недугах, специалистом по каковым он является, противников Ханеке не переубедить, их ненависть перманентна и устойчива.Впрочем, Ханеке, долгие годы подвергавшийся серьезной обструкции в родной Австрии, не одинок: так же, как и он, врагом номер один австрийского народа не раз объявлялась его хорошая знакомая и современница Эльфрида Елинек, выдающаяся писательница, получившая в минувшем году Нобелевскую премию. После того, как Ханеке поставил по одному из самых заметных романов Елинек фильм «Пианистка», их обоих заклеймили в патологическом пристрастии к богомерзкому любованию человеческими пороками, записав в лагерь «человеконенавистников».Отметились даже интеллектуалы (или люди, считающиеся таковыми): в интернете появились заметки-пасквили, обвиняющие Ханеке и Елинек в клевете на действительность (не правда ли, слышится что-то родное?).И даже «Скрытое», последняя картина Ханеке, представленная на Каннском фестивале, гораздо менее шокирующая, нежели «Забавные игры» или «Пианистка», подверглась серьезной обструкции. Теперь уже со стороны французской критики – обычно столь лояльной к Ханеке.На первый взгляд, это странно: ведь Франция – страна, приютившая Ханеке, бежавшего из родной Австрии куда глаза глядят. Однако посмотрев «Скрытое», вы поймете, в чем, собственно, дело. Хорошенько припечатав нравы обывателей родной Австрии, неутомимый Ханеке взялся за французскую интеллигенцию. Герой его картины, интеллектуал и приличный человек, когда-то, будучи шестилетним мальчиком, предал своего названного брата, мальчика-араба, взятогов семью на воспитание. Предал исключительно из ревности к родителям. Но – по Ханеке – этот частный случай детской подлости является метафорой всеобщей вины Франции перед алжирцами, погибшими в результате резни 1961 года. Кстати говоря, мальчик, взятый в семью, остался сиротой в результате этих самых событий.– В связи с чем, интересно?– Да, это болезнь благополучных обществ – забыть, не вспоминать, не знать, как будто ничего и не было.– Однако, повзрослев, став зрелым человеком, этот мальчик мог бы осознать свою вину и покаяться. Собственно, картина – об этом, о покаянии.– Нет, нет, я атеист. Каждый человек должен решать свои проблемы сам, не прибегая к помощи религии: тем ценнее будет его покаяние.– Возможна и такая постановка вопроса. Я подумаю об этом.– Как раз этого я и добивался – чтобы документальное перетекало в «художественное», чтобы зритель запутался, по ходу дела переоценив природу кинематографа, которая во многом зиждется на документальном опыте.– Спасибо, что заметили, но, собственно, это и есть моя цель – строить повествование таким образом, чтобы тревога просачивалась сквозь самые обыденные предметы.– Сходные вопросы-упреки всегда адресовались моей соотечественнице Эльфриде Елинек. Вы, говорили ей, клевещете на природу человека, который не так уж плох, как вам кажется, вы вскрываете потаенные механизмы человеческой порочности, не замечая прекрасных сторон человеческой натуры. На самом деле ни я, ни она не настаиваем на универсальности своего взгляда на мир. Существует и другие точки зрения, другое мироощущение. Но вот я, к сожалению, возможно, вижу так. И ничего не могу с этим поделать.– Это верно. Массмедиа и насилие всегда связаны, ибо насилие в нашем обществе постепенно становится таким же безличным и отстраненным, как и эффект ТВ или видео. Как трансляция в живом эфире казней, убийств, бытовых жестокостей и прочего. Есть что-то особенно отвратительное в том, какой облик принимает современное насилие, в том, что сейчас могут убить просто из интереса, из развлечения – точно так же телебоссы демонстрируют нам ужасы ради высокого рейтинга.– Да, я иногда пугаю людей. Отсутствием юмора и слишком серьезным отношением к тому, чем занимаюсь…– И так и эдак здесь много причин. Чтобы быть поближе к своим продюсерам, которые дают мне деньги на кино, ну и… потому что в Австрии действительно иногда становится невозможно дышать.– О, это было и радостью, и неожиданностью, и… даже не знаю, как выразить свои чувства. Тем более что премия была дана по справедливости – так бывает редко, сами понимаете.– Но к этому нужно относиться с иронией – в жюри сидят тоже люди со своими приоритетами и вкусами.– Что поделаешь… Прогресс в области мысли движется всегда медленно.– Нормально отнесся. Без обид. Призы и премии могут тешить самолюбие, но ненадолго. После короткого триумфа наступает отрезвление – и опять нужно работать.