Кровавая купель графини Батори

Доски были крепкими.– Чего их проверять? – Ласло притопнул ногой. – Как новые.– Положено, – хмыкнул Ежи Корда.Ласло обошел колоду, не тронутую топором палача, и снова посмотрел на Корду. Тот невозмутимо попыхивал короткой трубкой.– В целости, – сказал молодой стражник и, тоже вытянув из кармана кисет, присел на колоду.Тут же последовало резкое: – Встань! Ласло вскочил.– Не для тебя предназначена, – уже обычным голосом сказал Корда. – Так не искушай судьбу.Ласло спрыгнул с помоста. Перечить было неразумно. Наоборот, разумным было подольститься к Корде, авось возьмет под опеку юнца, лишь вчера прибывшего в замок Шетче, а месяц назад пахавшего землю в деревушке на берегу реки Ваг. Но примчались в деревню гонцы от князя Радо, хозяина тех краев, ткнули пальцем в Ласло: – С нами пойдешь! Так стал крестьянский парень слугой государевым. А что делать? Хорошо еще, войны нет, а то запросто в самое пекло угодишь. А там выживешь, нет ли, кто знает.– Пошли к следующей, – сказал Корда и зашагал по тропинке, змеившейся у подножия замка.Ласло плелся следом, прикидывая, как расположить к себе вояку с седыми усами. Да проще простого! Ласло даже остановился. Разговорить надо! Люди любят знаниями своими хвастаться, а тех, кого ими одаривают, выделяют и милуют.– Дядя Ежи! – окликнул он Корду.– А почему по углам замка плахи с колодами стоят? И почему их проверять надо, чтобы, значит, все в исправности было? – Таково повеление пфальцграфа Турцо, – сказал Корда, помолчал и добавил с кривой ухмылкой: – Ну и решение суда тоже.– А что сие означает? – Ты что, и вправду не знаешь? – Нет, – выпучил глаза Ласло.Кое-что об узнице замка Шетче он, конечно, знал, как и все в Трансильвании, но сейчас лучше прикинуться неотесанной деревенщиной.– Эшафоты – знак того, что в замке находится приговоренный к смерти. Приговоренная... О «кровавой графине», небось, слышал? – Так мы Волчицу охраняем? – Ее самую. Эржбету Батори.– В деревне ею детей пугали.– И правильно. Кровь человеческую пила, будто упырь какой. В крови девственниц купалась. Сколько сотен девушек на тот свет отправила, никто сказать не возьмется. 650 – это точно, так по ее дневнику выходит. Да только наверняка больше. Не марать же бумагу из-за каждой служанки, верно? – А про дневник вам откуда известно? – с почтительным сомнением спросил Ласло.– Э, парень, мне многое известно. Я в те годы при графе Турцо в личной охране состоял. И когда он первый раз к Волчице приехал – для разговора, и когда 29 декабря 1610 года с обыском к ней нагрянул.В этом замке все и происходило.Дверь сотрясалась от ударов.– Откройте! Заскрежетал замок, и дверь приоткрылась. Корда не стал тратить время на слова, двинул в морду открывшему так, что тот подавился выбитыми зубами. Корда перешагнул через упавшего на колени человека, отодвинул засов, распахнул ворота и поклонился графу Турцо.– Пожалуйте, господин.Граф Турцо тронул поводья и въехал во двор замка. Корда помог ему спешиться. Над головами хлопнула ставня. Стражник поднял голову и увидел в окне изъеденную оспинами рожу с носом крючком и острым подбородком. Шут графини! Корда его видел в прошлый приезд и запомнил, естественно. Разве такую образину забудешь? – Это Фичко, – сказал граф. – Быстрее.Через большую залу они – граф и десяток стражников во главе с Кордой – прошли к покоям Эржбеты Батори. У золоченых дверей граф помедлил, потом повел бровью, и Корда толкнул узорчатые створки.– Что вам угодно, кузен? – надменно спросила высокая женщина с роскошными волосами и бесподобной белизны кожей. Прекрасные глаза ее гневно сверкали, в них не было и тени страха.– Сегодня, графиня, я предстаю перед вами в ином качестве. Не как кузен и даже не как правитель Восточной Венгрии, а как личный посланник короля нашего, Матиаша II.– Что угодно Его Величеству? – Его Величеству угодно, чтобы замок ваш был осмотрен со всем возможным тщанием. И вы сами виноваты в этом, графиня. Несколько месяцев назад, когда я приезжал к вам для дружеской беседы, вы ввели меня в заблуждение. Мы говорили о девяти трупах, найденных в подземном ходе близ вашего замка по записям преподобного Януша Поникенуша. Вы объяснили: девушки умерли от какой-то заразы и лишь по этой причине были погребены не по-христиански. Однако раны на телах, пусть тела эти и плохо сохранились, свидетельствуют о предсмертных мучениях и изощренных пытках. Поэтому я здесь.За все время речи графа ни один мускул не дрогнул на лице Ежи Корды. А ведь он знал, что граф недоговаривает, лукавит. Как-то, стоя «на часах», он стал невольным свидетелем разговора графа с другими родственниками графини. Никто из высоких гостей, прибывших в резиденцию пфальцграфа, не сомневался, что трупы в подвале – дело рук Батори и ее подручных. В последние годы графиня так поиздержалась, что не могла позволить себе такую роскошь, как могилы в лесных чащобах. Покойников закапывали как и где придется, а то и просто выбрасывали в реку. И вот теперь представителям двух могущественных родов, Батори и Надашди, предстояло выработать такую линию, чтобы сохранить главное – честь и богатство Эржбеты. С честью понятно: нельзя допустить, чтобы имя столь славное трепалось на каждом углу. Что же касается богатства... Если Эржбету обвинят в колдовстве, то все, что она имеет, отойдет церкви. И пусть замок Девено уже продан графиней, а замок Бецков заложен, но кое-что осталось, и этого оставшегося жалко.Рядили долго и порешили: упрятать родственницу в монастырь.– Я удивлена, граф, – величественно произнесла графиня.Еще бы ей не удивляться, усмехнулся про себя Ежи Корда. Вроде договорились, и вдруг такая незадача. А дело потому так повернулось, что несколько дней назад от короля Матиаша, напуганного решимостью венгерского парламента положить конец бесчинствам Волчицы, пришло распоряжение довести до конца расследование, начатое по его повелению в марте этого года. Для начала надлежит обыскать подвалы замка Шетче, а также изъять дневник графини, в котором, по слухам, имеется полный список ее жертв. И немедленно! Против короля не пойдешь, вот и отступился Турцо от былых намерений, видимо, оценив нынешнее свое положение выше преданности родственным чувствам.За спиной графини заколыхалась портьера, явив присутствующим мерзкую физиономию шута.Губы карлика зашевелились. Графиня побледнела, хотя, казалось, это было невозможно, учитывая мраморную белизну ее кожи.Пфальцграф Турцо повел плечом. Корда шагнул вперед, схватил карлика за шиворот и приподнял над полом, засыпанным угольной крошкой. Вопросил грозно:– Где?!! Карлик забрызгал слюной. Корда другой рукой ухватил шута за горло, сжал. Лицо Фичко побагровело.Длинный язык, рассеченный на конце надвое, подобно змеиному, вывалился изо рта. Маленькая ручка поднялась и показала на портьеру.– Идите, – велел пфальцграф. – И найдите.Корда шагнул в проход, волоча за собой карлика. Двое стражников из охраны пфальцграфа последовали за ним. Пройдя низким коридором, они оказались в комнате, посредине которой стоял стол. Ничем не прикрытая, на нем лежала обнаженная девушка. Она была мертва.– Господи! – прошептал Корда.Тело девушки было испещрено сотнями ранок, на которых бугрились корочки спекшейся крови. Но по-настоящему ужасало другое: из-под ногтей торчали длинные иглы. На каждый палец их приходилось от трех до пяти, и потому руки напоминали чудовищные веера.– Кто это? – стражник встряхнул карлика.– Дорица, – просипел полузадушенный уродец. – Горничная. Вчера умерла. Быстро... Почти.– Веди в подвал! – приказал стражник и разжал руку.Карлик шлепнулся на пол и заворочался, пачкаясь в угольной пыли и... Корда присмотрелся: пол был залит кровью. Ее было так много, что так просто не вытрешь. Очевидно, сначала ее посыпали угольной крошкой, давали впитаться, потом крошку сметали и только после этого начинали драить гранитные плиты. Но, может, до последнего и не доходило. Зачем, если не сегодня, так завтра тут снова будет грязно? Фичко встал на четвереньки и побежал в угол комнаты, к маленькой дверце инкрустированного дерева.Корда последовал за ним.Спустившись по винтовой лестнице, они оказались еще перед одной дверью, на этот раз сделанной из дубовых плах. Корда толкнул дверь, и она открылась без малейшего скрипа.– О, Господи! – снова помянул Всевышнего стражник.Двое его товарищей оказались не способны и на это. Их согнуло и стало выворачивать наизнанку.Корде показалось, что по крючконосой физиономии Фичко скользнула снисходительная улыбка. Стражник тут же стер ее ударом кулака. Заверещав, карлик полетел в угол. А Корда пошел к клетке, поднятой на цепях к потолку.Это было сооружение, создать которое можно было лишь по дьявольскому наущению. Нижняя его часть была вырублена из целого ствола дерева так, что напоминала по форме женское тело; верхняя часть представляла собой переплетение железных полос с направленными внутрь шипами. Венчал клетку парик из белокурых волос.«Вот ты какая, «железная девственница», – подумал Ежи Корда, наслышанный об изобретении Эржбеты Батори и прежде полагавший это досужим вымыслом. Уж больно страшно. Оказывается, правда...– Помогите! – донеслось откуда-то сбоку.Корда повернул голову и увидел зарешеченные ниши в стенах.Сквозь прутья тянулись тонкие, словно прозрачные, руки, которые чадящие на стенах факелы окрашивали нежным розовым цветом.– Освободите их, – приказал Корда стражникам, которые наконец-то опустошили свои желудки и теперь могли и стоять, и соображать.Сам он подошел к «девственнице», взялся за цепь и опустил клетку. Отстегнул кожаные ремни, откинул крышку и подхватил на руки обнаженное тело. Девушка была без чувств, но дышала, что явствовало по трепетанию век. Рот ее был зашит нитками; грубые стежки крест-накрест оплели губы. Кожа девушки была изрезана, кровь еще полностью не свернулась, она еще сочилась, еще капала...«Железная девственница» была устроена так, чтобы растянуть мучения. Шипы были острыми, но не настолько длинными, чтобы нанести смертельную рану. Жертва должна была медленно истечь кровью! Чтобы девушка дергалась, нанося себе новые порезы, ее или подпаливали раскаленной кочергой, или, того проще, раскачивали клетку; а чтобы не кричала, понапрасну терзая слух палачей, ей зашивали рот.По отводным канальцам кровь стекала в трубу, другой конец которой нависал над узкой позолоченной ванной. Сейчас эта чудовищная купель была полна на четверть.Стражники вытащили из ниш трех девушек. «Вот и оставшиеся три четверти», – подумал Корда, вглядываясь в лицо своей смертной ноши и с ужасом узнавая его. Вот веки дрогнули последний раз, судорога свела почти невесомое тело...Корда огляделся и не нашел места, куда можно было бы положить умершую. Тогда он положил ее прямо на пол – липкий от крови. Потом схватился за край ванны и рванул его, желая опрокинуть, смять, уничтожить, но силы вдруг оставили бывалого стражника. Кровь в ванной всколыхнулась и пошла волнами.В темном углу подвала повизгивал от страха карлик Фичко.– Чего она желала, так это вечной молодости.Ласло, слушавший, открыв рот и холодея от жутких подробностей, во все глаза смотрел на Корду, боясь пропустить хоть слово.– Рассказывали, еще в юности, избивая со скуки служанку, Эржбета так полоснула ее плетью, что брызнула кровь. Графиня отшатнулась, но кровь все же попала ей на руку. Пока служанки стерли капли, прошла минута, может, две. А потом графине показалось, что кожа на ее руке в этом месте стала гладкой, свежей, упругой. С тех пор, дескать, все и началось. Да только сказки все это. На самом деле у нее чуть ли не с рождения, а появилась она на свет в 1560 году от Рождества Христова, не все в порядке с головой было. Как и у брата ее двоюродного, Иштвана Батори.– Того самого? – А какого еще? Конечно, того самого, который сначала Трансильванией правил, а потом стал королем Польши, там его Стефаном Баторием называли. Его тоже с ранних лет головные боли донимали. А какое лучшее средство от мигрени? Распотрошенное, еще теплое тельце голубя, к затылку приложенное, и несколько капель его крови. Так что ко вкусу крови она с детства была привычная.Корда пыхнул трубкой, помолчал и продолжил: – У господ наших часто с головой нелады. Церковь не случайно браки между близкими родственниками не одобряет, а Батори век за веком друг с дружкой жили. Ну и дурнела кровь... Один дядька Эржбеты сатане поклонялся, другой черных магов привечал, родной брат пил без просыпу, а потом от срамной болезни помер. Любила его Эржбета беззаветно, как и тетку Карлу. Эта грымза падучей страдала, а от приступа до приступа развлекалась напропалую: жгла лица служанок утюгом, рубила пальцы, только любовниц из числа гувернанток щадила.– Любовниц? – переспросил Ласло, посчитав, что он ослышался.– Любовники тоже были. Тетка племянницу ко многим диким удовольствиям и приохотила. Как-то Эржбета, даром что писать-читать умела, тремя языками овладела, подпалила смеха ради служанке свечой волосы... Чуть смертью не закончилось. Прознали о том родители Эржбеты, пожурили дочку и подумали, что остудить ее пыл может только замужество. Начали искать жениха и нашли завидного – Ференца Надашди.– Черный Рыцарь Венгрии! – выдохнул Ласло.– Черный, потому что доспехи у него были черного цвета. Турки его как огня боялись. Обвенчался Ференц с Эржбетой, однако молодую жену это не утихомирило. Муж-то все в разъездах, то здесь война, то там османцы верх берут. Приедет на недельку в родовой замок, выполнит супружеский долг – и снова на войну. Двух дочерей и сына родила от него Эржбета, а все равно чудила... Людишек вокруг себя собрала подходящих. Нянька сына Гелена Йо; личная служанка Дорота Шентес по прозвищу Дорка и горничная Ката Бенечко; карлик Янош Ужвари, которого графиня звала Фичко; однако первой из первых среди челяди была колдунья Анна Дарвулия, любовница графини.– Что же супруг не вмешался? Негоже это, – заметил Ласло.– Он на мелочи внимания не обращал, а в 1604 году вообще умер.Тогда-то Дарвулия вовсю развернулась. Однажды, утешая госпожу, которая горевала из-за своей блекнущей красоты, она сказала, что нет лучше средства продлить молодость, чем девичья кровь, особенно если это кровь девственниц. Графиня тут же последовала совету ворожеи, одной из служанок вскрыли вены, кровь собрали в чашу, и Эржбета опустошила ее в несколько глотков. А там и до умываний дошло, до ванн. С тех пор девушек уже не убивали исключительно потехи и удовольствия ради, мучили – да, но жизнь свою они заканчивали всегда в «железной девственнице». Об этом потом на суде говорили.– Вы и там были, дядя Ежи? – А как же! В карауле стоял.Заседание суда по делу графини Батори началось 2 января 1611 года. Двадцати судьям предстояло выслушать семнадцать свидетелей. Первой была вызвана Гелена Йо, которая призналась в соучастии в пятидесяти шести убийствах.– Госпоже нравилось, когда ей прислуживают обнаженные девушки. Она их колола ножом, проливала на ноги горячие соусы. Если девушка вздрагивала, графиня выставляла ее на улицу.– Всего лишь? – с сомнением проговорил один из судей.– Летом их обмазывали медом и оставляли возле муравейника. А зимой поливали водой, пока они не покрывались льдом.Затем вызвали Кату Бенечко.– В чем были ваши обязанности? – Я встречала девушек, которых привозили в замки графини.Сначала находить их было легко. Крестьяне с радостью отдавали своих дочерей в услужение, надеясь, что у графини им будет хотя бы сытнее. Потом девушек стало не хватать, их завлекали обманом, иногда похищали. Иногда привозили издалека, даже из Вены.– Суду известно, что вы воспитывались в монастыре. Почему вы не воспротивились богопротивным деяниям вашей госпожи? – Я боялась.– Вы участвовали в истязаниях девушек? – Нет!!! Затем старший по караулу Ежи Корда сопроводил на свидетельское место Дороту Шентес по прозвищу Дорка.– Сколько убийств совершилось при вас? – Тридцать шесть. Но я всегда стояла в стороне.– Другие свидетели утверждают иное.– Они лгут! Допрос Дорки длился более часа, и в результате она была полностью уличена.Далее наступила очередь Фичко.– Янош Ужвари, вы пользовались особым доверием со стороны вашей госпожи. И это несмотря на то, что она собственноручно изуродовала вас. Ваш язык... Это ведь графиня Батори рассекла его, сделав похожим на язык змея, прислужника дьявола? – Она доверяла мне. Но не так, как Дарвулии или Эжси. Их она любила. Я же ее только смешил.– После смерти Анны Дарвулии графиня приблизила к себе новую любовницу, крестьянскую вдову Эжси Майорову. Расскажите о ней.– Грубая баба! – с искренней ненавистью произнес карлик. – При Дарвулии было лучше.– Чем лучше? – Веселее.– Так расскажите суду о забавах графини. Об иглах, например.– Госпожа втыкала их девушкам под ногти, спрашивая: «Неужели тебе больно, потасканная блудница? Так возьми и вытащи».– Правда ли, что графиня кусала своих служанок, а порой откусывала куски плоти? – Такое я видел лишь единожды.– Значит, при Эжси Майоровой прежней веселости не стало? – Эжси посоветовала госпоже не ограничиваться простолюдинками, потому что кровь девиц благородного происхождения наверняка лучше подходит для омолаживающих ванн, нежели кровь крестьянок. Может, и так, то мне неведомо, но графиня запрещала развлекаться с этими девушками, она только забирала их кровь. Стало скучно.– Что произошло зимой 1609 года? – Госпожа пригласила в Шетче двадцать пять дворянских дочерей для «курса светских манер», восемь из них оказались в подвале замка. Но их хватило ненадолго...Судья остановил карлика: – Хочу доложить собранию, что, оправдывая смерть девушек, Эржбета Батори написала их родителям, будто одна из приехавших сошла с ума и убила своих подружек, после чего покончила с собой. Несмотря на нелепость этого объяснения, графине поверили, поскольку никто не посмел бы усомниться в правдивости ее слов. Свидетель, теперь расскажите о том, что вы делали, когда девушек помещали в «железную девственницу».Ужвари сжался, став совсем крошечным: – Я запрыгивал на клетку и качался на ней.– Достаточно! В тот день суд не смог заслушать всех свидетелей. Следующее заседание назначили на 7 января. Судьям надо было перевести дух.Стражники препроводили свидетелей-подсудимых в казематы, оберегая от разъяренной толпы. Корда шел впереди с саблей в руке и думал, что если бы тут была «кровавая графиня», он бы не стал препятствовать людям в их желании растерзать извергов. Но представитель рода Батори не может быть приравнен к простым смертным! Его можно судить, но он имеет право не представать перед судом. Графиня оставалась в Шетче, там дожидаясь решения своей участи. 7 января 1611 года судьи заслушали показания 15 свидетелей, после чего настал черед дневника графини. Чтение выдержек из него, по мысли пфальцграфа Турцо, должно было заменить личные показания Эржбеты Батори.Специально отряженный писарь процитировал несколько мест из дневника, после чего сообщил: – По записям, на совести графини по меньшей мере 650 убийств.Через час был оглашен судейский вердикт.Гелена Йо, Дорота Шентес и Янош Ужвари приговаривались к сожжению как слуги дьявола. Ката Бенечко, доказательств участия которой в истязаниях найдено не было, приговаривалась к пожизненному заключению в монастырской тюрьме. Далее был оглашен приговор графине Эржбете Батори...Два дня спустя приговор этот был повторен пфальцграфом Турцо, когда он прибыл в замок Шетче. Правда, произнося его, правитель Восточной Венгрии отошел от юридических формулировок, разбавив их эмоциями, но от сути не отступил.– Эржбета, ты – чудовище. Ты недостойна дышать воздухом, каким дышат все люди, и видетьсвет Божий. Однако любая казнь – слишком легкое наказание для тебя, поэтому ты останешься жить, но исчезнешь из этого мира. Тьма навечно поглотит тебя, и тогда, возможно, ты раскаешься в том, что совершила. Владелица Шетче, ты будешь замурована в своем замке! Дивной красоты женщина молча выслушала приговор. Никто и никогда не дал бы ей пятидесяти лет! Затем красавица с сердцем зверя подняла руку и взмахнула ею: – Приступайте! Мне не о чем жалеть и не в чем раскаиваться.Ее отвели в башню. В одной из ее комнат каменщики уже заложили окна, оставив крохотное отверстие для воздуха. В полу была сделана дыра для испражнений, а в двери прорублено отверстие, в которую тюремщики будут передавать кружку с водой и миску похлебки.Графиню завели в комнату, и дверь за ней закрылась. Навсегда.Во дворе замка Ежи Корда подошел к пфальцграфу Турцо и испросил дозволения остаться здесь в числе стражников, охраняющих Волчицу. Граф удивился, но возражать не стал - позволил.Ласло осмотрел три других эшафота. Порядочек: хоть сейчас укладывай и руби в свое удовольствие.Корда, казалось, не обращал на юного стражника внимания. После рассказа о преступлениях графини он помрачнел и замкнулся.– Теперь в башню пойдем.– Кормить? А что, дядя Ежи, с тех пор графиню никто так и не видел? – А как? Там темно, как в могиле. Только руки... Когда кружку и миску принимает. Когти у нее страшные отрасли, в кольца завиваются.Стражники взяли на кухне замка кружку и миску с похлебкой и стали подниматься по винтовой лестнице, ведущей к вершине башни. В груди Корды хрипело и булькало.– Три года назад одним махом взлетал, – просипел он, остановившись. – А сейчас... Может, чахотка...– Он сплюнул на ступеньку. Сгусток был красным от крови.– Может, я один? – предложил Ласло. – Дело нехитрое.– Нет, – покачал головой старый вояка. – Я должен! Они продолжили подъем и вскоре были у двери с прикрытым железной пластиной окошком. Корда потянул пластину на себя и хотел постучать кружкой по краю проема, но тут рука его застыла. С внутренней стороны отверстия виднелись впившиеся в дерево пальцы с обломанными ногтями, только на мизинце ноготь завивался спиралью.Корда коснулся руки Волчицы, она была холодной. Стражник сорвал с пояса связку ключей, отомкнул замок и потянул дверь. Она подалась с трудом не только потому, что ее заклинило от времени, но и из-за повисшей на ней графини.Наконец дверь распахнулась, рука узницы разжалась, и мертвая графиня упала к ногам стражников.Это была старуха с седыми патлами, в лохмотьях, измазанная нечистотами. Они с минуту смотрели на то, что осталось от красавицы Эржбеты Батори. Потом Корда спросил: – Какой сегодня день? – 21 августа 1614 года, – еле слышно проговорил Ласло.– Это самый счастливый день в моей жизни, – сказал Корда. – Нет, второй счастливый день. Первый – это когда у меня родилась дочка.Ежи Корда закрыл глаза и увидел перед собой лицо дочери. Такое родное, милое, прекрасное. И нитки, стянувшие губы, его совсем не портили.