В моем страхе есть надежда

[i]С начала Московского кинофестиваля постоянно подогревался интерес к новой картине Кшиштофа Занусси «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем» — при том, что фильма практически никто не видел.Газетчик должен уметь заглянуть в будущее: победители были еще не известны, и перед торжественной церемонией закрытия я, что называется, «на личных связях» пробилась на рандеву к мэтру. Через несколько часов Занусси стал обладателем Гран-при фестиваля.[/i]— Я принял это решение только в самый последний момент. Во-первых, я столько раз был гостем фестиваля, и только однажды мой фильм был в конкурсе. Во-вторых, я подумал, что моя новая картина здесь будет принята лучше, чем на других, западных фестивалях. В Европе в последние годы балом правят коммерция, банальность и распад. В России же экзистенциальные опыты, точнее, наука выживать, более болезненны и глубоки...— Не так давно мне исполнилось 60 лет. И в этом фильме я дал себе волю задуматься о том, к чему эта жизнь меня ведет и что со мной происходит. Это серьезная религиозная картина.— Я помню годы, когда кино, так же как литература и театр, стремилось рассказывать о самых трудных и серьезных вещах. Например, Тарковский мог передать на экране те мысли, которые мы черпали из произведений великих классиков. В кино мы тоже можем это сделать, но в последнее время не хотим. А я попробовал. Насколько вам это будет близко — посмотрим.— Я это название прочитал на стене в Варшаве. Безалаберные балбесы, рисующие на заборах, иногда подбрасывают неплохие мысли. И оно полностью отражает то, что происходит в картине.— Или совсем зрелого. Когда я прочитал это на стене — задумался: на первый взгляд, конечно, смешно, а на самом деле — абсолютно не до смеха.Этот фильм — последняя возможность сказать, что жизнь переносится половым путем, ведь развивается клонирование. Ха-ха! Уже пасутся клонированные овечки. Скоро людей будут выращивать в пробирках, и это название явно устареет...[b]— Американский режиссер Дэвид Линч признается, что снимает фильмы о том, что его пугает. Что явилось импульсом для вашей картины, что вас «испугало»? [/b]— Я боюсь смерти, как большинство нормальных людей, и я не ухожу от этой темы и не отказываюсь об этом думать. Я чувствую себя довольно молодым человеком. Еще жива моя мама, которой 94 года, мы вместе ездим за границу. Ей еще хочется смотреть мир. Старость — это не так страшно, но смерть все-таки приходит. А в нашей сегодняшней материалистической культуре мысль о смерти просто недопустима. Люди не думают, не говорят, не приближаются к ней или пробуют подойти к этой теме как герои сериалов: как будто смерть не реальна. Это ложь! Для всех она готовит свой трагический сценарий.— Мой друг, с которым я работаю более тридцати лет, он считается моим актером.Збиг Запасевич для польских зрителей — как Олег Табаков для России. Это один из самых великих в своем поколении актеров.— В основном мы снимали в Варшаве, там даже поставили средневековую французскую деревню. Есть сцены, которые мы снимали в Париже. Но такую возможность было тяжело получить с нашей сметой. Пришлось пойти на коммерческую хитрость: я работал над двумя картинами, совершенно разными, параллельно. Были случаи, когда мы полдня снимали одну, а полдня — другую. Что поделаешь: если мы хотим сделать серьезное кино, надо его делать дешево.— С ними связана забавная история на съемочной площадке. Героиню фильма играет выпускница киношколы. После того, как мы ее утвердили на роль, она призналась, что ее отец — премьер-министр Польши... Мы снимали эпизод, в котором она встречается с молодым героем. Их встреча должна была обязательно произойти у Лувра. Но администрация музея запросила за съемки нереальную сумму — 7 тысяч долларов. И мы решили рискнуть, немного похулиганить. Взяли в аренду французскую машину и подъехали к Лувру. Охране сказали, что наша машина заглохла, и попросили у них помощи. И пока они суетились около машины, мы, за пять минут, успели снять героев около Лувра. Я, конечно, очень боялся за последствия, так как штраф — это полбеды, но дочь премьера в «контрабандных» съемках — грандиозный скандал в прессе.— Самым трогательным был момент, когда мы снимали кабана. Он должен появиться в кадре на пять секунд и испугать лошадь. После трех дублей эта дикая свинья от нас удрала… Без намордника. И я удивился, что его хозяева, сохраняя абсолютное спокойствие, заявили нам: «Ничего страшного, сейчас он взвинчен и расстроен, проспится — вернется». И действительно, через два часа он вернулся милым и послушным.— Нам удалось наладить контакт с публикой. Конечно, очень мешают американские прокатчики и владельцы кинотеатров, которые препятствуют прокату польского кино дома. Но на польские фильмы у нас аншлаги. А это значит, что теперь мы хотим видеть своих актеров на экране, слышать польскую речь. В людях проснулось желание найти связь с прошлым.— Мне это, конечно, льстит. Я учил русский только в школе… Я часто приезжаю в Россию, но еще чаще ко мне приезжают студенты из России, которые живут у меня дома. Мои домашние уже привыкли, что за столом у нас сидят все время разные люди. Я приглашаю всех, интересующихся кино, — места на всех хватит, дом большой.— Я тоже когда-то занимался автостопом. И как еще я могу отблагодарить человечество? К сожалению, я пожилой человек. Когда заглядываю в паспорт — об этом вспоминаю. Сначала был физиком, потом учился на факультете философии в Краковском университете. В 60-е годы я изучал нормальную философию, которая никакого отношения к марксизму и ленинизму не имела. После этого я работал много лет в кино и театре, делал оперы (в основном за границей). И сейчас часто ставлю спектакли в театре и преподаю в разных театральных училищах. У меня свой университет в Польше. Много езжу по миру, активно участвую в интеллектуальной и дипломатической жизни страны.Мы с женой и друзьями открыли частную общеобразовательную школу для детей в Варшаве. Теперь смеемся: может быть, мои работы в кино будут забыты, но школа останется...»