«Повисла тишина, и сиденья хлопали, будто частые выстрелы»

Огромные римские цифры «ХХ», на которых красуются цитаты из выступления Никиты Сергеевича, словно делят всю представленную экспозицию пополам. До – рутинная бюрократия по подготовке съезда: сверки списков делегатов, утверждение регламента, подарки гостям – зарубежным коммунистам. После – недоуменные письма Хрущеву от лидера итальянской компартии Пальмиро Тольятти: мол, посоветуйте, как нам быть, рядовые коммунисты у нас дезориентированы и теряют веру в советскую справедливость. До – скрупулезная «подбивка» ежедневного меню делегатов: обед на 40 рублей (выдавался по талонам Управделами ЦК), завтрак и ужин по 30 рублей (имеются в виду, естественно, деньги до деноминационной реформы 1961 года). После – записка, направленная в Президиум съезда по горячим следам потрясенным «членом КПСС Сазоновым» (так подписался автор послания): «Тов. Хрущев. После вашава сообщения. Достоен ли т. Сталин лежать месте с Лениным». До – привычная по предшествовавшим десятилетиям идеологическая риторика, в которой Сталин – великий продолжатель Маркса, Энгельса и Ленина. После – моментально вспыхнувшие волнения в Грузии, которые – неслыханное дело! – пришлось усмирять при помощи военных.На открытии выставки пожилой человек в дорогом темном костюме с красивой тростью медленно осматривал экспозицию в сопровождении руководства Росархива. О личности важного посетителя пришлось справляться у знающих людей.Оказалось, что это не только живой делегат того самого съезда, но и бывший премьер-министр РФСФР и член Политбюро ЦК КПСС Михаил Соломенцев. Девяностодвухлетний ветеран согласился поделиться с «Вечеркой» своими воспоминаниями о том времени.– Я избирался тогда в Челябинской парторганизации. Съезд это был для меня первый, поэтому по пути в Москву я, конечно, волновался. Но о «сюрпризе» Хрущева, конечно, не догадывался. Никита Сергеевич сначала, как и полагается, выступил с Отчетным докладом.Делегаты восприняли его хорошо, началось обсуждение. Настроение у всех было рабочее, показатели развития страны получались неплохими, и мы сосредоточились на задачах, озвученных с трибуны высшим партийным руководством. Помню, делегаты уже паковали чемоданы, когда пришла неожиданная весть: завтра состоится закрытое заседание съезда.– Все были шокированы. Никита Сергеевич выступал очень долго (около шести часов), говорил, как всегда, импульсивно, часто отходил от текста. В середине заседания был объявлен перерыв. На предыдущих заседаниях делегаты, вставая, сразу обменивались репликами, и в зале Большого Кремлевского дворца возникал разноголосый гул. А тут повисла тягостная тишина, и только сиденья хлопали, будто частые выстрелы. Мы думали, что после речи Хрущева будет обсуждение, но больше слова никому не дали. В голове неотвязно крутились вопросы: «Как же так? Почему все это до нас не доходило? Да и было ли вообще все то, о чем мы только что услышали?» С тем и разъехались.– Вдогонку пришла директива: делегатам завершившегося съезда проинформировать партийные организации о преодолении культа личности. Мне пришлось выступить на нескольких таких собраниях, и было это, скажу прямо, нелегко, тем более что текст хрущевского выступления на руки нам не выдали. Спасло то, что в Кремле по студенческой привычке я конспектировал речь Первого секретаря. На партактивах меня забрасывали вопросами один другого хлеще. Почему Хрущев критикует Сталина теперь, а не раньше, когда они вместе руководили партией? Почему Хрущев, если он не был согласен со Сталиным, не покинул ЦК? И куда, наконец, смотрела партия, когда Сталин творил все эти безобразия? Приходилось как-то выкручиваться…– В таком виде – нет. Культ личности надо было обсудить в спокойном рабочем порядке, без налета сенсационности. Хрущев же решил повесить всех собак на Сталина. Можно подумать, репрессиями занимался один Сталин! Окончательно в том, чем стал для Советского Союза ХХ съезд КПСС, возможно, разберутся наши потомки. Пока же историки склоняются к следующему: 1956-й год серьезно расколол партию, страну и общество, и последствия того раскола скоро аукнулись кровью в Венгрии и Чехословакии, позднее бумерангом ударили по нам брежневским застоем, а потом силами «шестидесятников» отчасти спровоцировали горбачевскую перестройку.– В последнее десятилетие мы регулярно опрашиваем свидетелей событий марта 1956 года, – рассказал «Вечерке» . – Около 39 процентов из полутора тысяч респондентов и сейчас говорят, что не поверили Хрущеву и не одобрили его доклад о культе личности. Подавляющее большинство из них затем с энтузиазмом восприняло отстранение Никиты Сергеевича от власти: мол, кукуруза к тому времени всех достала. Примерно такой же массив – 33 процента – сразу поверили Хрущеву. Они до сих пор благодарны этому человеку за его мужество – несмотря, как подчеркивают, и на кукурузу, и на «разборки» с интеллигенцией…В версии устроителей выставки «Преодоление» последняя страничка в истории ХХ съезда партии оказалась перевернута через три с лишним месяца после взрывного доклада Хрущева – 19 июня 1956 года.Именно в этот день Секретариат ЦК принял постановление об издании Стенографического отчета съезда и о включении в него принятой задним числом официальной резолюции по докладу «О культе личности и его последствиях». По иронии судьбы, подписал этот скромный документ ничем тогда не выделявшийся секретарь ЦК Леонид Брежнев.