Стервы доводят нас до безумия

[b]А. Стриндберг. «Отец».Реж. А. Григорян.Театр Олега Табакова [/b]Театр Табакова снова напомнил, что мужская его часть богата не только великолепной троицей Машков—Миронов—Безруков. И вслед за «Идиотом», поставленным на Виталия Егорова, в «Отце» сделали ставку на Андрея Смолякова — одного из самых глубоких актеров труппы (по крайней мере, он способен «вытягивать» даже такие средненькие спектакли, как «Чемпионы»). Назвать его «старейшим» язык не поворачивается, но тем не менее в «Табакерке» он еще с тех времен, когда она была студией в подвале, а не солидным театром.«Отец» сыгран на качелях (художник ). Качели в саду — одна из примет семейной идиллии — к концу спектакля превращаются чуть ли не в символ расшатавшегося бытия: они и прибить могут, и скинуть на повороте. В этой семейной трагедии сумрачный и опасный Август Стриндберг показывает, как просто расшатывается хрупкое и уязвимое человеческое сознание; как легко и уверенно химеры безумия, зародившиеся от самого нелепого предположения, заставляют разлагаться самый светлый разум. И с какой наркотической охотой сам разум готов отдаваться этим химерам.Солдат () начинает мучить эта старая, как мир, история — свидетельство того, что в жизни почти нельзя восстановить подлинность (французский писатель Андрэ Жид написал целый роман о подлинности — «Фальшивомонетчики»). У ротмистра тоже растет дочь, ставшая ареной борьбы между отцом и матерью за власть в доме. Желая сохранить власть над дочерью, а дочь при себе, и блестяще чувствуя, где находится слабое место мужа, жена дьявольски сыграла на этой струне и довела его до безумия.Женоненавистник Стриндберг боялся как раз того, что так мастерски умеет сыграть Евгения Симонова, — стервозной напористости женщин, их «сокрушительных побед» при почти ангельской чистоте облика. Разум начинает мутиться именно от этой несовместимой двойственности, остальное — дело техники.Андрей Смоляков играет процесс помешательства так, что до последнего момента не веришь в победу его безумия. Веришь, наоборот, что как раз он-то сумеет справиться — слишком силен его интеллект, слишком нелепы его сомнения. Но в том-то и дело, что в тайниках сознания глупее всего искать логику. Андрей Смоляков играет сопротивление безумию, которое он все-таки успевает фиксировать, — играет ясно, сдержанно, почти глухо. Очень по-мужски. Слезы и конвульсии остаются в этой труппе прерогативой Сергея Безрукова.Но главное для меня потрясение в «Отце» — в роли Кормилицы — чистый импульс доброты, которая не ищет выгоды и не знает логики. По злой иронии судьбы именно ей суждено стать последним разочарованием Ротмистра, которого она вскормила и воспитала. «Не надо, я сама, он ему больно сделает», — говорит Кормилица, отбирая смирительную рубашку, чтобы надеть ее на своего стареющего «мальчика», заговаривая его больной рассудок, уговаривая его «переодеться», оплакивая его и зная, что совершает «во благо» главное предательство своей жизни, которое никогда себе не простит. Эта сцена и ком в горле у сидящих в зале дорогого стоят.В общем, снова мы об актерах да об актерах. В этом театре по-другому не получается, за редким исключением. Режиссура приглашенного из Вены грамотна и ненавязчива, но если говорить о каком-то особом режиссерском мире, языке и концепции, то здесь это не по адресу.