Не слишком таинственный остров

Образ острова в нынешней литературе, да и в кино, и в изобразительном искусстве, и в театре – один из самых важных и часто повторяющихся. Для эмигранта Уэльбека, покинувшего родную Францию и скрывшегося в Ирландии, добровольного Робинзона Крузо, остров – что в жизни, что на бумаге, – единственная возможность спрятаться от людей. Homo, которому Уэльбек полностью отказывает в определении «sapiens», обречен на жалкое прозябание в ближайшем будущем и полное вымирание в дальнейшем, и потому писатель решил загодя готовить себя к полному одиночеству. «Не в силах выносить царящего разврата, от общества людей уйду – и без возврата», – мог бы повторить Уэльбек за мольеровским героем, мизантропом Альцестом. Против разврата телесного, впрочем, писатель ничего не имеет. Его мишень – разврат и леность духа, не замечающего надвигающейся катастрофы.Остров в четвертом романе Уэльбека – не Ирландия, а Ланцароте, о марсианских пейзажах которого он уже писал в одноименной повести. Впрочем, «Возможность острова» – если и не компиляция или дайджест, то уж точно мини-энциклопедия всех открытий, сделанных писателем ранее. Тут есть и едкая сатира на «общество супермаркета», и авторефлексия профессионала (с плохо скрываемой гадливостью Уэльбек описывает будни своего альтер-эго, модного юмориста Даниеля), и душераздирающая история любви: герой бросает единственного товарища, по совместительству жену, и бросается с головой в роман с юной и безразличной к его творческим страданиям особой. Как поведала в интервью французскому Elle бывшая супруга Уэльбека, практически каждое слово в этом сюжете – чистая правда.Несмотря на то, что будущее видится Уэльбеку в исключительно мрачных тонах, он не перестает искать путей спасения – с настойчивостью, позволяющей заподозрить под личиной человеконенавистника тщательно законспирированного гуманиста. «Возможность острова» – исследование феномена сектантства. В отличие от «исламской проблемы», поднятой писателем в «Платформе», здесь ситуация описана изнутри. Вполне вероятно, что неверующий Уэльбек – член показанной в романе секты, обещающей вечную жизнь и обеспечивающей оную: отменив(уже во второй раз, вслед за «Элементарными частицами») секс как форму человеческой коммуникации, Уэльбек открывает секрет клонирования человека, «модифицированного и улучшенного». Плата за бессмертие – одиночество, проблема неразрешимая: теперь даже и умереть не получается.Уэльбековским эскападам публика удивляться перестала, а он, похоже, только того и ждал. Он все-таки писатель от Бога (в которого не верит), и, как ни странно это обнаруживать, эпатаж ему чужд. Он мыслитель и лирик, наконец нашедший свой таинственный остров и избавившийся от оценивающего взгляда родного социума. «Возможность острова» – не только самый цельный роман писателя, прочитав который можно узнать о вселенной Уэльбека все самое важное, но и самый свободный, самый ненатужный, самый, быть может, честный.Мизантроп – чисто французский комический тип – в России, при помощи Грибоедова, был признан романтически-трагическим. Возможно, потому в горьких максимах Уэльбека нам слышится знакомое «Карету мне, карету».И Владимир Сорокин (другой гуманист под маской изувера) в недавнем романе «23 000» изложил практически те же мысли, что и Уэльбек. При желании в «Возможности острова» можно вычитать и параллели с поздними Стругацкими. В общем, не случайно махнувший рукой на французское гражданство Уэльбек так любим у нас.А ведь он, как любой подлинный мизантроп, сколь ненавидит человечество, столь тоскует по единению с ним и хочет, чтобы за презрение ему платили любовью. Что и происходит. Так и живет Мишель Уэльбек на своем острове – необитаемом, но оснащенном Интернетом, спутниковой связью, кабельным телевидением и прочими достижениями постылой цивилизации.