«Я старался увидеть в жестокости нежность и красоту»
– Впервые.– Самое удивительное, нет! Проще простого. Все получалось само собой. Меня вел инстинкт, и логика помогла.?– Да нет. Три недели.– Выходит, что так. Когда я пишу песню, мне необходимо сначала родить по-настоящему могучую идею, а затем выразить ее в каких-нибудь трех строчках. Песни писать трудно: столько ограничений, столько запретов… Правда, по преимуществу речь идет о добровольном самоограничении. Это мне и нравится в поэзии: ограничения. Но иногда полезно сделать что-то совсем иное, чтобы почувствовать разницу. Работа над сценарием дала мне свободу, какую я не испытывал уже много лет. В последний раз я чувствовал нечто подобное, когда писал роман несколько лет назад.– Отличие – элементарное: на сценарий я потратил три недели, а на книгу – три года. Есть и другие отличия. Книга требует сложной работы, а когда я пишу сценарий, я как бы не вполне пишу: ведь мне нужно придумать лишь диалоги, больше ничего. А с диалогами у меня проблем никогда не было. Что до остального… Вот индеец спускается с холма, так я и пишу, долго не думая: «С холма спускается индеец». Плюс к тому мне помогал жанр: мы же знаем, какими бывают герои вестернов. Так что сценарий писался как бы сам собой.– Может, получилась у меня своеобразная кинобаллада. Но я, вообще-то, по просьбе моего друга, режиссера Джонни Хиллкота, честно пытался создать австралийский вестерн. А заодно отдать дань тому периоду в истории Австралии – середине XIX века, – о котором мы сегодня так мало знаем. Времена были трудные, вот и кино получилось довольно-таки жестоким и бескомпромиссным. Однако я изо всех сил старался увидеть в этой жестокости нежность и красоту.– Я бы не сказал. Хотя, написав каждые следующие десять страниц, я тут же отправлял их Джонни по электронной почте. Отдавал дружеский долг. Общий абрис фильма мы обсуждали вместе и вместе решали, куда вырулит к финалу история. Мне вместе с Джонни очень нравится работать. Такого взаимного уважения, как во время совместной работы над фильмом, я не чувствовал никогда в жизни.– Нет, зачем мешать профессионалам? Правда, на репетиции я заходил. Знаете, у актеров были ко мне вопросы как к автору сценария. Очень смешные вопросы. Особенно любопытствовал исполнитель главной роли Гай Пирс: «Почему я должен садиться на лошадь с левой, а не с правой стороны? Ты уверен?» Я ответил: «Иди к черту, мне-то откуда знать?» Другие мучили меня куда меньше. Например, выдающийся актер Джон Херт вовсе не репетирует. Никогда. Поэтому и вопросов у него не было.– Мы с самого начала решили, что главный герой истории – разбойник по имени Чарли, и что его роль мы поручим Гаю Пирсу. Остальное решалось без моего участия. Правда, хотя я и придумал этого персонажа, похвастаться этим не могу – он слишком неразговорчив. Бродит себе под дождем и помалкивает. Так что Чарли – больше заслуга Гая, чем моя.– Так было записано в контракте! Это достаточно важно?– Я бы смирился с этим, но предпочел написать музыку сам. Так и сказал продюсерам: «Музыка – на мне, так что отстаньте». Кто тут художник звука, в конце концов?– О да! О словах-то не надо заботиться. Напишу мелодию, а скрипачи наиграют. Лучше и быть не может. Я так прямо в сценарии и писал: «Скрипки играют лирическую мелодию». Но многое потом изменил. Во всяком случае, все здесь – моя собственная, оригинальная музыка, навеянная атмосферой австралийских прерий. Все написал я сам. Кроме народной песни, которая слышна на начальных титрах.– Да, это австралийские инструменты, аналогичные инструментам XIX века: скрипка, флейта… электрическая бас-гитара. (.) Мы, честно говоря, не пренебрегали и современными инструментами. Например, тот гул, который постоянно слышится как фон, не пение сверчков. Это драм-машина.– Когда-то я играл в кино. Со все меньшим успехом от фильма к фильму. Похоже, сейчас не лучший период в моей жизни для испытания моих актерских способностей. (.)– Вообще-то я уже написал один. Писать сценарии полезно – у тебя сразу появляется много пристрастных читателей: продюсеры, режиссер… Все они требуют что-то переписывать, переделывать. Таким образом я учусь прислушиваться к чужому мнению. Полезное умение.Мой новый сценарий – английская комедия на сексуальную тему. Действие разворачивается на морском берегу. Душераздирающая, слезовыжимательная история. Могу сказать, что романов больше мне писать не хочется, а сценарии – почему бы нет? С другой стороны, музыка мне все же интереснее. Особенно песни.– Знаете ли, когда я пишу песню, я иногда понятия не имею, какой она выйдет: веселой, грустной, депрессивной, хулиганской. Так и не узнаю, пока группа не разложит ее на партии и не исполнит. И вот этот момент – перед тем как я заново встречусь с написанной мной песней – он, не скрою, меня всегда страшит.– (.) Они считают меня англичанином? Да как они посмели! Поубиваю тех, кто сомневается в моем австралийском происхождении. Откровенно говоря, на мой вкус, музыка The Bad Seeds – очень австралийская. Хотя американские музыканты немало на нас повлияли. Что-то в нас такое фундаментально австралийское… интересно, что именно? Не возьмусь сформулировать.Наша, австралийская, самобытность – в том, что у нас, в отличие от англичан, нет хорошей рок-музыки. Правда, надо признать, что и у французов ее нет. Зато австралийцы умеют играть рок-н-ролл и любят громкую музыку. Спросите ребят из AC/DC.– (.) Нет, впервые слышу. Я бы предпочел об этом знать. А хороший фильм?.– Да? Ну ладно, бог с ним. Вообще-то у меня есть только один любимый русский фильм. Он повлиял на меня, в том числе как на сценариста.– «Иди и смотри» Элема Климова.