«Мы с Тамарой Федоровной...»
А через два года после его смерти, когда прошла первая боль утраты, замечательные люди, многолетние работники Киностудии им. Горького, два Марка – Волоцкий и Айзенберг – предложили «Мелодии» выпустить пластинку воспоминаний о Шукшине. В течение нескольких недель мы обсуждали все кандидатуры и детали – дело в том, что слишком много писателей, режиссеров и актеров имели право рассказать о Василии Макаровиче, но даже альбом из двух пластинок-гигант не может вместить всего, что хотелось бы. Наконец наступили дни записи.Пашка Колокольников – обаятельный, жизнерадостный, смешливый, доброжелательный герой фильма Шукшина «Живет такой парень». Его играл Леонид Куравлев, который после этой роли проснулся знаменитым. Белла Ахмадулина, сыгравшая молодую журналистку из Москвы, которая берет интервью у Пашки... И вот они, маститые и знаменитые, через много лет после съемок фильма встретились у нас на записи… И Ахмадулина, и Куравлев, и Евтушенко, и другие наши гости говорили о Шукшине не просто взволнованно (о нем спокойно говорить невозможно). Каждый вспоминал то сокровенное, неповторимое, что связывало его с Василием Макаровичем.А на третью смену записи к нам в Малую студию пришел Сергей Аполлинариевич Герасимов. Невозможно передать ту ауру, тот накал, который возникает, когда в одном месте собирается такое количество талантливых и знаменитых людей. Когда же появился Сергей Аполлинариевич, воздух как бы разрядился. Этот человек, обремененный таким количеством званий и должностей, что хватило бы на десятерых, не согнулся под тяжестью государственных наград. Стройный и легкий в движении, несмотря на возраст, он был удивительно прост в общении, остроумен и разговорчив. Для меня он был легендой – ведь он снял, по-моему, один из лучших фильмов всех времен и народов – «Тихий Дон». Мне всегда это казалось загадкой – как можно было так точно передать на экране то, что возникало перед нашим внутренним взором, когда мы читали эту гениальную книгу. Суровая правда гражданской войны, полная чудовищной жестокости, смертельной вражды, сломанных судеб, непоправимых ошибок, невозвратимых потерь, возникла на экране. Невозможно забыть глаза Петра Глебова – Григория Мелехова, невозможно не восхищаться Аксиньей – Элиной Быстрицкой, невозможно не удивляться подлинности казачьего мира, созданного на экране.Будучи художественным руководителем Киностудии им. Горького, Герасимов много общался с Шукшиным, возможно, он, как немногие, видел ту одержимость, тот внутренний огонь, который пожирал этого художника, не давал ему расслабиться ни на минуту, торопил, торопил, торопил его...Для каждого из нас Василий Шукшин был не чужим человеком, и, несмотря на то что было довольно много смешных эпизодов, о которых рассказывали его друзья, общее настроение было тяжелым. И всех удивило, что такой занятой человек, как Герасимов, не спешил уходить после записи. Очевидно, решив разрядить обстановку, он начал рассказывать о своих первых шагах в кино, о ФЭКСе – Фабрике эксцентрического актера, где он кувыркался с двумя десятками молодых людей под руководством Леонида Трауберга, которому только что исполнился двадцать один год, и Григория Козинцева, которому уже стукнуло восемнадцать. Несмотря на молодость, авторитет этих руководителей был абсолютен. Уже при первой встрече Козинцев сообщил Герасимову, что ФЭКС собирается ставить «Гамлета» и что он подходит для главной роли.ФЭКС решительно отрицала и всячески уничтожала все ранее существовавшие формы театрального искусства, ее девизом были слова Марка Твена «Лучше быть молодым щенком, чем старой райской птицей». «Гамлет» должен был явиться решительным ответом ФЭКС на академические постановки шекспировских трагедий. Программную брошюру под названием «АБ! Парад эксцентрика!» составили Леонид Трауберг, Григорий Козинцев, Сергей Юткевич и Георгий Крыжицкий – будущий цвет нашего киноискусства. Очень смешно, эксцентрически и в лицах Сергей Аполлинариевич показывал то одного персонажа из ФЭКСа, то другого – смех скрывает душевное волнение, тоску, а иногда и горе.После этой записи я еще несколько раз встречалась с Сергеем Аполлинариевичем по поводу его авторской пластинки. Дело в том, что Герасимов много лет дружил с Александром Фадеевым и Михаилом Шолоховым, а за каждымиз этих писателей скрывалась какая-то тайна... И мне было чрезвычайно интересно слушать рассказы Герасимова об этих незаурядных и очень разных людях.Недалеко от фирмы «Мелодия» располагалось Госкино СССР, куда Герасимов часто приезжал по долгу службы. Именно там он назначал мне встречи; и после окончания коллегии минут 30–40 посвящал этим рассказам. За чашечкой крепкого кофе он вспоминал свою молодость… Александр Фадеев был очень красивым человеком. Высокий лоб, умные глаза, белоснежная седина при молодом лице делали его внешность неотразимой. Они познакомились в 1927-м и дружили до самой смерти Фадеева. Фадеев всегда привлекал людей и везде сразу же становился центром компании.Герасимов всегда видел в нем учителя, который открывал для него новые стороны жизни. Вообще Фадеев чувствовал себя полновластным хозяином жизни, и это привлекало в нем всех, кто с ним общался. Он умел многое объяснить и в истории, и в литературе, и в экономике, и в политике... «Не знаю, – говорил мне Герасимов, – было ли ему самому все так ясно, но говорил он чрезвычайно убедительно…» С горечью Герасимов рассказывал, что его фильм «Молодая гвардия» по роману Фадеева послужил причиной больших переживаний для писателя.Именно после фильма на роман обрушился шквал критики. Писательская организация созвала экстренный секретариат, перед которым, как мальчик, стоял глава этой организации и оправдывался: «По-видимому, я увлекся молодостью и потерял чувство пропорции. И получилось объективно так, что чисто лирическое начало романа заслонило все остальное... Из поля моего зрения ушли факты всенародной борьбы с немецким фашизмом, и вся книга получилась вследствие этого неточной, а проще сказать – неверной. Мне надо работать над книгой еще и еще, и я, конечно, сделаю это…» Бред какой-то! Но этот бред был основной чертой жизни в те годы. Это было не единственное унижение, которому подвергался глава писательской организации СССР. И поэтому на мой главный вопрос – о самоубийстве Фадеева Герасимов четкого и точного ответа дать не мог. В любом случае он считал Фадеева мужественным и сильным человеком, которого безмерно любил.На мой главный вопрос о Шолохове – действительно ли он автор «Тихого Дона» и может ли молодой человек двадцати двух лет (а именно в этом возрасте Шолохов написал роман) так хорошо знать жизнь с ее войной и миром и психологию различных людей – Сергей Аполлинариевич даже не стал отвечать. Он так цветисто описывал мне Вешенскую, ее обитателей, хозяина этой станицы, его реакцию на фильм, что не было никакой возможности прервать повествование и посеять какие-либо сомнения.Несмотря на то что он так и не дал мне ответов на некоторые вопросы, Сергей Аполлинариевич был чрезвычайно мне интересен. Как энциклопедия: откроешь на каком-то нужном слове, а потом читаешь и читаешь, и невозможно оторваться. Так, говоря о Шукшине, который играл в его фильме «У озера», он плавно переходил к рассказам самого Василия Макаровича, потом показывал, как эти рассказы автор переносил на экран, потом переходил к литературе, причем очень подробно – например, к эволюции Блока и Пастернака: «Так, дыша литературой, кинематограф завоевал свой поэтический язык... Каждый ощущает и отражает мир в меру отпущенной ему души. Душа истинного поэта необъятна. Такую душу и грубый газетный лист заставит сопереживать до слез. А в маленькую душонку ничего не влезает... Поэзия и проза есть продукт художественного постижения мира. И художественное начало вне духа человеческого, вне развитого социального сознания не существует. Искусство рождается мерой сочувствия и мерой гнева, глубиной постижения, где разум и красота – всегда цель, а глупость и подлость – враг номер один, и воевать с ним должен каждый художник…»О своих фильмах Герасимов почти никогда не говорил, несколько раз вспоминал только первую картину «Учитель», которая очень много для него значила, возможно, потому что связана с его деревенским детством, с тем чистым, цельным и добрым восприятием мира, которое навсегда остается в человеке. Чаще говорил о своей мастерской, всегда начиная:– Мы с Тамарой Федоровной...Кстати, с Тамарой Федоровной Макаровой я тоже познакомилась в Госкино, но случайно и уже после смерти Сергея Аполлинариевича. Она была печальна и все еще красива. Когда меня ей представили, она сказала: «Да, конечно, он мне именно так Вас и описывал…» В это время Тамара Федоровна вела заинтересованный разговор с нашими общими знакомыми. Мне было неловко прерывать ее, но я спешила на работу и, извинившись, встала. Тамара Федоровна оторвалась от своих собеседников и, мягко улыбнувшись, сказала: «Вы мне тоже понравились…»Рассказывать о Сергее Герасимове можно бесконечно. Но я даже не рассказываю о нем, а просто передаю то, что услышала от него. А рассказчик он был неутомимый и обворожительный, и я понимаю, почему его так любили ученики, в ту пору сами уже маститые и знаменитые – Сергей Бондарчук, Лев Кулиджанов, Нонна Мордюкова, Инна Макарова, Тамара Лиознова, Николай Рыбников… На протяжении двух лет мы встречались четыре раза – три раза в Госкино и один раз во ВГИКе. Все это было вроде как подготовка к пластинке, как говорил Герасимов. На самом деле никакой подготовки и не могло быть – говорил он как по писаному. Просто Сергей Аполлинариевич никак не мог выбрать время для записи – огромная общественная работа, множество зарубежных поездок, мастерская, которой он отдавал львиную долю своего времени… В это время он уже думал о главном для себя в то время фильме – «Лев Толстой».То, что Герасимов не нашел времени для записи собственной пластинки, но пришел на запись альбома, посвященного В. М. Шукшину, дорогого стоит. Когда я расстраивалась, что никак не могу уговорить его на запись, он, улыбаясь, утешал меня: «Женечка, какие наши годы! Мы с Вами еще столько всего запишем, никаких пластинок не хватит. Вы только не забудьте меня пригласить, молодость ведь забывчива...»